Эксперимент

Три раза прозвенел колокольчик, и карусель завертелась. Тронулись белоснежные единороги, взлетели золотые пегасы и огненные драконы, и все разгонялись, и разгонялись, и разгонялись… Звучала волшебная музыка, и еще почему-то пахло медовыми пряниками. У Джулии перехватило дух. Она вцепилась в оградку и потянулась вперед — да так, что чуть не свалилась. — Эй-эй, осторожней, — сказал взрослый голос сзади. — Где мама-то у ребенка? — спросил второй, женский. И словно в ответ на этот вопрос, появилась мама. Появилась быстрее, чем Джулия успела приготовиться. — Я где просила меня ждать? Ты почему убежала? — Мам… а можно мне прокатиться? — спросила Джулия, показывая маленькой ручкой на карусель. — Что еще за глупости? Идем скорей, мы на важную встречу опаздываем. Мама взяла Джулию за руку и потянула прочь от карусели, музыки и медового запаха. Джулия честно старалась не плакать, но противные слезы сами собой проступили из глаз и потекли по щекам. — Ну вот, еще чего не хватало, — мама всплеснула руками и покачала головой. — Встань туда, к стенке. Джулия послушалась. Тогда мама присела возле нее на корточки, достала из сумки салфетки и принялась вытирать ей слезы. Джулии было больно — она бы хотела, чтоб мама не нажимала рукой так сильно. Но мама злилась. Она всегда злилась, когда они опаздывали на «важные встречи» — это Джулия хорошо знала. — Вот как я тебя в таком виде профессору Кронбергу покажу? — сетовала мама, умело орудуя салфеткой. Джулия не знала, что говорить на это. Все, что она хотела — перестать плакать. Чтобы мама убрала салфетки, от которых уже болели глаза, и они пошли дальше. Но перестать плакать не получалось. Не успевала мама вытереть слезы, как из глаз выкатывались новые. Терпенье у мамы лопнуло. Она поднялась в полный рост и швырнула салфетку в ближайшую урну. Теперь мама возвышалась над Джулией — большая, сильная, грозная. — Вот чего ты плачешь? Объясни мне, чего ты плачешь, — потребовала она, скрестив на груди тонкие руки. Джулия старалась не смотреть на нее. Она смотрела, как на серую плитку одна за другой падают ее слезы. «С ускорением девять и восемь — планетарное притяжение», — пронеслась в голове мысль. Вспомнилось из энциклопедии по физике. Джулия попыталась представить, что было бы, если бы она плакала в невесомости. Вода собиралась бы в шарики и парила бы в воздухе. Забавно. Так, а если представить вакуум? Понятно, что в вакууме Джулия не могла бы не только плакать, но и просто существовать, но если теоретически допустить… будет ли разница с простой невесомостью? Ладно, к черту вакуум… зачем вообще людям слезы? — Зачем людям слезы? — спросила Джулия, подняв глаза на маму и вытирая их кулачком. — Ведь теория эволюции и естественного отбора… все должно служить цели приспособления. Нефункциональные признаки отбраковываются. Слезы — на мой взгляд, нефункциональны. — Вот именно. Абсолютно нефункциональны. Так что хватит страдать ерундой и идем к профессору Кронбергу. Уже две минуты, как мы должны быть у него. Едва Джулия подумала о профессоре Кронберге, из глаз вновь проступили слезы. Профессор Кронберг — холодно в кабинете — скучные разговоры — заставляют много писать — болит голова. «Цепочка свободных ассоциаций», — подсказал кто-то внутри. «Да заткнись ты!» — подумала Джулия. Не про маму, а про внутренний голос. Цепочка там, не цепочка… какая разница? Просто умные слова. Много-много умных слов, которые скоро будет от нее требовать этот Кронберг. — Я хочу прокатиться на карусели, — сказала Джулия. — Можно, я покатаюсь, когда мы пойдем обратно? — Джулия, нет. У меня доклад в академии наук. Сразу же после встречи. — У тебя всегда доклады… — Да, потому что у меня есть ты. Все эти встречи, доклады, вся наша с твоим отцом работа — это ты. Мама говорила и снова тянула Джулию за собой — по каким-то коридорам, лестницам, эскалаторам. Джулия еле успевала за ней. И все никак не могла