1672 год

Под боком Эффиа сопел прехорошенький молодой кавалер. Эффиа громко шлёпнул его по обнажённой заднице. Кавалер подскочил и испуганно уставился на маркиза. - Вам пора, сударь, - Эффиа, не тратя время на потягивания и зевания, свесил ноги с кровати. - Который час? – недовольно поинтересовался кавалер. – Кажется, ещё рано. - Если хотите быть в числе придворных, придётся сделаться ранней пташкой, - соврал Эффиа. – Мы все встаём затемно, чтобы успеть привести себя в порядок, а потом часами ждём пробуждения его высочества. - Так вы замолвите за меня словечко? – обрадовался кавалер. Его сон как рукой сняло. - О чём вы? - Эффиа стал плескать себе в лицо водой из серебряного тазика. - Но как же! – почти закричал кавалер. – Я ведь отдался вам ночью! Я выполнил свою часть сделки! - Разве мы заключили какую-то сделку? - удивился маркиз. - Стал бы я с вами спать просто так! – кавалер злился всё сильнее. – Я не содомит! Но мне нужно делать карьеру! Я лёг с вами, чтобы вы поговорили обо мне с Месье! - Произошло ужасное недоразумение, - невозмутимо сказал Эффиа, протирая безволосую грудь влажным полотенцем. Кавалер зарычал и стал собирать раскиданную вокруг одежду. Ночью он изо всех сил изображал страсть и теперь у его камзола не хватало нескольких пуговиц, а сорочка оказалась порвана. - Да чтоб тебя! – заорал он напоследок и бежал, на ходу пытаясь надеть туфлю. Эффиа не обратил на это внимания. Собственное отражение в зеркале занимало его куда сильнее. Пожалуй, у него слишком уставший вид. Надо что-то делать с этим. На его плечах лежит многое, но никто не должен догадываться, как тяжёл этот груз*. Пока цирюльник брил его, Эффиа прикидывал, что предстоит сделать сегодня. Заказанную для Месье карету всё никак не доставят. В мастерскую следует послать кого-нибудь, чтобы потребовал объяснений и сбил цену. Также надо взглянуть на новых лошадей. И разобраться с пажами, которые давеча напились и подрались с пажами короля. Граф д’Арманьяк был весьма недоволен. Но это всё после церемонии пробуждения и завтрака Месье. Эффиа сделал знак слугам, чтобы несли парик. Парик был роскошного медного цвета, который так шёл к глазам и тону кожи маркиза. Он освежал и скидывал несколько лет. Костюм Эффиа выбрал оливкового цвета, чулки - жёлтого. Всё превосходно сочеталось друг с другом. Перед спальней Месье уже было многолюдно. Собрались все его приятели, ожидая, когда их пустят внутрь. Даже шевалье был среди присутствующих. Очевидно, эту ночь Месье провёл не с ним, а с Мадам. Недовольное выражение лица шевалье это подтверждало. - Теперь весь день он будет не в духе, - сказал шевалье, когда Эффиа встал рядом. – И чего ради? Я пытаюсь втолковать ему, что спать с Мадам необязательно. - Он хочет сына, - ответил Эффиа. Шевалье пожал плечами, как бы говоря: "Подумаешь!". А потом пихнул локтем графа де Марсана, который явился сюда с ночной пирушки и теперь засыпал на ходу. Шарль ойкнул и обиженно поглядел на брата. - Вы мне всю печень скоро отобьёте, - захныкал он. - Вы её пропьёте раньше, - возразил шевалье. – Пойду разбужу Месье. Иначе нам торчать тут до обеда. Никому, кроме шевалье и Эффиа, не было разрешено вот так запросто врываться в спальню к принцу. Но Эффиа эту привилегию разумно использовал только в случае крайней нужды, а шевалье – постоянно. Гвардейцы, охранявшие Месье, пропустили его и, провожаемый завистливыми взглядами кавалеров, шевалье скрылся внутри. В спальне царил полумрак. Ставни были ещё закрыты. И только огонь в камине давал какой-то свет. Полог гигантской кровати Месье был опущен, защищая от сквозняков. Шевалье отодвинул его и увидел, что Месье лежит на спине, кудри спрятаны под кружевным чепцом. Дыхание мерное и спокойное. Шевалье уселся рядом и позволил себе немного полюбоваться принцем. Обладая не самыми изящными чертами, Месье всё равно был очень хорошеньким. Шевалье наклонился и нежно поцеловал его в губы. - Уже позднее утро, ваше высочество, - прошептал он. – Вы, верно, ночью хорошо потрудились. Месье разлепил глаза и с трудом сфокусировал взгляд на шевалье. - Филипп, - сонно пробормотал он. - Вы мне кое-что задолжали, - заявил шевалье. - Правда? – удивился Месье и привстал на локте. – Что, милый? - Угадайте. - Это слишком сложно, - Месье кокетливо надул губки. - Намекните мне. Тогда шевалье сдёрнул с