Восьмое чувство

Вашингтон Кейтлин Сноу трет пальцы до жжения, понимая, что стерла ладони в кровь, только когда замечает розовые струйки в раковине. Она замирает, перестает дышать — вообще-то, мечтает не дышать вовсе, но почему-то ни черта не получается. Чертов инстинкт самосохранения! Заставляет сердце гнать кровь по венам, а легкие вдыхать удушающий воздух. Она практически привыкает: с утра два эспрессо, обход пациентов, несколько операций, ночная смена, двенадцать часов беспокойного сна под действием снотворного с кошмарами — липкими, холодными, окутывающими сознание, с пробуждением-криком и холодным потом на лопатках. В предрассветных сумерках квартира кажется продолжением кошмара — призрачные коридоры, силуэты мебели, оглушающая тишина, истинное одиночество. В конце концов, все заканчивается (или начинается?) двумя эспрессо. У неё руки — практически арктические льды, и три минуты под обжигающе горячей водой ничем не помогают. — Это не твоя вина, — голос Циско гулким эхом разносится по предоперационной, и Кейтлин прикрывает глаза. — Я… Циско, я бы хотела ненадолго остаться одна, хорошо? — голос твердый, уверенный, спокойный, холодный. Она ощущает лопатками его сочувствующий взгляд. — Если что, я в ординаторской, — и она слышит его тяжелые шаги, хлопанье двери и оглушающую тишину. Снова… Одна… Кейтлин понимает, что одиночество — не состояние души, скорее выбор. И почему люди всегда винят в одиночестве всех вокруг, кроме себя? Запах анестетика вперемешку с хлоркой практически душит, и Кейтлин позволяет себе сползти на пол, прижаться лопатками к холодному кафелю и почувствовать дробящее ощущение дрожащих рук. Она потеряла его. Пациент умер на её столе. У неё в голове эхом отдаётся голос Мартина Штайна, главврача больницы: «Ему восемьдесят два, доктор Сноу. Он может не пережить эту операцию». У неё в голове голос дочери Джея Гаррика, которая своими солнечными глазами может осветить не один коридор больницы: «Спасибо, что попытались. Он так хотел, чтобы вы попытались». Кейтлин видит горечь в этих глазах. Кейтлин чувствует теплые объятия со словами благодарности. За что? За то, что позволила ему умереть? Они будто утешают её, хотя все должно быть с точностью наоборот. Она потеряла его. Она виновата. И Кейтлин позволяет себе расслабить плечи и заплакать. Всхлип разрывает грудную клетку, и Кейтлин утыкается лицом в сложенные ладони, а затем ощущает чье-то присутствие. Ветер ледяным воем забирается за воротник её медицинского халата, и она ежится, вскидывает голову, потому что уверена, что Циско незаметно вернулся, чтобы её утешить, но понимает, что ошибается. Вокруг пыль танцует в темноте, едкий запах Темзы врывается в легкие, и она отчетливо слышит завывание ветра. Он холодит кожу, забивает нос ремонтной пылью, и Кейтлин готова поклясться, что она в мечети. В заброшенной мечети. На потрескавшихся стенах виднеются едва различимые арабские буквы, Кейтлин замечает под слоем пыли истертые временем и ветром ковры для молитв. Она ощущает едва сохранившийся запах благовоний. Кажется, что она сходит с ума, но вокруг все настолько реально, что ей думается: протяни она руку и заберет горсть пыли в ладонь. Она смотрит на неё внимательно, испуганно и умиротворенно одновременно. Она забивается в темный угол мечети, будто прячется от самой себя и всего мира, словно хочет срастись телом со стенами, которые жалобно стонут от сильного ветра. В её глазах боль всего мира, отчаяние и практически осязаемое смирение. Желание умереть. От левой брови до мочки уха тянутся паутиной шрамы, но не лишают её естественной красоты. Её глаза практически гипнотизируют. Её