Чистая любовь

Было грустно осознавать тот факт, что учеба в Свит Аморис подошла к концу. Экзамены были той последней цепью, крепко сдерживающей рвущихся на волю птенцов в школьном гнезде, но даже экзаменационная пора вскоре сдалась и отпустила выпускников с миром. Кентину эта пора далась особенно нелегко по ряду причин. Однако, как бы он не хотел это признавать, все остальные причины были ничтожны по сравнению с той, самой главной, из-за которой он даже не смог сосредоточиться и сдать с первого раза экзамены, как нормальный человек. Он ругал себя, того маленького очкастого юнца, который еще где-то сидел там, в глубине души Кентина, который вылазил каждый гребанный раз, когда она замечала его взгляд и приветливо улыбалась, махая рукой, когда беззаботно трепала его по непослушным волосам, словно младшего брата, когда смотрела на него с той веселой, но ужасно неприятной снисходительностью старшей сестры. И вроде бы ему нравилось, что она добра к нему, но в то же время его напрягал тот уровень общения, который она ему дарила. Он разительно отличался от того уровня, который у нее был с Кастиэлем, или Лизандром, или даже Армином. Она просто… относилась к нему по-другому. Возможно, дело было в том, что они росли вместе, и он знал ее дольше всех этих парней вместе взятых, а может быть и нет, но ему, по правде говоря, не очень хотелось думать об этом. Самым логичным вариантом было отказаться от предложения пойти на пляж перед выпускным всем классом, в конце концов, надо было привыкать к тому, что скоро она совсем перестанет появляться в его жизни, а он явно не пойдет за ней в тот же институт, потому что… Хватит. Хватит бесцельно бегать. Это было бы самым логичным вариантом, но проблема в том, что искушение увидеть ее в последний раз перед выпускным балом было очень велико, и в итоге ему… пришлось, да, ему пришлось согласиться. В конце концов, мало ли что может случиться, и ему совсем не помешал бы отдых после всего, что он пережил в предыдущие две недели. Кентин почти не жалел, что позволил Алекси тащить себя туда. — Да брось, Кен! Он даже проглотил обидное прозвище, которое, как ни странно, на этот раз не вызвало у него неприятных флэшбеков. Таща с собой старенькую спортивную сумку с пляжными принадлежностями, Кентин думал о болтовне Алекси в последнюю очередь ровно до того момента, пока его синеволосый друг не выдал то, на что, по его мнению, стоило обратить хотя бы каплю внимания: — Ну ты че, не видишь? Я даже Армина с собой захватил, это просто праздник какой-то. И чего только любовь с людьми не делает… — мечтательно протянул один из близнецов и вдруг получил от второго близнеца, идущего позади, по шапке. — Закрой варежку, Алекс, иначе в следующий раз я стукну посильнее, — недовольно пробурчал Армин, сверля глазами серый, нагретый от солнца асфальт. — Да ладно, че стесняться, все свои! — пожал плечами Алекси, закинув руки за голову. — Ну влюбился в… Кентин даже не удивился, услышав ее имя. Даже обрадовался, это было бы смехотворно, если бы Армин не влюбился в нее. Теперь и он понимает, как велик был соблазн. Они должны были спеться, это было предначертано звездами. Оба любили видеоигры, и, к тому же, она была чуть ли не единственной девушкой, которая быстро и легко нашла с близнецами контакт. Началось всё с Алекси, а закончилось влюбленностью Армина. Смешно, но правда. Если взять в расчет, что Армин до этого не обращал ни на кого внимания, кроме своей приставки, то появление столь симпатичной девушки на горизонте в таком большом количестве не могло остаться незамеченным даже им. Хотя Кентина привязанность Армина все равно не пугала, но услышать об этом было все равно неприятно. Как получить «удовлетворительно». Вроде не «провал», но тоже не очень. А вот еще один забавный факт: Армина она динамила так же успешно, как и Кентина, так что он чувствовал даже некую жалость к своему собрату по несчастью. В конце концов, они оба были в пролете, и если Кентин это понимал задней мыслью, то до Армина это, видимо, доходило очень медленно и болезненно. Алекс хоть и пытался помочь, но от него было мало толку, потому что, ну… Знаете… Когда лучший друг и брат влюблены в одну и ту же девушку, а она в них обоих совершенно не заинтересована, это довольна сложная ситуация для человека, который является лучшим другом этой девушки, первого парня и братом второго. Кентин быстро взглянул на Армина, который, наверное, уже пожалел, что выбрался на свежий воздух. Его лицо было таким же недовольным, как и