***
Спустя тысячу лет минимум, один не-Армагеддон и неудавшуюся казнь, встречи становятся неформальными. Дагон с воодушевлением называет это тимбилдингом, Хастур что-то тихонько бормочет про бессмысленность казней, Михаил размышляет над чем-то, что будет произнесено в качестве извинений, но, конечно, ими являться не будет, а Гавриил подключается ко всему этому с таким восторгом, что у Вельзевул скрипят зубы. Она ненавидит новый стремительно меняющийся мир, ненавидит неудавшегося Антихриста, который словно спустил крючок и открыл ящик Пандоры с нововведениями, ненавидит Люцифера, который заговорщески тычет ей в плечо и шепчет «Ну чем тебе не нравится идея открыть ночной клуб? В Эл-Эй, как тебе?» У Вельзевул болит голова от того, что шутки Хастура становятся смешными и популярны в Твиттере, что Уриил занялась фаер-шоу, а Сандальфон открыл антикварную лавку неподалёку от одного небезызвестного книжного магазина. Вельзевул чувствует себя полной дурой, сидя в кигуруми летучей мыши на полу в окружении кучи подушек, флисовых пледов, кружек с какао и пиал с печеньем из песка и сахарной ваты, а рядом сидят синий коала, динозавр, панда, жираф, единорожка и кенгуру, которого она теперь хоть может обнимать без зазрения совести. Не то чтобы советь у Вельзевул была. Они с рабочих тем как-то очень резко съезжают на что угодно, и это раздражает само по себе. Так же резко они начинают делиться личным, и это беспокоит. И вот уже Гавриил всей честной округе разбазаривает про их свидание в Риме тридцать третьего, когда она пыталась успокоить его после Распятия, но в итоге перепила сама, и вот здесь, несмотря на отсутствие и совести, и стыда, Вельзевул по предвкушающим улыбочкам зоопарка чувствует, что её уши краснеют от негодования. — Прекрати, — дёргает она Гавриила за рукав, но он только небрежно гладит её по колену и продолжает вещать. — Заткнись, пожалуйста, — угрожающе шепчет куда-то в плечо, потому что не дотягивается, и тут же привлекает внимание тычком и более громким: — Заткнись! Гавриил смотрит на неё сверху вниз лукаво и интригующе — смотрит так впервые, когда они не наедине и речь не идёт о сексе — и Вельзевул чует подвох. — Заставь меня, — тянет своим соблазнительным тоном, но у Вельзевул внутри поднимается что угодно, кроме возбуждения. Она прописывает ему хук с левой в челюсть, стараясь ничего не сломать, и в ответ получает поражённое «Ооу!» от зоопарка и ошарашено-оскорблённый взгляд от Гавриила, держащегося за ушибленное место. — Совсем ненормальная, что ли? От его вопля Вельзевул на секунду чувствует себя виноватой. А в следующую просто исчезает в Ад, уже там сжигая плюшевый клоунский наряд и дымом и серой выветривая из волос запах шоколада и ванили. Потом часа два кряду матерится Дагон на Гавриила — потому что мудак — он, а орал на неё. Потому что никогда ничего не понимает — даже когда прямым текстом говорят, даже когда целую систему придумали, чтобы без подробностей общаться. Потому что ей до глубины души обидно.***
Они молчат с месяц. Дагон отчитывается о встречах, которые происходят без них и без упоминания их, а Вельзевул глубоко посрать, потому что содержательного там — ноль. Ещё месяц молчит Вельзевул, а Гавриил донимает её через письма с просьбой поговорить, через телефонные звонки, телеграммы, мэйлы, смски, Дагон и даже Хастура с Лигуром. Последней каплей становится Люцифер, который говорит, что «без понятия, в чём чёртово дело, но Гавриил просил передать — внимание: цитирую: «я заебался извиняться за то, чего не делал, захочешь поговорить — я у себя», что, как ты слышишь, на него совсем не похоже, поэтому выдели, пожалуйста, пару часов на разговор с ним, потому что ваши проблемы негативно сказываются на сближении офисов в целом». Люцифер тоже получает хук, но уже с правой, и закатывает глаза в стиле «сколько-уже-можно-идите-потрахайтесь». Вельзевул зовёт Гавриила в парк тремя словами: — Иди сюда, блять, — и это ни разу не молитва, но он слышит и, жалея своё эго, приходит лишь через три минуты. — И что тебе нужно? Он выглядит возмущённым. Как раньше. Сначала — в начале их отношений — Гавриил возмущался, когда думал, что виновата она, а она делала вид, что виноват он, и обрушивал на демона весь свой не очень праведный гнев. Потом не понимал и как будто аккуратно злился, пытаясь въехать в эту сложную систему логики Вельзевул. Потом флиртовал, несмотря на то, как редко это работало. И сейчас он снова возмущается — Вельзевул по глазам видит, что до глубины души, и снова на секунду чувствует себя виноватой. Потом сжимает кулаки и объясняет. — Сначала ты позоришь меня перед всем этим блядским зоопарком — я молчу уже о том, что ты меня в это втянул — потом наглейшим образом делаешь вид, что не при делах, издеваясь, а потом я ещё и ненормальная? А потом ты ещё и «заебался» и «ничего не делал»? И теперь ты — возмущаешься? Она