глаза, будто бы глаза Кейтлин. Она практически перестает дышать, когда чувствует дуло пистолета, прижимающееся к виску. Она ощущает привкус крови на языке, когда выстрел разрывает её на части. Нью-Йорк Бокал разбивается с оглушительным звоном, разлетается на мелкие осколки, скользя по паркету, но выстрел звучит громче. Локи практически ничего не слышит, прижимает ладони к ушам и пытается осознать (и внушить себе), что он находится в своем офисе. Он пытается забыть удушающий привкус крови во рту и разрывающий мысли — голову — выстрел. Ему кажется, что работай он чуть меньше, чем двадцать четыре часа в сутки, не страдал бы такими галлюцинациями. — Мистер Лафейсон! Мистер Лафейсон! — секретарша обеспокоено сжимает его локоть, всеми силами пытаясь отнять его ладони от ушей. — Я вызову скорую… Она вскакивает и уже собирается бежать в сторону приемной, когда Локи стонет ей вслед: — Не смей. Клянусь Богом, я уволю тебя, если ты это сделаешь. Дарси Льюис замирает на месте, чуть приоткрывая рот, но берет себя в руки мгновенно. За годы работы с ним она привыкла и не к такому. — Я принесу аптечку и стакан воды, мистер Лафейсон. Он кивает (надеется, что с благодарностью), опирается спиной о стену, ведет пальцами по паркету, стараясь вернуть себе чувство реальности. Ему хочется выбросить из головы запах пыли и речной плесени. Ему хочется забыть о крике и о выстреле. Настолько реальной галлюцинации у него еще не было никогда. Дарси прибегает с аптечкой, протягивает ему стакан воды и быстрыми, отточенными движениями убирает осколки разбившегося стакана. Локи прикрывает глаза, но тут же вздрагивает, распахивает их — закрывая, он четко видит темно-карие глаза и лицо с белыми полосами шрамов неизвестной ему женщины. Дарси заканчивает убираться, помогает ему встать, и он садится на кожаный диван, только сейчас чувствуя щиплющую боль в районе запястья — упал на осколки. Она молча обрабатывает его раны, не задавая лишних вопросов, и Локи еще раз говорит самому себе «Спасибо» за то, что выбрал именно её в качестве секретаря. — Какие-то сообщения для меня? — уточняет он, пока Дарси застегивает ему запонки на манжетах (рубашку пришлось сменить из-за пятен крови). — Трижды звонил ваш брат, мистер Лафейсон, — кивает Дарси. — Ваш отец просил вас предоставить ему отчет по работе филиала раньше, чем совету акционеров. Он хочет ознакомиться с ним лично. И… Звонил ваш муж, мистер Лафейсон. Локи чуть морщится, но тут же берет себя в руки. — Бывший, Дарси. Бывший муж, — автоматически поправляет он. — Простите, мистер Лафейсон. — Дарси помогает ему накинуть на плечи пиджак и тут же делает шаг назад, не нарушая границ его личного пространства. — Он звонил вам восемнадцать раз. — Передавал что-то конкретное? — После пятого раза я перевела его звонки на вашу личную голосовую почту. — Вы — ценнейший работник, Дарси, — улыбается уголком губ Локи, и Дарси чуть наклоняет голову. — Спасибо. — Вы свободны на сегодня. — Не забудьте, что у вас заказан столик в «Jean Georges» на семь сегодня. Вы ужинаете с доктором Стрэнджем и его супругой. Хорошего вечера и до завтра, мистер Лафейсон, — Дарси мягко прикрывает за собой дверь. — И вам, Дарси… И Вам… — бормочет в пустоту Локи и только сейчас понимает, что его руки до сих пор мелко дрожат. Лос-Анджелес Первый раз это происходит в их «логове» во время операции по взлому ЦРУ. Фелисити называет его «логовом», Кейден «лабораторией», а Майлз просто «дырой». Это происходит так неожиданно, что Дейзи перестает понимать, где она находится и что происходит вокруг. Фелисити потом рассказывает, что она замирает на несколько мучительных