всегда, черные лохматые волосы спадали на глаза, а плетеная шляпа, напяленная на его голову Алекси, слегка съехала на бок. Армин выглядел, как грозовая туча в летний день. То есть, как и всегда, за исключением одной детали: его щеки пылали красным, и Кентин не мог понять: то ли от того, что на улице было жарко, то ли от того, что Армин был смущен до крайней степени. Да и какая, в общем-то, разница? Да никакой. Они явились одними из первых, раньше них пришли только Ирис с Ким и Виолетт. Алекси тут же бросился обнимать раскрасневшуюся Виолетт, а Кентин выдавил из себя лишь суровый кивок головой. Армин, все еще выведенный из строя подколами брата, лишь слабо помахал рукой бывшим одноклассницам и поспешил раскрыть ярко-синий пляжный зонтик, скрываясь под ним от лучей солнца. Почти с какой-то меланхоличностью Кентин наблюдал, как Виолетт бережно натирает спину Ирис слоем солнцезащитного крема, стараясь не задеть завязки ее купальника. Эта сцена выглядела довольно мило, и он даже представил себе, как оно было бы, если бы Виолетт с ним встречалась. Он допускал такие мысли только сейчас, пройдя ад военной школы, ведь прежний Кен и бревен в глазах не видел, кроме как… Ну, кроме как ее, да. На остальных маленький Кен совсем не смотрел, да и не за чем было, собственно. Странно, но даже сейчас, будучи Кентином, он отбросил мысль о том, что мог бы встречаться с другой девушкой, как будто эта мысль была комочком неприятной боли, толкающим его сердце. Виолетт хоть и была милой, совершенно не подходила ему, что уж говорить о Ким. Совсем не его типаж. Ирис? Ирис, конечно, милая. И даже заботливая. И, к тому же, красивая. Но уже занята. Именно с такими мыслями Кентин смотрел на то, как Ким, весело напевая что-то, раскладывала пляжное полотенце и снимала солнечные очки, чтобы показать Ирис. Через некоторое время подоспели Натаниэль с Амбэр, за ними пришли и Мелоди (будто она точно знала, когда появится ее ненаглядный староста) с Капусин. Кентин все ждал. Алекси уже давно умотал к остальному народу и вовсю травил шутки в приличной компании дам, заставляя Амбэр закатывать глаза с каждой минутой все сильнее. Самыми последними явилась целая толпа народа: Роза, взяв под руку не сопротивляющегося Лея, гордо шагала с ним впереди, указывая на то место, где расположились остальные ребята, и приветственно махала им рукой. Позади них неспешно шло трое: двое парней, в которых Кентин узнал взрывного Кастиэля и спокойного Лизандра, и девушку, бодро шагающую между ними. Девушку, ради которой он сюда и пришел. Даже Армин поднял нос от приставки, уставившись на компанию молодых людей, спускающуюся вниз со склона. Вдвоем они, сидя под этим нелепым ярко-синим зонтиком в купальных шортах, глядели на нее. Она, заметив их, приветственно помахала рукой. Кастиэль, бросив неприятный взгляд в их сторону с вполне ясным значением «не отвлекайте, когда я с ней говорю», продолжил вести беседу, и лишь Лизандр коротко кивнул, подарив Армину с Кентином быструю и слабую улыбку. Девчонки радостно приняли их в свой круг (Амбэр особенно обрадовалась, завидев ненаглядного Каса), но Кентину это было безразлично. Он поднял зонтик и, махнув головой в сторону народа, потащил Армина поближе к остальным. Весь день и вечер они провели на пляже и, признаться честно, Кентин даже пожалел о том, что они раньше не собирались такой толпой, потому что этот день был действительно удачным. Часть из ребят устроили соревнование по пляжному волейболу, кто-то совсем не вылазил с воды, а кто-то, как, например, Виолетт, быстро строчил зарисовки, не останавливаясь ни на секунду. Кентин ей даже хотел предложить пофотографировать, как Пегги, вместо того, чтобы сидеть и рисовать, но потом подумал, что Виолетт сочтет такое предложение кощунственным, и отказался о этой затеи. Периодически он с ее позволения заглядывал в рисунки и нашел пару довольно привлекательных. Виолетт успела даже его нарисовать, сидящим и поглощающим мороженое в кругу Армина с Алекси. Виолетт обещала отдать ему этот рисунок, когда их вылазка на море подойдет к концу. — Ловлю на слове, Ви. Она всегда улыбалась и слегка краснела, когда он так ее называл, отчего делалась еще милее, а Кентину это зрелище просто всегда доставало невероятное удовольствие. В приподнятом расположении духа от разговора с Виолетт, он даже смог заговорить с той, которая почти весь день не оставалась одна благодаря очень настырному (странно, обычно, упоминая его, говорят «одинокий») Кастиэлю. Так что когда Амбэр буквально