Ты выиграл

      Арсений ёжится, смотря на крупные хлопья снега за окном автобуса, и проводит холодным пальцем по запотевшему стеклу.       Ни сердечко, ни рожица, просто линия, как будто перешёл в минимализм. Ровно.       У него все ровно, как и должно быть.       Хотелось бы, чтобы ещё линия пульса была ровной, для полного счастья, потому что внутренности сжимает такой дикой болью, будто что-то, кто-то хочет его раздавить.       Раздавил.       Арсений сильно жмурится, чуть покачиваясь из-за неровной дороги, и переводит дыхание.       Прошлое должно оставаться в прошлом.       Арсений даже не смотрит на ребят, друзей, коллег, ни с кем не попрощавшись выходит из автобуса и кидает сумку в квартире.       Никто его, разумеется, не останавливает.       Он заходит в темный бар: людей достаточно, суббота же, и подходит к барной стойке, заказывая виски.       Клише, клише, клише.       Вся его жизнь как клише: тупое клише книжки, рассказа, стихотворения, где уходят к лучшему, привычному, нормальному.       Все это не про Арсения, он знал, говорил это с самого начала, но почему-то чувствует себя все равно паршиво.       Тихая музыка сменяется более громкими битами, и где-то в конце почти бесконечной барной стойки стоит босая девушка.       Ее хрупкая фигура движется плавно, полная противоположность рванной музыки, она поворачивается и смотрит на Арсения коротким взглядом.       Он даже не замечает, как она оказывается рядом, практически садится на его колени, облизывает губы и шепчет:       — Подыграешь?       Арсений даже кивнуть не успевает, когда она, такая слабая и хрупкая на вид, тянет его на себя, и Арсений машинально кладёт руки на ее обнаженную кожу тонкой талии, ведёт чуть вверх, по рёбрам, пока она откидывает голову, а мышцы пресса поджимаются под его прикосновениями.       Арсений настолько трезв, что различает ее игру, наигранность.       Она тянет его футболку вверх, оголяя кожу, пока где-то на фоне улюлюкают девушки, и прижимается близко, поднимая потемневший взгляд. Трогает тонкими пальцами его щетину, пробегается по сухим губам и легко улыбается.       Устраивать секс с незнакомкой в танце вообще не входило в планы Арсения, но она прикрывает руками обнаженную грудь, прижимается горячей коже к его и двигается плавно, пока Риана где-то там, в своём охуенном треке затихает.       — Прости, солнце.       На последнем аккорде она отходит, убирая руку со своей груди, и Арсений ничего не успевает сделать, когда слышит одобрительные возгласы мужчин.       Она не выглядит развратно, она выглядит как искусство.       Бармен отдаёт ей конверт с деньгами, и девушка пожимает плечами, пока Арсений так и стоит с обнаженным торсом, непонимающе хлопая глазами. У него по груди текут капли пота, попадая за пояс ставших большими джинс, пока она говорит:       — Ты был классным, но я все равно выиграла.       И улыбается. Арсений даже не знал, что за эти короткие пять минут на них ставили деньги.       Арсений будто бы чувствует обжигающий взгляд на его спине, поворачивается и застывает с футболкой в руках.       Нет, нет, нет.       Он надеется, что ему кажется, спешно уходит в туалет, по пути натягивая футболку, и упирается о раковину.       Холодная вода приводит в чувства, и пальцы почти не дрожат. Арсений жмурится до кругов, выдыхает ровно десять раз, и наконец-то смотрит в зеркало.       — Зачем сбежал?       Он хочет забыть этот голос. Забыть вообще, блять, все, что связано с этим человеком, пока он стоит тут, за его спиной, и смотрит так, будто бы это Арсений виноват во всем.       — Что ты тут делаешь? – старается звучать спокойно, пока сердце загнанным зверем стучит в груди. – Ты же сказал все, конец, ушёл к своей нормальной жизни, девушке.       Перед глазами словно флешбеки проскальзывают: Арсений сжимает длинный ворс бежевого ковра, пока Антон гладит его бёдра, входит медленно, дышит в шею, кусает за плечо и шепчет что-то неразборчиво.       Арсений бы все отдал либо чтобы забыть, либо чтобы остаться в том моменте навсегда.       — Ты поэтому такой хуйней начал заниматься?       — А тебя ебет?       Антон приподнимает брови, смотрит внимательно через зеркало и подходит, разворачивая Арсения к себе лицом. Он сжимает его запястье, боль Арсений почти не чувствует, хотя машинально жмурится, и говорит:       — Ещё раз тебя тут увижу, делающего это, убью нахуй.       И уходит, оставляя Арсения наедине с единственной мыслью, повторяющейся как мантра:       Нахуй Антона Шастуна, нахуй Антона Шастуна.

