Ничего личного, это просто бизнес...

      Хрустнуло.       Ногу пронзила боль.       Не очнуться было сложно. Избранная дёрнулась, заскрежетала зубами. Скосила глаза — единственное, на что хватало сил.       Большая, облезлая и тощая как скелет, чёрная с рыжими пятнами собака, лежавшая у её ног, на мгновение прервалась, подняла длинную окровавленную морду, настороженно взглянула на девушку… негромко рыкнула и, убедившись в полной её беспомощности, вернулась к своему пиршеству. Уцепившись клыками, потянула подгнившую плоть.      Избранная застонала.       — Пошла… прочь!       Дворняга насмешливо покосилась на неё, упёрлась в ногу обеими лапами, напряглась — и вырвала сухожилие вместе с изрядным куском мышц.       Избранная глухо взвыла.       Почему двигаться она не может, а чувствовать боль — вполне? Где справедливость?! Избранная ненавидела умирать так — долго и мучительно. Будь проклят тот демон-минотавр, что молодецким ударом просто вышвырнул её с моста — падение раздробило ей позвоночник, но не убило сразу, и теперь её прикончит эта мерзкая шавка!       Будь она тоже проклята!       С тех пор, как встретилась с ними впервые, она истово, до глубины души возненавидела мёртвых собак. Самые подлые, хитрые, трусливые твари во всём Лордране… Способные неделями идти по следу раненой добычи, они отовсюду сбегались на запах пролитой крови, как бабочки на свет фонаря. Или как грифы на падаль.       Псы всегда держались поодаль, ожидая, когда намеченная жертва обессилеет от кровопотери.       Но стоило им почувствовать слабину…       Проглотив свою добычу, проклятая псина вновь принялась вдумчиво обгладывать щиколотку правой ноги Избранной, время от времени с явной издёвкой поглядывая на хозяйку терзаемой конечности.       Девушка скребла мостовую изломанными ногтями. Сейчас бы потерять сознание… но оно всё никак не терялось.       Невдалеке лежала фляга. Почти полная, полыхающая жидким пламенем…       И совершенно недосягаемая.       Один глоток…       Один глоток мог бы вернуть её к жизни. Срастить осколки костей и восстановить истерзанную плоть.       Но… не достать. Обидно — до слёз, но мертвецу плакать нечем.       Оставалось ждать, терпеть, про себя торопить смерть — чтобы потом, оказавшись у костра, исцелившись, вернуться сюда. И отомстить.       О, шавка будет умирать долго! Бесконечно долго!       Вот только… у Избранной осталось слишком мало человечности. Месяц назад девушка раздавила в ладони последнюю, найденную в развалинах неизвестного храма, и это её сейчас беспокоило даже больше, чем старательно отгрызающая ступню псина.       И если собака, будь она неладна, вместе с мясом поглотит и те крохи, что ещё удерживали девушку на грани безумия…       Первой шаги услышала, конечно же, собака. Бросила голень, оскалилась, зарычала.       Кажется, никогда ещё тихий шелест извлекаемой из ножен стали так не радовал слух Избранной.       Угрожающий рык — пёс не хотел отдавать свою добычу.       Бросок — куда-то вне поля зрения. Истошный собачий визг.       Свист рассекаемого воздуха. Тишина.       Снова шаги.       С трудом открыв глаза, она уставилась на пыльные туфли, замершие возле её лица.       Где-то она уже видела эти пышные бархатные банты с серебряными пряжками…       — Какая замечательная встреча! Давненько я тебя не видел, — визгливый голос определённо был ей знаком. А судя по костлявым лодажкам, это… — Помню-помню: ты купила у меня кольчугу и старый медный ключик. О, это ходовой товар: такие ключи часто покупают, надеясь поживиться в покинутых мещанских жилищах. Наивные, хе-хе: можно подумать, я стал бы продавать ключ к дому, где ещё осталось хоть что-то, имеющее ценность.       Точно. Торговец. Тот самый чудаковатый тип, торгующий ворованными вещами. Такого не забудешь — впервые увидев, она едва не зарубила его, приняв за очередного опустошённого.       — Ты… убил её, — просипела Избранная, подразумевая проклятую дворнягу. Уже за одно это она была ему благодарна.       — Собаку-то? Вовсе нет, я — деловой человек, к тому же старый и больной. Куда же мне — и убивать? Но со мной моя Юлия! Это она тебя спасла. Познакомьтесь. Не правда ли, она прекрасна? Ох, эти изгибы, эта пластика… И по уши в меня влюблена. Она никогда не оставит меня! Единственная верная среди всех этих вертихвосток. Погоди-ка…       Лавочник куда-то отошёл, но почти сразу вернулся. Поставил возле неё табуретку — она видела ножки, с которых почти полностью облезла краска. Сел.        — А у тебя, как погляжу, дела неважно обстоят? Избранный мертвец оказался недостаточно избранным, да? Скверно выглядишь. Человечности в тебе почти не осталось, вот-вот станешь опустошённой, а то и вовсе помрёшь, не знаю уж, что для тебя хуже. Скорее всего, это твоя последняя смерть, во всяком случае — как разумного существа. Уж у меня-то в этом глаз намётанный.       — Но… я не могу… проиграть.       — Великая цель, и всё такое? О, мы с Юлией такое уже слышали. Много-много-много раз. Знаешь, сколько вас тут таких было за последнюю тысячу лет? Чего кривишься? Хотя, да, досадно, понимаю. Приятно, наверное, чувствовать себя последней надеждой всех разумных, единственной в своём роде, избранницей богов, которой всё нипочём, ведь её победа предопределена.       Сарказм в его голосе не расслышал бы только глухой.       Впрочем, Избранной было плевать на мнение о себе какого-то полоумного торгаша, считающего собственный клинок своей возлюбленной.       — Подай… мне… мою флягу.       — А разве она — твоя? Лежит вон где, явно ведь ничейная. А теперь уже и вовсе… моя. Увы, эта фляга стоит по меньшей мере тысячу душ. Нет, пожалуй, я ошибся с первоначальной оценкой. Полторы. Хм? Две, Юлия? Доверюсь твоему опыту, дорогая, две — так две.       — Дай… мне… её!       — Тебе нечем платить, красавица. У тебя не то, что двух тысяч — и двух душ нет. Только одна — твоя собственная. Сожалею, — судя по движению тени, торговец развёл руками. — В рассрочку не продам. Даже не проси!       Мерзавец. Но препираться с ним, в данной ситуации, — глупо. И бессмысленно.       — Один глоток… Что тебе стоит…       — Ничего не делать бесплатно, и в долг — тоже, — это мой принцип, сударыня, которому я никогда не изменяю.       — Я заплачу…       — Чем? Ты уже месяц бегаешь в башню, никого не убивая. Думаешь, я не знаю? Просто пробегаешь мимо всех этих несчастных полых — видать, жалко тебе уделить им немного своего времени. И каждый раз погибаешь. У тебя ни души за душой, хи-хи, какая забавная тавтология. Ты — банкрот, милая барышня. А я — торговец, а не ростовщик или банкир. Кредитов не даю. Извини.       — Но… почему? За что… ты так? Чем я тебя…       — Чем оскорбила? О, нет, не переживай: ничего личного, это просто бизнес. Видишь ли, эту твою сабельку можно неплохо продать следующему Избранному. Или какому-нибудь искателю сокровищ. Сапоги тоже отличные… А вот шлем, к сожалению, помятый, это где же тебя так? Впрочем, неважно, пять за ремонт, и будет как новенький, так что душ за пятьдесят, полагаю, он уйдёт. Все мои товары таковы. Я ведь предупреждал: потеряешь голову — можешь купить её у меня. Если хватит душ, конечно, а их-то у тебя и нет, йих-хи-хи-хи-хи! Выходит, без надобности тебе голова-то!       — Я тебя… убью.       — Не стоит давать обещаний, которые не сможешь выполнить. Правда, Юлия?       Избранная закрыла глаза.       Если могла бы — закрыла и уши, чтобы не слышать бормотание:       — А вещицы твои кому-нибудь да пригодятся. Вот, к примеру, прекрасные брюки, просто прекрасные… если не смогу выручить за них полторы сотни, нет — даже две, то грош мне цена как купцу, хоть в приказчики возвращайся! Да и остальное не слишком поношено. Растрепалось, конечно, но где тут новое найдёшь?