силком оттащила бунтаря, чтобы побыть с ним какое-то время, Кентин впервые мысленно отблагодарил эту блондинистую стерву за вовремя проявленную сообразительность. Лизандра не так давно захватила Роза, и они втроем с Леем семейной компанией проводили время на мелководье. Ему было приятно, когда разговор начала она, заметив приближение Кентина: — Привет, Кентин, как проводишь время? — она залезла на камень и, сев на него так, чтоб свисали ноги, широко улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. — Отлично. А ты еще не устала выслушивать лекции несостоявшейся рок-звезды? Она засмеялась, отводя взгляд. — Ну, вообще-то, я хотела немного провести время с Розой, близнецами и тобой, но мне прямо проходу с утра не дают, как видишь, — и смущенно потерла щеку. — Не знаю, в чем причина, но я была бы рада немного передохнуть. Кентин не сдержал громкого смешка, от которого она даже вздрогнула. — Пойдем со мной, раз хочешь. Хоть прогуляемся перед тем, как тебя снова утащат. Он подал ей руку, и она спрыгнула с камня. Ее белое легкое платье всколыхнулось, края задели мокрый песок, и их тут же обдало морской пеной. Кентин сделал большое усилие для того, чтобы отпустить ее руку, но если бы их в таком состоянии увидел красноволосый черт, то столь приятный вечер мог обернуться путевкой в Ад. Они медленно пошли вдоль берега, позволяя воде лизать их ступни. Болтали о многом: о прошлом (хотя Кентин и предпочел бы не говорить об этом), о настоящем (что нравилось ему больше всего) и будущем (о котором Кентин тоже ничего не хотел говорить, потому что подозревал, что ее в нем не будет). Она заметила, как он все-таки вырос и возмужал, и даже сделала комплимент его телу, которое теперь находилось в прекрасной физической форме, о чем свидетельствовал крепкий пресс и сильные мускулистые руки. Когда она шутливо стукнула ему по прессу и подмигнула со словами «да ты теперь как Рэмбо, парень, я поражена», он готов был то ли провалиться сквозь землю от смущения, то ли вознестись на небеса от счастья. Странное ощущение. Она поделилась мыслями о том, куда собирается поступать, но ее речь о будущем вонзалась иглами каждым словом ему в сердце. Осознание того, что она будет далеко от него, приносила боль, хоть Кентин и пытался не думать об этом. — Знаешь, Кентин, — она повернулась к нему, кроваво-красный цвет заката окрасил ее кожу в золотисто-розовый цвет и заставил глаза пылать огнем восторга от предстоящего путешествия во взрослую жизнь. — Я очень рада, что мы закончили с тобой одну школу вместе. Это много значит для меня, потому что мы знаем друг друга довольно давно. Больше, чем… остальные. В этом твое особое преимущество, — и она подмигнула ему. Другие бы сказали, что это было почти что признание в любви, но Кентин, как и сказала она, слишком хорошо и достаточно долго знал ее, чтобы понять: никакого романтического подтекста ее слова не несли. Только дружеский. Это расстраивало до скрипа в зубах, но Кентин усвоил хороший урок в военной школе — «не показывай, что лежит на сердце». Собственно, именно поэтому он лишь улыбнулся со своей приятной насмешливостью и потрепал ее по влажным волосам и нагревшемуся плечу. — Взаимно, мадемуазель. Она шутливо сделала реверанс в знак почтительности, и они продолжили свою прогулку уже в обратном направлении под явно недовольные взгляды остальных парней. Но Кентину, как уже понятно, было совершенно по барабану. Солнце закатывалось, и пляж потихоньку пустел. Осталась их компания и еще несколько человек взрослого и пожилого возрастов в метрах пятидесяти. Кастиэль запрыгнул на возвышающийся над водой камень и, свесив ноги вниз, скинул рубашку, накинутую на него Амбэр «чтобы он не сгорел». Схватив старенькую акустическую гитару, он взял первые аккорды, привлекая к себе всеобщее внимание. Алекси, весело смеясь, топил Армина чуть поотдаль и брызгался водой, Натаниэль же с Амбэр и Мелоди перебрасывали друг другу мяч в нагретой от солнца воде. Неподалеку лежала Ким, допивая ананасовый коктейль. Кентин не успел оглянуться, как его спутница вмиг оказалась рядом с камнем, на котором сидел Кастиэль, и босиком заплясала под звуки его гитары, держа в руках складки своего белого, совершенно легкого полупрозрачного платья на тонких бретелях. Она заливисто смеялась, кружась на мокром песке, блестящем от света солнца, и легкие локоны ее волос беспорядочно разметались по нагим плечам, таким бесстыдным, таким желанным. Кентин видел, как огонек нескрываемого любопытства и страсти мелькнул в синих