минут, будто «отключается» от происходящего вокруг, а потом заходится таким неистовым криком, что ей приходится вколоть успокоительное. Это выстрел. Она стреляет себе в висок. Дейзи уверена в этом, но каждый вздох подтверждает обратное, поэтому ей кажется, что она сходит с ума. Потому что металл, который прижимался к её виску реален, потому что сердце, бьющееся о ребра так, словно пробьет их — реально. Потому что затхлый запах и леденящий ветер тоже реальны… Женщина в мечети тянет к ней руки, лицо в шрамах пугает и притягивает одновременно, а её губы шепчут: «Моя девочка…» И Дейзи вскрикивает, садится на постели, комкая простыни. — Бога ради, Дейз… — ворчит рядом недовольно Майлз. — Я буду спать в другой комнате. Это просто невозможно… Он поворачивается на другой бок и тут же начинает сопеть. Дейзи выскальзывает из спальни, трясущимися руками накидывает халат на голое тело и идет на кухню. Она давится водой, закашливается, ощущая дрожь во всем теле, и боится закрывать глаза. Дейзи начинает бояться темноты. Ей все кажется, что из темноты ей шепчут предсмертное: «Моя девочка…». Мигрень стала теперь её лучшей подругой, и Дейзи лишь остается надеяться, что когда-нибудь станет легче. У неё за плечами — сиротский приют, двенадцать семей, которые меняются с интервалом в пару месяцев, и дыра в груди вместо сердца. У неё в достижениях — знание компьютера лучше своих пяти пальцев, восемь взломов государственных организаций и членство в списке разыскиваемых хакеров. Дейзи старается верить в их группу «Надвигающаяся волна». Ей кажется, что они дают людям правду. Ей кажется, что они делают мир лучше. Ей не хочется думать, что порой они ввергают мир в хаос и агонию простым нажатием кнопки. Она заглатывает ибупрофен, запивает водой и пытается выровнять дыхание, когда ощущает на себе чей-то взгляд. Её пробивает озноб до самого позвоночника. Она босыми ступнями чувствует холодный кафель. Дейзи задыхается запахом лекарств и слышит гудение электрических ламп. Она испуганно оборачивается, понимая, что находится в пустынном коридоре больницы. Сердце начинает биться где-то в глотке, желудок намерен вытолкнуть только что выпитую воду обратно, когда она замечает его. Он замирает около стойки регистрации и смотрит на неё также испуганно, как и она на него. На нем белый халат (значит, доктор?), у него волосы пшеничного цвета, невероятного сапфирового оттенка глаза, легкая щетина (скорее всего, не брился пару дней) и крепкие руки. Он ослепителен и нереален одновременно. Дейзи пялится на него, чувствуя, как успокаивается её дыхание, а желудок уже не прыгает у гортани. Она замечает, как его взгляд скользит по её ключицам, чуть ниже, разливаясь солнечным теплом. Он удивленно рассматривает её, будто иллюзию, и Дейзи вдруг понимает, что её халат распахнут до самого пупка, практически оголяя грудь. Она вздрагивает, хочет прикрыться, и в этот момент стакан выскальзывает из её рук. Разбивается о пол слишком громко, и Дейзи слышит топот ног Майлза. — Какого черта? — шипит он, включая свет, и она щурится с непривычки. — Прости… Прости, Майлз… Я такая неуклюжая, — бормочет Дейзи, собирая осторожно осколки. — Что с тобой в последнее время происходит? — он хмурится, но выглядит скорее раздраженным, чем обеспокоенным. Вопрос, на который он явно не желает получить ответ. Как и всегда. Дейзи думает, что ей повезло, что у неё хотя бы есть такой человек, как Майлз. На большее разве можно рассчитывать с её-то картами на руках? Когда Майлз скрывается в дверном проеме, Дейзи еще раз оглядывается вокруг. Парня с удивительными сапфировыми глазами нет, и она практически жалеет об этом.