***

      — Убей меня, — попросила Избранная час спустя.       — Я — честный торговец, и никогда не убиваю своих клиентов, — искренне возмутился лавочник. — Даже бывших. Даже когда те вот-вот преставятся и превратятся в товар. Зачем пачкать руки, если можно просто немного подождать? Куда мне спешить? День-два, ну три тебе осталось — что это в сравнении с вечностью? И можно будет пополнить свой ассортимент. Заодно и кольчуга снова появится в продаже, Андрэ ведь не откажется её подлатать — он никогда не отказывается. А ты, наверное, удивилась тогда, почему так дёшево продаю? Ну так не первый раз же, окупилась. Видишь, вот так возвращаются инвестиции.       — У тебя же… есть Юлия.       — Зачем обижаешь? Она — благородная девица, и не станет резать умирающих. А вот будь сейчас на нашем месте вор из нижних кварталов — тот да, сразу перехватил бы тебе горло своим жутким тесаком. Или нет? Может, просто обчистил до нитки, раз уж ты не сопротивляешься, и бросил умирать? А вещицы принёс мне, хи-хи-хи-хи-хи!!! Уж ни капли человечности в них не сохранилось, совершенно безмозглые болваны, а своего скупщика до сих пор вот как-то помнят, хи-хи, видать, рефлекс бессознательный ещё при жизни выработался! Так вот, он бы, грабитель, с тобой разговаривать не стал. А я сижу, развлекаю тебя беседой… напоследок, йих-хи-хи-хи-хи! Уверен, ты ценишь мою доброту так же, как я — постоянных клиентов!