заставить себя не плакать. — Ты, Джулия — уникум. Ты — человек будущего. Ты сама еще не до конца понимаешь, что ты — для науки, для человечества. На тебе большая ответственность, на тебя… поставлено все. Тебе даны способности, немыслимые даже для крупнейших профессоров современности. И твоя задача — развивать их. Катаясь на карусели, способности не разовьешь. — А как же стимульный материал для творческого мышления? — Будем у Кронберга, будет тебе стимульный материал. Но Джулия не хотела к Кронбергу. Она хотела забраться на огненного дракона и с вожделением ждать, когда прозвенит колокольчик. И чтобы звучала волшебная музыка, и пахло медовыми пряниками… На глаза опять навернулись слезы. Мама тем временем остановилась у дверей знакомого кабинета. Джулия только сейчас заметила, что людей вокруг нет — только стоят серые лавочки вдоль стен. Если б заметила раньше, то догадалась бы, что почти добрались. Тут всегда было мало людей. Торгово-развлекательный центр шумел и пестрел далеко внизу, а здесь, на верхних этажах High Business City — раскинулось царство офисов. — Сиди здесь, я позову, — сказала мама. — И не вздумай никуда уходить. Она глянула на Джулию еще раз, недовольно скривила губы и вдруг, словно вспомнив о чем-то, достала из сумки… — Ой, Билли! — воскликнула Джулия и прижала руки к груди. Она очень боялась, что мама его не взяла — забыла. Мама очень часто забывала про Билли, сколько бы Джулия ни пыталась напомнить. — Держи своего медведя и перестань уже ныть. Перед профессором стыдно. Мама сунула Билли Джулии и тут же скрылась за дверью. — Профессор Кронберг, добрый веч… — это все, что успела услышать Джулия прежде, чем дверь захлопнулась. Но Джулия и не рвалась услышать больше. — Билли, — прошептала она и прижала его к груди. А потом зарылась носом в его плюшевый мех. Поцеловала в лоб. Снова прижала. А потом чуть отстранила, чтоб видеть лучше. У Билли были изумительные блестящие глаза из черного пластика, и сегодня они, казалось, глядели на Джулию еще добрее обычного. — Ты тоже хочешь покататься на карусели, правда? Обязательно покатаемся. Я уговорю маму. Слышишь? Давай, Билли, поговори со мной. Джулия осторожно надавила большими пальцами на живот Билли — так включался вшитый в игрушку простенький магнитофон. Билли умел говорить только одну короткую фразу. — Я люблю тебя, — донеслось из плюшевого живота. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю, Билли. Больше всех на свете. Джулия улыбнулась и снова нажала. А потом еще. И еще раз. И нажимала до тех пор, пока дверь не открылась снова. Джулия вздрогнула. — Заходи! — позвала мама. — Побыстрей, не копайся! Прижимая Билли к груди, Джулия послушно переступила порог. В кабинете было слишком светло — белые лампы под потолком резали глаз. Окно было распахнуто настежь и, прежде чем мама закрыла дверь, по кабинету пронесся сквозняк. Джулия зябко поежилась. Профессор Кронберг восседал за своим столом — большой, грузный, в сером костюме, он сурово взирал на Джулию поверх маленьких круглых очков. — Так-с, — произнес он, оглядев Джулию с головы до пят. — Сегодня у нас стандартный тест на образно-пространственное мышление. Твоя мать уверяет, что в прошлый четверг ты прошла его на сто девяносто пять баллов за двадцать минут. — Ну, прошла, — кивнула Джулия неохотно. «Вам-то какая разница?» — хотела она добавить, но не рискнула. Ясное дело, какая — написать очередную бумажку и зачитать её в Академии Наук. Взрослые, и особенно мама, почему-то очень любили эти бумажки и эти доклады в огромных залах — утомительные и монотонные. Джулия не понимала, что взрослые во всем этом находят — волшебная карусель в торговом центре была куда веселее. — Вот сейчас пройдешь еще раз при мне и на видеокамеру. И постарайся побить предыдущий рекорд. Элизабет, заберите у неё эту… игрушку — чтобы не отвлекалась. Мама кивнула и требовательно протянула руку. При свете ламп её длинные