него одеяло и погладил по ноге. - Ах, это! – сказал Месье. - Да, это, - подтвердил шевалье. Обычно он не любил кокетство и глупое сюсюканье, и его любовницы с этим считались, но у Месье получалось очаровательно. Шевалье даже готов был подыгрывать ему. - Тогда, милый, я верну вам долг прямо сейчас. Это дело чести, - заявил Месье и встал на четвереньки. Шевалье не заставил себя ждать. Он спешно высвободил член из кюлот и пристроился к принцу сзади. - Господин де Лоррен слишком долго будит его высочество, - желчно сказал Беврон, протиснувшись к Эффиа. - Поумерьте свою зависть, - дружелюбно отозвался маркиз. – Она ни к чему хорошему не приведёт. - Совет из собственного опыта? – тут же вспылил Беврон. - Именно. Беврон покосился на маркиза. Признаться, Эффиа он тоже завидовал. Его самообладанию, умению казаться всегда весёлым и быстро соображать. На месте Месье Беврон никогда бы не предпочёл шевалье Эффиа. Шевалье красивее, но у Эффиа больше граней. Впрочем, вкусы Месье выдают в нём человека поверхностного, для которого внешний блеск важнее достоинств ума и сердца. Ревность и обида снова захлестнули Беврона. У него аж дыхание спёрло. Он не замечал, что и Эффиа на него косится, явно угадывая, что с Бевроном творится. - Найдите себе кого-нибудь, - прошептал маркиз. – Вам нужно окунуться в новую страсть с головой. Только это излечит вас. - Вам легко говорить! – зашипел Беврон. - Конечно, - улыбнулся Эффиа, показывая на зависть хорошие зубы. – Разве вы не знали, что самое лёгкое дело на свете – поучать других? Беврон фыркнул. Возразить было нечего. Да он бы и не успел, потому что двери спальни его высочества открылись, впуская кавалеров. Очевидно, Месье и шевалье насытились друг другом. Всё было как всегда: Месье умыли, побрили, надушили, стали одевать. После он уселся завтракать вместе с шевалье. Все остальные стояли вокруг и развлекали принца свежими сплетнями, а также своими альковными похождениями. Когда привели дочерей Месье пожелать ему доброго утра и показать обновки, кавалеры замолчали и натянули на лица умильные выражения. Десятилетняя Мария Луиза и трёхлетняя Анна Мария получили множество комплиментов от отца. Эффиа поймал взгляд воспитательницы принцесс и кивнул ей. Это была его жена, которую маркиз видел редко, а говорил с ней ещё реже*. И он никогда не делил с ней постель, потому что был содомитом до самых кончиков ногтей. Он бы не женился вовсе, но общество почему-то тревожили холостые содомиты, тогда как до женатых никому не было дела. Важно не соблюдать приличия, а создавать видимость этого. Таковы были правила игры, и маркиз не возражал. Кроме того, в ту пору женитьба была в моде. Король женился, потом настал черёд Месье. Прочие молодые кавалеры тоже повели избранниц к алтарю. Эффиа, как только дядя аббат* нашёл ему подходящую девушку, сразу объяснил ей, что в экстазе они не сольются, детей не родят. Во-первых, он предпочитает мужчин. Во-вторых, у Эффиа дурная наследственность. Его отец был сумасшедшим, сумасшедшим оказался кузен. И кто знает, может, в будущем признаки безумия появятся у него самого. Одна эта мысль наполняла маркиза ужасом. Приступы отца он помнил слишком хорошо, хотя в ту пору был ребёнком. Мадемуазель де Лаувиль восприняла это спокойно. Муж ей был нужен, чтобы обрести свободу, какую получали только замужние дамы. А если он не хочет обременять её своими визитами, то тем лучше. Мария Анна оказалась женщиной холодной и здравомыслящей. Репутация и предпочтения мужа её не смущали. Лишь бы носить красивые платья, жить в роскоши и достатке. Так и вышло. Эффиа ценил лояльность жены, а также то, что она почти не присутствовала в его жизни, а потому в расходах её не ущемлял. - Чем вы сегодня заняты? – спросил его Беврон, нагнав после того, как кавалеры стали расходиться. - Откуда столь пристальный интерес к моей персоне? – удивился Эффиа. – Вы чего-то хотите? Если да, говорите сразу. Беврон покраснел, почти вспылил, но сдержался. - В вашем обществе я чувствую себя лучше, чем когда остаюсь в одиночестве, - признался он. Эффиа мог бы возразить Беврону, что ему безразлично, что там он чувствует. Какой ему, Эффиа, интерес? Однако это было бы ложью, в первую очередь самому себе. Беврон красив, маркизу нравилось на него смотреть, и против воли он за него тревожился. Так, самую малость… - Тогда