Где волны океана касаются облаков

      Проснувшись, Се Лянь лениво потёрся щекой о циновку. Руку, которую отлежал во сне, начало приятно покалывать; в паху привычно и сладко потянуло, вымаливая разрядки, успокоения. Се Лянь рассеянно моргнул, подавив зевок, прислушался к всплеску воды и щебетанию птиц, что перекликались между собой снаружи. Почувствовав знакомое благоухание, что дразнило ноздри своей сладостью, Се Лянь приподнялся на локтях, обернулся в поисках источника манящего аромата. На столе на яшмовом блюде обнаружились разрезанные на дольки жёлтые груши.       Входная дверь со скрипом отворилась, впуская в храм обнажённого по пояс Хуа Чэна. По его лицу и широкой груди стекали вниз капли воды. Хуа Чэн замер, любовно лаская взглядом Се Ляня с головы до ног.       — Я разбудил тебя, гэгэ?       — Вовсе нет, — ответил Се Лянь, не в силах сдержать хрипотцу и нежность, что закрались в его голос.       Хуа Чэн, тепло улыбнувшись, направился к столу и, взяв блюдо с собой, сел подле Се Ляня.       — Я нашёл их у двери. Наверняка кто-то из деревни принёс в качестве благодарности, — пояснил Хуа Чэн, подхватывая кусочек груши двумя пальцами и поднося его к лицу Се Ляня. Губы сами собой приоткрылись, принимая нырнувшее в рот лакомство.       Сочный фрукт таял внутри, обволакивая язык и нёбо своей неповторимой сладостью. В груди Се Ляня вспыхнул сноп искр, чувство несоизмеримой любви опалило пламенем сердце и нутро.       Се Лянь, всё ещё сонный, поддался соблазну — перехватил мягко запястье Хуа Чэна, бережно и осторожно поднёс к своим губам, нежно поцеловал кончики липких от грушевого сока пальцев. Чуть помедлив, лизнул на пробу языком. Поймав удивлённый вздох Хуа Чэна, вобрал в рот указательный палец, пососал, смакуя вкус своего неукротимого желания и откровенного бесстыдства.       Хуа Чэн сглотнул, кадык медленно двинулся вверх-вниз, привлекая всё внимание Се Ляня. Он впился в шею взглядом, сам не заметив, как прильнул к чужому телу ближе. Вдохнул жадно ударивший в нос запах Хуа Чэна, утренней росы, груш и запретного искушения. Кожа зудела от намерения прикоснуться к лицу Хуа Чэна, провести, впитать дозволенность в себя, навсегда запомнить этот миг. Хуа Чэн наградил его взглядом, в котором таилось явное любопытство, граничащее с вызовом.       И впервые Се Лянь принял решение ответить: поцелуями и ласками выразить своё обожание, благодарность этим рукам, что сделали для него. Во имя него. За него.       Он высунул язык и мазнул им по ладони, вкушая волнение и трепет Хуа Чэна. Обхватив кончик мизинца губами и втянув слегка внутрь, тут же выпустил из мягкого плена, оставляя на коже влажный след слюны.       На лице Хуа Чэна застыло выражение — не присущей ему — уязвимости. Его грудь тяжело вздымалась, он дышал нервно и судорожно, закусив нижнюю губу. Весь язык тела говорил о том, что Хуа Чэн напряжён, и ему даётся больших усилий не предпринимать никаких ответных действий.       — Гэгэ...       Губы обхватили фалангу большого пальца, и Се Лянь, слегка покусывая, скользил по коже зубами. Хуа Чэн резко замолчал, не договорив и наверняка потеряв мысль. Выпустив дрожащий выдох, Се Лянь принялся беспорядочно водить языком по пересечениям жизненных линий на ладони, мысленно благодаря судьбу за подарок.       — Спасибо, — голос Се Ляня прозвучал шелестом в тишине раннего утра. — Спасибо, — повторил он, выпустив полувздох-полустон от переполнявших его ощущений, провёл приоткрытым ртом по основанию кисти, вдоль руки — по бугристым сухожилиям и синеватому узору вен.       — За что?       Заворожённый тембром голоса Хуа Чэна, Се Лянь терял призрачную нить своих мыслей. Он молчал, подыскивая подходящие слова, что смогли бы выразить гамму его чувств. Он хотел признаться, что Хуа Чэн раскрасил его жизнь яркими красками; хотел поделиться сакральным откровением, что медовым теплом растекалось по его внутренностям, стоило Се Ляню прикоснуться к подаренному кольцу. Все его эмоции усиливались многократно, когда Хуа Чэн находился поблизости.       Прижавшись щекой, Се Лянь потёрся о предплечье, скользя кончиком носа по корявому контуру иероглифов с его именем, что были выведены детской рукой одержимо и в спешке, превозмогая боль. Губами проделав путь от плеча Хуа Чэна к его уху, он сделал глубокий вдох, ещё оставаясь собой, а выдохнул шёпотом за него кто-то совершенно другой:       — Почувствуй... Почувствуй, как я счастлив, когда ты рядом.       Се Лянь несмело и робко улыбнулся, прижав ладонь Хуа Чэна к своей груди, к сердцу, что яростно билось внутри, пытаясь проделать дыру и вырваться в любимые руки, обагряя их кровью.       Хуа Чэн посмотрел на него, будто он самая яркая звезда на ночном небе, что освещала путь морякам, путешествующим по бушующим волнам океана, там, где они порою соприкасались с облаками и бледноликой луной.       Хуа Чэн прижался лбом ко лбу Се Ляня и обмяк, словно кто-то перерезал удерживающие его путы. Он обхватил ладонями лицо Се Ляня — тёплое прикосновение пальцев обожгло кожу щёк — и накрыл его губы своими, срывая с тех влажный, поверхностный и самый сладкий поцелуй со вкусом груш и искренних признаний.