coercion

      Вергилий проспал двое суток, а Данте за это время не сомкнул глаз.              Ребёнок — это капец, какая сложная штука, и Данте прознаёт всю радость материнства в первые же пару дней. Он совершенно не имеет идей, как назвать дочь, и решает предоставить такую честь Вергилию на случай, если тот не решит разодрать ему глотку вновь обретёнными когтями в тот же миг, как очнётся. А если не выйдет, то Данте просто воспользуется каким-нибудь генератором имён для девочек. Этот план кажется ему идеальным.              После уборки ванной Данте возвращается в комнату к дочери и Вергилию. Последний спит, закутавшись в одеяло, и белёсые ресницы его едва заметно подрагивают во сне. Может, ему снится кошмар, — думает Данте, даже не предполагая, что, возможно, кошмары эти из-за него. Девчонка лежит чуть поодаль, ближе к краю, ближе к Данте. Её розовое, сморщенное личико кажется Данте самым милым, что он когда-либо видел. Скоро она проснётся по подсчётам охотника, и её нужно будет забрать, а беспокоить Вергилия не хотелось бы.              Данте подтаскивает к кровати табуретку и тяжело усаживается, расставляя ноги и упираясь в колени локтями. Ему стоит хорошенько подумать, переосмыслить некоторые моменты своей жизни.              Он чувствует неописуемое удовлетворение и счастье, будто прожил всю свою грёбаную жизнь ради этой малышки, ради брата, с которым его теперь связывало кое-что гораздо, гораздо большее, чем общая утроба матери.              Вергилий во сне зажмуривается и едва приоткрывает рот, слабо мотнув головой. Точно кошмары. Насколько Данте помнит, брат всегда неспокойно спал, а иногда и вовсе выбирал измождение и тёмные синяки под глазами. К охотнику тоже нередко во снах приходили злые видения. Приходили смерти близких людей, демоны, пугающие красные глаза. Но с появлением брата в его жизни всё это постепенно сошло на нет. Да и спать он стал гораздо реже. Другие заботы захватили его разум.              Леди ещё год назад уехала колесить по миру с парой пистолетов и отличной репутацией. Решила, что будет зарабатывать по ходу дела. Интересно, как там она? Иногда от неё приходят письма. Впрочем, хорошо, что она уехала. Наверняка решила бы сунуть свой курносый носик во все его дела.              О Триш тоже давно не было ничего слышно.              Неро заглядывал лишь дважды. Ему нет особого дела до двух грызущихся друг с другом шакалов, хотя иногда он всё-таки скучает и звонит поболтать. Они с Кирие, кажется, собирались переезжать в другой город, хотя вроде как усердно расширяли дом там, в Фортуне. Всё для детей.              Дочь скривила лицо ещё сильнее и тихо захныкала, вырывая незадачливого папашку из прострации и бездумного залипания на красивый братский профиль. Данте сразу же спохватывается и подрывается со стула, лихорадочно вспоминая, как же там нужно делать… Так, аккуратно взять, придерживая под спинку и головку, чтобы не повредить ещё не окрепшее тельце. Наверняка она хочет кушать. Данте знает, что дети никогда не плачут просто так. Девчонка пока не орёт, а просто недовольно ворчит, так что у Данте есть время подумать. Вроде как материнское молоко всегда лучше смесей, хотя те Данте тоже предусмотрительно приобрёл и даже научился их разводить.              Он лихорадочно соображает, желая ребёнку всего самого лучшего и чертовски сильно опасаясь как-то ей навредить, но после всё-таки осторожно берёт дочь в одну руку, устраивая крохотное тельце на предплечье и прижимая к груди, и тянется к брату. Охотник использует всю свою сноровку, чтобы сделать всё максимально бесшумно и быстро. Отворачивает одеяло, осторожно отводя чужую расслабленную руку прочь, и расстёгивает свободную рубаху ещё на одну пуговицу. Хорошо, что мелкая моторика благодаря мечу развита отлично, и он справляется одной рукой.              После Данте замирает в нерешительности. Охотнику приходится уложить дочь, начинающую плакать громче и надрывнее, на место. В голове почему-то засела уверенность, что Вергилий не проснётся сейчас ни из-за криков, ни из-за каких-то неосторожных движений брата. Младший близнец трогает свой лоб — пальцы холодные. От переживаний и волнений даже у него. Отлично.              Под ласковыми, прохладными касаниями Вергилий успокаивается, перестаёт периодически вздрагивать, и кошмары медленно отступают. Данте чувствует разливающуюся в груди нежность и горестно не поддаётся порыву поцеловать покрывшийся испариной лоб.              Теперь будет проще. Охотник расстёгивает больше пуговиц, затем отводит лацканы рубашки в стороны, чтобы не мешали. Грудь Вергилия мерно вздымается во сне, и Данте точно помнит, что ещё пару месяцев назад она была гораздо меньше. Он трогает набухший сосок, после некоторых колебаний чуть давит рядом с ареолами, проверяя. Делать ему это оказывается невероятно неловко, но молозиво всё-таки проступает. «Кажется, от него всё равно нужно будет избавляться. Слишком много», — вспоминает Данте всякие статьи, неловко подтаскивая брата на подушки и придавая ему более удобное положение.              Едва оказавшись на мягком животе полудемона, который её родил, девчонка тут же принимается искать еду, явно уже чуя носом. Данте помогает, как может — поддерживает под голову и немного спину, чтобы ребёнку было удобнее. Ребёнок, наконец отыскав сосок, моментально обхватывает его губами и удовлетворённо замолкает, лишь причмокивая на всю комнату и напряжённо сопя.              «Дети сначала настолько слабые, что устают даже есть», — хмыкает сам себе гордый отец. У малышки на макушке пушок совсем белёсый, почти прозрачный. Данте хочется увидеть её глаза, но те либо крепко зажмурены, либо приоткрыты совсем чуть-чуть, не разглядеть. Самому лезть дочери в лицо мужчине боязно. Мало ли что. Она кажется такой хрупкой, такой призрачной. Ему и держать на руках-то её очень страшно, но так приятно.              Ребёнок насыщается очень быстро и снова засыпает, едва выпустив изо рта сосок. Младенцы очень много спят.              Пахнет молоком, и Данте неволей вдыхает этот запах глубже. Очень уж он приятный, отличный от пастеризованного коровьего. Пряный. Малышка возвращается на место, Данте бережно возвращает одежду на Вергилии в прежний вид и укладывает удобней, как раньше. Подтыкает одеяло.              Данте с чувством выполненного долга вздыхает. Скоро она опять захочет есть, но сперва нужно разобраться с памперсами.              Дети в таком возрасте не могут даже на живот переворачиваться, так что папаша не боится, что та укатится во время его отсутствия. Однако, её может задавить Вергилий во время какого-нибудь особенно сильного кошмара, так что Данте приходится взять ей с собой. Малышка и так провела у тепла «матери» достаточное количество времени, всё будет хорошо.