составите мне компанию, - сказал Эффиа и вдруг решил: – Учиним разнос каретных дел мастеру. Карета Месье не готова к сроку. - Какой ужас, - округлил глаза Беврон. - Вы даже не представляете, - в том же тоне ответил Эффиа. – Месье будет в гневе. Ведь карета - подарок для шевалье. Беврон поморщился. - Мне следует бесконечное множество раз упоминать шевалье, чтобы вас перестало корёжить при звуках его имени, - заметил Эффиа. - Это лечение меня убьёт. - Так говорил мой дядя про пиявок, однако потом он нашёл, что чувствует себя на десять лет моложе. Беврон засмеялся. У двери изобразил любезный поклон, пропуская маркиза первым. Эффиа в ответ раскланялся ещё более старательно. И тому, и другому было весело. - Ах, господин маркиз, я просто в ужасе, что вызвал неудовольствие его высочества, - молитвенно сжав руки, уверял господин Дюран, владелец каретной мастерской. – Это худший из моих кошмаров. Однако количество заказов было столь велико… - Что?! – воскликнул Эффиа, пылая негодованием. – Вы ещё смеете признаваться, что заказ для его высочества у вас не на первом месте?! Какое бесстыдство! Когда Месье узнает… - Вы не так поняли, господин маркиз! – воскликнул Дюран, а потом, видя, что Эффиа нахмурился, быстро исправился: - Точнее, это я не так выразился! Мы все силы бросили, чтобы карета для его высочества была готова в самые скорые сроки, но увы… - Так, значит, карета не готова? - Готова, господин маркиз! - Но всё равно вы припозднились. - Если я могу как-то заслужить прощение его высочества… - Цена, запрошенная вами, слишком велика, ведь теперь к сумме следует прибавить разочарование его высочества от долгого ожидания. - Ах, разумеется, разумеется, - кисло отозвался Дюран, понимая, что ему придётся взять за карету меньше, чем он рассчитывал. Впрочем, герцог Орлеанский хотя бы платит золотом, вес которого можно ощутить, когда другие обещают расплатиться как-нибудь потом. - Мы можем взглянуть на результат? – спросил Эффиа. - Прошу сюда, господа, - Дюран повёл их вглубь огромной мастерской. Увидев карету, Беврон потерял дар речи. Он не смог решить, ужасна она или прекрасна. Карета была вся в позолоченных завитушках, фигуры обнажённых юношей составляли часть её декора. На дверцах были изображены ратные подвиги златокудрого божества, который имел отдалённое сходство с шевалье. Уголок рта Эффиа дёрнулся. - Мы заберёмся внутрь, чтобы проверить мягкость сидений, - сказал он. - Да-да, конечно, - закивал Дюран. Эффиа плюхнулся на сидение из алого бархата, набитое конским волосом, подождал, когда Беврон усядется напротив и опустил занавески на застеклённых окнах. Кавалеров окутал алый полумрак. - Шевалье будет доволен, - решил маркиз, - а значит, и Месье тоже. А вам, Беврон, нравится? - Нравится ли мне подарок его высочества шевалье? – переспросил тот, затем нервно хохотнул. - Догадываетесь, зачем нужны занавески? – Эффиа потрогал ткань. Это был шёлк. – Чтобы голубки могли не сдерживать порывы, внезапно возникшие в пути. Беврон в отчаянии застонал. - Эффиа, - взмолился он, - пощадите. Маркиз улыбнулся и закинул ногу на ногу. Стал разглядывать потолок, на котором красовался вышитый золотой нитью герб герцога Орлеанского. Затем перевёл взгляд на пол, обитый теснённой кожей. Чтобы было лучше видно, он потянулся к занавескам, желая их раздвинуть, но Беврон схватил его за руку. - Я полагаю, вы также должны убедиться, что на этих сидениях удобно трахаться, - сказал Беврон нарочито грубо. Он желал скрыть вдруг охватившее его волнение. Эффиа помедлил, прежде чем разжать пальцы Беврона. Ему хотелось забыться и уступить доводам плоти, но доводы разума звучали громче. Беврона всего лишь одолела тоска, характерная для отвергнутых любовников, и сейчас ему сгодится кто угодно. Беврон искал исцеления. Эффиа не хотел быть лекарством. Никакой выгоды для него в том нет. Он даже не получит удовольствия, зная, что перед внутренним взором Беврона будет Месье. - Месье такой изящный, - сказал маркиз невозмутимо. – Он определённо сумеет расположиться с комфортом. На обратном пути в Пале-Рояль Эффиа не заговаривал о пикантном предложении Беврона, зато говорил на отвлечённые темы. Беврон же клял себя последними словами, понимая, что показался маркизу отчаявшимся дураком. Ему отчего-то сделалось важно, каким он выглядит в глазах Эффиа.