хрипит к концу тирады и чувствует на языке едкий привкус горечи. Вот почему он так? Почему у них всё — так? Совершенно по-глупому хочется плакать от отчаяния. Гавриил глубоко вздыхает на десять счётов, считает ещё десять и выдыхает ещё на десять, прикрыв глаза. — Во-первых, я не успел рассказать ничего ужасного, если ты меня слушала. Все и так знают, что ты не пример для подражания и умеешь напиваться до беспамятства, мило улыбаться и шутить не делая из лица стену. Во-вторых, ты меня ударила, а у людей, например, за это статья в кодексах есть. В-третьих, я считаю, что сейчас, после того, как разозлился я, твоя злость неоправданна. И в-четвёртых и в самых главных, я просто хотел, чтобы ты меня поцеловала, — он вздыхает и потирает лоб в смятении. — Знаешь же, у людей есть шутка, чтобы затыкать болтающего партнёра поцелуем. Я думал, это будет весело. В конце концов, хоть раз мы можем не делать вид, что наши отношения — это отношения мымры и идиота? Потому что я и в правду чувствую себя идиотом, потому что все вокруг считают меня идиотом — только потому, что ты не даёшь мне и шанса! Я знаю, что до меня долго доходит, но знаешь, твой взгляд из бездны, кулаки и молчание в сотню лет мне ничего, совершенно ничего не объясняют. Вельзевул чувствует себя сдутым шариком. Чувствует, что у неё выбили почву из-под ног, что связали крылья и надавали по лицу. Она прячет взгляд, сдерживая судорожный вздох, забыв, что хотела сказать на каждый его пункт. Секунда, когда она ощущала вину за собой, растягивается на неопределённый срок. — Мне трудно объяснять, — говорит она тихо. — У меня таких непонятливых — весь Ад, и с ними проще, но их, блять, легион. И я… до меня тоже что-то долго доходит. И злюсь я, что мы не можем просто понять друг друга, спустя столько лет… Гавриил обнимает её без предупреждения, и сразу становится легче, против двух месяцев молчания и перепалок. Вельзевул обнимает его в ответ, стискивает крепко-крепко, утыкаясь носом в ключицы, и шепчет: — Прости меня. Больше она ничего не говорит, потому что внезапная мысль о том, что ей просто хочется побыть безответственной и слабой — слишком горькая и неудобная. Гавриил её вряд ли понимает, но тихо извиняется тоже, гладит по спине и улыбается как всегда, успокаивая. И Вельзевул жмурится от нового осознания: это она сама себя не понимает.***
Зоопарк старательно делает вид, что ничего не случилось. Вельзевул дорабатывает рецепт печенья и пытается находить удовольствие в том, чтобы отключить мозг прямо сейчас — ведь на самом-то деле в этом и есть грёбаный смысл! Обсуждать рабочие вопросы никто даже не пытается, периодически скатываются в балаган, а Гавриил то и дело поглядывает на Вельзевул. Она притворяется, прикрыв глаза, что его взглядов не замечает, но жмётся к его плечу и переплетает пальцы, поглаживая большим тыльную сторону ладони. «Я тебя люблю», — выводит кругами и знает, что Гавриил знает. Вельзевул упускает момент, когда история про Жанну перерастает в спор, когда стороны странным образом делятся не на обычное чёрно-белое, а как-то очень криво, и вот уже Михаил оказывается в углу, защищаясь от оскорблённого чувства долга Уриил и Сандальфона и пытаясь объяснить Дагон и Гавриилу тонкости ситуации, и последний её почти не слышит, с трудом проводя нужные параллели. Хастур и Лигур лезут с неуместными вопросами ко всем остальным, а Вельзевул хочет, чтобы это всё просто закончилось, ибо спорить о любви — бессмысленно, о жертвах во имя веры — ещё и опасно. А она в кои-то веки хотела поесть печенье и шутить про «Секрет Небес». Гавриила снова заносит, да так, что замолкает даже Уриил, а Хастур чудесит поп-корн, когда Вельзевул одёргивает Гавриила усталым: — Да прекрати уже. И теперь он спорит с ней, пытаясь выяснить, в чём был не прав. Дагон встаёт на сторону Михаил, и Вельзевул оказывается в центре жужжащего роя. — Просто замолчи и послушай внимательно, что тебе говорят, — цедит она Гавриилу, заставляя его посмотреть себе в глаза. — Я слышу их, — возражает он, — а вот меня и здравый смысл нет, поэтому, если ты позволишь… Его лицо на секунду приобретает самодовольно-лукавый вид. А потом он тушуется, чуть приоткрыв рот, и Вельзевул наконец-то понимает. Она целует его порывисто, и это всё ещё выглядит так, будто она заткнула его сразу же и не было никаких игр в гляделки с немым разговором. Гавриил неловко обхватывает её за плечи, словно хочет отстранить, но быстро передумывает, сдаваясь её внезапному напору и прижимая к себе крепче. Вельзевул возгласов вокруг не слышит и жмурится от охватывающего нутро удовольствия, от осознания, что Гавриил так быстро теряет над ситуацией контроль. Он дезориентирован полностью, когда она отрывается и садится на пятки, смотрит в его подёрнутые дымкой глаза и улыбается. Гавриил улыбается тоже. Хастур на фоне разочаровано стонет и бросается в них поп-корном.