***

      Арсений выпивает три услужливо поставленных шота барменом «за счёт заведения» и утыкается лбом в барную стойку, шепчет куда-то в полированное дерево:       — Что тебе, блять, от меня надо?       Приглушенная музыка позволяет это расслышать бармену, но он молчит, ожидая, когда Арсений сам начнёт что-то говорить ему. Не хочется, не хочется вообще ничего говорить больше.       Арсений нервно дергает ногой, пытаясь считать в голове кого угодно: хоть овец, хоть котят, лишь бы в мыслях не проскальзывали картинки с их общими воспоминаниями.       Нежными касаниями.       Долгими взглядами.       Понимающими улыбками.       Счастливыми моментами.       Легкая ладонь опускается на его плечо, и на секунду Арсений прикрывает глаза.       — Не хочешь устроить реванш? Она легко улыбается, ставя локоть на барную стойку и щекой упирается о ладонь.       Арсений, если честно, до сих пор в шоке, в абсолютном ахере от того, что его тут никто не узнал: не то чтобы он звезда мирового масштаба, но.       — Разве не я должен это предлагать?       Она пожимает плечом, все также заинтересовано смотря на него.       — У нас были равные шансы выиграть, но я поступила не очень честно.       Арсений хмыкает, пропуская в голове шутку про главный ее козырь, и думает пару секунд, прежде чем кивнуть. Ему похуй на Антона и его мнение. Похуй.       — Отлично, тогда жду тебя во вторник.       Она уходит, Арсений продолжает пялиться на стул, где она сидела, ещё пару минут.       Ему похуй на Антона. Так же, как Антону теперь похуй на него.

***

      Они решают взять перерыв.       Как какой-то бойз-бенд, поющий сладкие песенки для девочек, но Арсений так больше не может. Последние концерты были провалом, виной которому только Арсений и его слепое желание получать в жизни все, что он захочет.       Антона у него до конца получить не вышло.       Сбежать ему кажется проще. От Антона, от его начального «нормально все у нас будет», от его финального «прости, но с Ирой все правильнее».       Арсений же думал, что он актёр. Невьебенный причём, университет же закончил. Их разлад в отношениях никак не помешает их кропотливо собранному шоу. Только со временем вся игра из его рук ускользает, тенью прячется на поджатых губах, в усталом взгляде и трясущихся руках.       Арсений говорит, что ему (не им) нужен перерыв.       Сережа хмыкает, Дима закатывает глаза, Антон просто смотрит, не отводя взгляд.       — Шоу изживает себя, — говорит он без тени сомнения, твердо и упрямо.       Первым уходит в автобус после концерта, первым выходит из автобуса, бредя домой.

***

      Арсений отключает телефон, теряясь в бесконечных часах воспоминаний всего, что происходило в этой квартире.       В воспоминаниях, как Антон аккуратно клал его на диван, на котором сейчас он лежит безвольной куклой, целовал легко, невесомо касался ключиц и плеч.       Растягивал медленно, входил, закидывая лодыжки на плечи, и любил.       Арсению казалось, что любил. Но из них двоих Антон оказался актером гораздо лучшим, чем Арсений.

***

      Арсений снова идёт туда, снова включает Риану, снова танцует с этой девушкой, имени которой не знает.       Во вторник тут непривычно много людей: Арсений думает, что это заслуга каких-то слухов, иначе что делать людям вечером вторника в баре.       Тело движется как-то ломано, будто бы музыка и правда ломает его, заставляет почувствовать, вспомнить, добить окончательно.       Когда девушка прижимается к его разгоряченному телу, наклоняя голову, Арсений загнанно дышит в ее ключицу, проводя по ним сухими губами, и девушка друг вздрагивает, тяжело глотая.       Арсений даже не слышит, как заканчивается музыка, и она шепчет ему:       — Ты выиграл.       Арсений снова поворачивает голову, снова натыкается на знакомый взгляд, но в этот раз поддаваться не хочется.       Накидывает дутую куртку, пока бармен даёт ему деньги, даже не успевая сложить их в конверт, и Арсений выходит через чёрный выход, надеясь позорно сбежать.       Он слышит оклик со спины, набрасывает на голову капюшон и хватает под руку курящую девушку.       Она лишь хмыкает, быстро продолжая идти за Арсением: он смотрит в звездное небо, стараясь сдержать глупые эмоции.       — Говорят, в Америке небо очень низкое, каждую звёздочку можно разглядеть, — шепчет он и надеется, правда надеется, что в его голосе она не уловит эти крохотные нотки нежелания находиться здесь в этот момент.       — Ну ты сейчас явно не тут хочешь находиться, желательно в Америке где-нибудь, — усмехается она. Девушка неожиданно берет Арсения за ладонь и смотрит в глаза, как-то настойчиво. — Прекрати быть загнанным зверем, ты сам себе ловушку построил и сбежать из неё у тебя не получается.       Она уходит, и Арсений слышит скрип снега сзади, зачем-то крепче сжимает деньги в руке и чувствует капли, его эмоции, скатывающиеся по щекам.       Антон разворачивает его к себе за плечи, смотрит в глаза с какой-то не присущей ему нежностью, и стирает большими пальцами слезы с впалых щёк. Наклоняется, почти касается губами губ Арсения и шепчет:       — Пойдём домой?       Арсений кивает.