глазах Прии. Индийская страсть, как красный перец, — жжет глотку. Плавит губы, как поцелуй дьявола. Он видел, как Алекси перестал топить своего братца, как застыл, все еще держа его предплечье в своей ладони, как застыл и сам Армин, не убрав с носа налипшую темную прядь, и в глазах его чернел бушующий океан несдерживаемых эмоций. Это как победить финального босса в Dark Souls, как получить код на бесконечное количество денег, как словить удачу. Это любовь, но для Армина это слишком сложно, это все знают. Он видел, как Натаниэль пропустил пас Мелоди, и как мяч с шумом шлепнулся где-то позади него, показав свой яркий, блестящий от воды бок. Как со слабой улыбкой остановился и стал смотреть на открывшееся нечто с видом полного удовлетворения, словно решил самую сложную математическую задачу, ведь это так в его стиле. Он всегда так смотрит, когда что-то новое раскрывается ему, когда на одну тайну становится меньше, когда детектив приходит к своему логичному завершению. Кастиэль, хоть и презирал старосту, смотрел почти также, ведь перед ним танцевала, он уверен, его муза. И серые глаза непрерывно следили за каждым изгибом ее тела, думая, однажды! однажды он познакомится с ними чуть поближе, еще интимнее, еще глубже. Он изучит их. Он узнает. Это точно его. Лизандр постоянно бросал взгляды на танцующую: короткие, быстрые, стремительные. Как слова, выливающиеся на бумагу под вдохновением. Он писал, нет, он бежал ручкой по своему блокноту в порыве внезапной мысли; идея, которую нельзя пропустить, которая должна быть записана до мельчайших подробностей, которая должна стать песней, или лучше гимном ей, этому дню, этому мгновению, когда он увидел ее, когда влюбился заново, когда раскрыл в ней сосуд собственного вдохновения, когда наткнулся на очередную загадку, требующую его решения. Он писал, будто молился, и тихая поступь ее босых ног по мокрому песку и каждое шипение новой волны ударялись и запирались в блокнот Лизандра навсегда. Кентин смотрел, не отрываясь ни на секунду, и, кажется, даже не мигал. И все было не важно в этот миг: ни то, как нашел в себе вдохновение Лизандр, записывая в блокнот отрывки, наверняка, новой песни, как сумасшедше быстро рисовала Виолетт на своем листе, и как громок был ее карандаш в этот миг, неважен был интересующийся взгляд Прии, жадный, тяжелый, как жар Индии, неважны были мысли Кастиэля, ни улыбка Натаниэля, ни Армин, очарованный впервые! не игрой. Даже Алекси, застывший в столь смешной позе, был неважен. Всё сконцентрировалось на едином миге, на едином желании сидеть здесь и смотреть. И даже если бы сирена всего мира включилась враз, затрубив со всех сторон, они бы не сдвинулись с места, Кентин уверен, потому что этот танец был хуже самого апокалипсиса, он как смерть от удушения, как длинная ночь с любимым человеком, как печенье Принца, но гораздо, гораздо лучше. И как ни странно, ревности не было, все и каждый смотрел, смотрел, казалось, весь мир, и все разделяли всеобъемлющее чувство безграничной, чистой любви к одному единственному человеку, пляшущему под звуки гитары одного из влюбленных. Они любили ее все, как один, равно. Сильно, тягуче-прекрасно, болезненно, но это боль была приятной, красивой, вдохновляющей, и за ней всегда следовал подарок. За ожидание. Кентин не хотел пропустить ни мгновения этого подарка, поэтому глядел во все глаза, впитывая каждую секунду, каждый ее вздох, каждое движение, и ничего больше не существовало для него, и никто не нужен был. И ничего не нужно было. Они любили ее, а она любила их, и они поняли это только сейчас. Она танцевала, украдкой глядя на каждого, и так притягательно было это. Она любила всех, кто был рядом, и делилась этой любовью сейчас, отдавая себя без остатка каждому, чтобы этот каждый оторвал от нее кусочек этой любви, чтобы взял с собой, чтобы сохранил в блокнот или съел, почувствовав в себе, чтобы оставил и повесил на связку ключей или на шею, чтобы заколол ею волосы и продолжил двигаться вперед. Вот, что танцевала она вечером одного из летних дней под взгляды десяток глаз. Почти что нагая под их взором, но Кентину все равно. Виолетт дотронулась до его плеча, прошелестев рисунком, и Кентин уставился на картину танцующей девушки. Морские брызги намочили платье, мокрый песок испачкал ноги. Хрупкие девичьи плечи краснели от солнца, а мягкие волосы застыли в воздухе, приподнятые легким движением, запечатленном на холсте. Кентин вздыхает и целует пропахший морем рисунок, будто святыню. Идеал чистой любви.