лакированные ногти блестели особенно ярко. — Давай сюда, потом получишь обратно. Джулия знала, что надо отдать, не то будет хуже, но почему-то только сильнее прижала Билли к груди. — Можно Билли будет со мной? Он не будет меня отвлекать, самое честное слово. — Давай сюда быстро, не заставляй ждать. У меня работа, у профессора тоже работа, он тебя пригласил не на капризы твои смотреть. Джулия колебалась. Злить маму было опасно, и все же… — Можно, он хотя бы просто посидит рядышком? — Я сказала, сюда отдала, — строго сказала мама и, обернувшись, виновато добавила: — Извините, профессор. Джулия нехотя разжала пальцы. Мгновение, и Билли исчез в черной кожаной сумке. «Скоро увидимся, не скучай», — подумала Джулия. — Садись за компьютер, — пригласил Кронберг. Джулия села. На экране была табличка с пятью разными фигурками. Шестой фигурки не доставало, и надо было выбрать её из семи предложенных. Типовые задания на выявление пространственных закономерностей. Джулию тошнило от них. — Три, два, один, время пошло, — скомандовал Кронберг. Джулия надеялась, что задания будут такие, как в прошлом тесте — тогда она без труда воспроизвела бы ответы по памяти. Но задания были другими, и приходилось думать по новой. Джулии не хотелось думать. Ей хотелось плакать, и она с трудом сдерживалась — мама не выносила, если она плакала при профессоре Кронберге. Она вдруг вспомнила карусель. Драконов, единорогов, пегасов, звон колокольчика, волшебную музыку и запах медовых пряников. Может, если она хорошо пройдет тест, мама будет довольна и на радостях разрешит покататься на обратном пути? Так, надо сосредоточиться и увидеть закономерность… Но вместо закономерности Джулия упорно видела себя, сидящей верхом на драконе. А в толпе стоит мама, улыбается, машет рукой. А когда Джулия сойдет с карусели, мама купит ей пряник. — Так-с, время! — прозвучал из небытия голос Кронберга. — Ну, сто тридцать два балла… я считаю, для нашего случая это провал. — Это провал, — подтвердила мама, и ее яркие губы стали вдруг тонкими-тонкими. — Не отчаивайтесь. В целом, ваш эксперимент с генотипом ребенка… очень многообещающий. — Да, но ее капризы так влияют на результаты… Не знаю, что делать. Не давать же, в самом деле, транквилизаторы. Они еще долго болтали и не заметили даже, как Джулия подошла к скамейке, открыла мамину черную сумку, достала из нее Билли, прижала к груди и беззвучно заплакала. — Я люблю тебя! — прозвучал игрушечный голос. Джулия вздрогнула: она нечаянно прижала Билли к груди слишком сильно, и та кнопка… просто сама нажалась. Мама оторвалась от разговора с профессором и посмотрела на неё. — Ну не плачь, что ж теперь сделаешь. В следующий раз напишешь. Ныть надо меньше, и все получится. Профессор, вы в четверг сможете? — Если совещания не назначат. Созвонимся. — Да, хорошо. Идем. Мама взяла Джулию за руку и вывела из кабинета. — И чего ты расплакалась у Кронберга? — спросила она, когда они встали на движущийся вниз эскалатор. — Не знаю, — пробормотала Джулия. — Просто захотелось заплакать. — Вечно вы дети такие. Плачете на пустом месте. У меня из-за твоих слез отчет полетел. Что мне сегодня сказать в академии наук? Про регресс в результатах? — Прости. Я не хотела… оно как-то само, понимаешь? — Да что теперь сделаешь? Постарайся хотя бы в четверг, ладно? Джулия не слышала маму. Там, далеко внизу, крутилась волшебная карусель. Кажется, она даже с такой высоты разглядела пегасов, драконов и единорогов. И сидящих на них детей. — Мам… а если отчет все равно полетел… может, ты не пойдешь в академию? И… разрешишь прокатиться? — Что значит, не пойду в академию? — удивленно спросила мама. — Ты откуда это взяла? И да, идем быстрее, у меня пятнадцать минут. Они прошли всего в пяти метрах от карусели. Она все кружилась, манила, звала. И звучала музыка, и в воздухе витал сладкий запах. Но мама крепко держала Джулию за руку и ни на секунду не замедлила шага.