Нет

Хезер Дюк катается в пустом лифте туда-сюда. На 20 этаж. На 4. На 5. На 18. На 1. Куда угодно, только не на злосчастный 7. Поручень, в который вцепилась её горящая рука, уже потеплел, и она немного отодвигает руку к его холодной, почти ледяной части. Хезер прикусывает губу, понимает, что причиняет себе вред, и по привычке даёт себе пощёчину. Это не очень-то больно, скорее, просто унизительно и громко. Прямо как пощёчина от Хезер Чендлер. Осознавая свои действия, Дюк запрокидывает голову и смеется. Ей бы хотелось плакать, но она почему-то не может. Что-то болит, превращается в камень на душе Хезер, и освободить её может только один человек. Может, но, кажется, не хочет. Дюк замолкает, только когда лифт по воле кого-то снаружи начинает ехать вниз. Двери открываются на 7 этаже. Хезер Дюк приклеенной сияющей улыбкой встречает Хезер Чендлер. Дюк очень хочется нажать на кнопку, чтобы закрыть двери, чтобы не видеть эту… эту… Почему-то не может… Чендлер двигает пальцем, как обычно звала свою свиту к себе, и Хезер, тихо злясь на себя, выходит из лифта. Тишина будто блестит и давит, как красные длинные ногти. - Куда же ты убежала? - Дюк не смотрит на Чендлер, Дюк не смотрит на Чендлер, Дюк не смотрит на Чендлер, - Что-то не так? - Нет, всё в порядке. Чендлер продолжает на неё смотреть. Дюк смотрит на сандалии Хезер. Если Чендлер слезет с танкетки, Дюк будет выше её на сантиметров так пять или шесть. - Ты хочешь что-то сказать? Великолепная проницательность. - Нет. Красные ногти Чендлер впиваются в черную ветровку Дюк. - Тогда пойдем. - Нет. - Пойдем. - Нет. Дюк нравится это слово. Она никогда не могла сказать его. Хезер тянет Хезер за рукав в сторону своей квартиры. - Нет. Нет. Нет. Каждое слово как выстрел - ровное, громкое, уверенное. Мелкая Хезер, живущая в своём королевстве Вестербург-Хай, дергает за рукав Дюк так, что что-то трещит, но его хозяйка не двигается, только поднимает глаза и смотрит на истеричку холодно. - Ты. Пойдешь. Со Мной. Хезер, - Чендлер действительно всё ещё считает, что имеет власть над Дюк. - Нет. Рукав куртки рвётся с громким треском, и это действительно заставляет Хезер отреагировать. - Эй, я, конечно, понимаю, что у тебя есть привычка рвать на мне одежду, но не единственную же демисезонную куртку! Хезер отворачивается от бывшей королевы Вестербурга. - Так тебя что-то не устраивает? - голос Хезер какой-то высокий, как будто она чуть... не расплачется? Но стоит ли Чендлер того, чтобы оборачиваться? Хезер и Хезер стоят в тускло освещенном подъезде, и мир, который окружал их с младших классов, меняет свои правила. Дюк трогает царапинки на своей руке. Вспоминает, как в офисе коллега спросила её, что это. Вспоминает, как наскоро придумала, историю про котенка своей подруги, который не умеет ещё нормально царапаться, но очень старается. Вспоминает Чендлер, начинающего великого модельера над непридумывающися работой, которая внезапно ободряется, увидев Дюк в конце субботы. И что Хезер вспоминает ярче всего - глаза художницы, которые сияли также, как иголка в её руках. Воспоминание о боли вызывает почти реальные ощущения, как на коже, так и почему-то в груди. Хезер Дюк хочет спросить у Чендлер, почему за каждый поцелуй, заученный, холодный и безчуственный, она должна платить собственной болью. Почему она вообще должна за что-то платить? Хезер Чендлер же не проститутка. Хезер Чендлер - начинающий модельер. Дюк просто хочет быть действительно близком человеком для неё, а не кем-то, на ком надо снимать стресс. И... Господи... эти слова... постепенно... расцветают на кончике языка... - Я люблю тебя, - тихо говорит Дюк. Больше ей нечего сказать. Ей остается только обернуться.