Ночь

      Вельзевул бесит идея Люцифера сделать наказание показательным. Терпеть на себе взгляды высших демонов и ангелов, словно грешник на Высшем суде. Только ни Вельзевул, ни Гавриил не сделали ничего, за что их им следовало испытывать вину. Ведь любовью можно гордиться, даже ей, Лорду Преисподней. И во всём этом фарсе утешает лишь то, что наказание — обоюдное, и Вельзевул сможет убедиться, что Гавриил не умрёт. Сможет смотреть на него, пока сознание не потеряет от боли.       И всё же этого не должно было быть. Гавриил не должен стоять рядом, покорно позволяя вести себя, как нашкодившую псину, за цепь, крепящуюся к наручникам. Его плечи расправлены, и белоснежные крылья аккуратно сложены за спиной, ничем не выдавая настроения архангела. Вельзевул через три метра чувствует его горечь.       — Это моя вина, — тихо говорит она, когда они становятся друг на против друга, совсем близко. Гавриил берёт её за руки. — Это не должно было тебя коснуться.       — Или вверх, или вниз — главное, что вдвоём, — возражает. Ему хочется сказать, что он виноват не меньше, он был бы рад, чтобы Вельзевул оставили в покое, но разве они смогут друг без друга?       Гавриил запрокидывает голову. Сферы под потолком слепят глаза, и архангел возвращает взгляд на Вельзевул. Он не думает молится. Не думает перекапывать морально-этический свод райско-адских негласных правил. Что-то в этом мире давно сломалось, его уже не спасти. Они могут попытаться спасти только самих себя, но, кажется, и этот шанс у них отобрали.       Вельзевул расправляет шестёрку крыльев. Она держит Гавриила за руки, крепко, до боли, и ей почти не страшно. Боли она не боится, но навязчивая мысль, что всё может рухнуть, настойчиво колотится о череп.       — Всё будет хорошо, — шепчет Гавриил. Он не уверен, он всего лишь надеется, и эта надежда — единственное, что у них есть. Помимо любви.       Он опускается на колени, не дожидаясь унижающих приказов, тянет Вельзевул за собой. Ей хочется коснуться его пушистых перьев в последний раз, но кандалы не дают; хочется уткнуться Гавриилу в шею, спрятаться ото всех и вся, но она смотрит архангелу в глаза, не позволяет себе расслабиться.       — Последние слова? — будто в насмешку интересуется Люцифер.       Это не казнь — у них будет ещё двадцать-тридцать земных лет, может, чуть меньше или чуть больше. Но небожителями они больше не будут. Это почти похоже на казнь.       Гавриил уже открывает рот, чтобы сказать пару ласковых падшему брату, но Вельзевул одёргивает его, качает головой. Не нужно представлений, всё равно никто ничего не поймёт. Она бы и сама с удовольствием отозвалась об ангельской братии, нашла бы слова, чтобы задеть всех за живое, только что этим твердолобым слугам Господним сделается? Лучше молчать и не тратить понапрасну силы. Молчать, разделяя неприглядную участь.       Михаил переглядывается с Люцифером. Они стоят слишком близко друг к другу после шести тысяч лет разлуки, и это почти смешно: как они забыли проклятия в адрес друг друга, чтобы покарать провинившихся; тех, кто пошёл против системы, призванной спрятать пороки и благодетели тех, кому они не доступны.       Люцифер пожимает плечами, и Архистратиг даёт отмашку: Уриил вынимает свой меч из ножен. Обоюдоострый, пылающий Небесным огнём — истинное орудие кары архангелов. Воплощение Божьего гнева. Вельзевул усмехается, но крылья дёргаются и напрягаются, чувствуя жар меча. Демон крепче вцепляется в предплечья Гавриила и закусывает губу до крови.       Меч с первого раза крылья не отрубает. Он со скрежетом вонзается в плоть, тут же её рассекая, обжигая, опаляя перья, врезается в кость. На глазах Вельзевул выступают непроизвольные слёзы, в горле зарождается и тут же глохнет крик, вышибленный воздух из лёгких; демон пошатывается от каждого удара — с первыми двумя на пол падают верхние крылья, пачкая кровью её тело, мраморный пол и одежду Уриил. Чёрная кровь стекает вниз по сведённой судорогой спине, нижние крылья подгибаются от боли, а ног Вельзевул и вовсе не чувствует. Она мелко дрожит, но не морщится, не жмурится, смотрит на Гавриила, опирается на него.       Его сердце сжимается от её взгляда, пропитанного немой агонией. Если бы он мог, он бы забрал её боль, он бы укрыл её своими крыльями, унёс бы её отсюда. Но всё что он может — это держать её за руки, не давая упасть, и не отводить взгляд, пытаться вложить в него всю свою любовь, за которую она бы смогла ухватиться.       Но Вельзевул едва ли может различить то, что видит. Боль и жжение плотной пеленой встают перед глазами, затуманивают разум, парализуют сознание и тело, а потом Вельзевул чувствует, как пол разверзается под коленями. Ладони скользят по ладоням от пота, и бывший демон проваливается, падает в жёсткие объятия воздуха. Задыхается, ветер выбивает из глаз слёзы, впивается в раны на спине, а Вельзевул едва может осознать происходящее. Она падает снова, и снова Гавриил остаётся наверху один.       У него немой крик задушенным хрипом слетает с губ, и он пропускает момент, когда Уриил наносит первый сокрушительный удар уже по нему. Ей требуется пять, чтобы перерубить широкие кости, расчленить суставы, удерживающие огромные архангельские крылья. Гавриил не пытается казаться сильным. Он яростно шепчет проклятия и сжимает кулаки, скрипит зубами так, что сводит челюсти. Его суть успевает всколыхнуться лютой ненавистью, уколоть Уриил прежде, чем рассеяться, и лишь малая её часть остаётся внутри падающего Гавриила. Он не успевает осознать, что потерял связь с Небесами навсегда, что Рай с его пустотой и тишиной для него теперь закрыт, и теряет сознание, не совладав с болью и эмоциями.

***

      Когда Гавриил начинает ощущать своё тело, первое, что он чувствует — это маленькую ладошку Вельзевул, сжимающую его. Потом возвращается жгучая боль, разрывающая спину, боль в голове и, кажется, во всех костях человеческого тела. Гавриил открывает глаза, не думая о том, что теперь он человек и может умереть.       Вельзевул слабо улыбается. Она лежит на животе, и половина лица теряется в острых травинках, скрывающих невыплаканные слёзы. Гавриил, не сдерживая болезненного стона, выгибается, пытаясь уменьшить давление на спину, но получается только хуже: раны стягивает, и Гавриил с трудом переворачивается на живот. Сжимает руку Вельзевул крепче и силится улыбнуться в ответ.       — Всё будет хорошо, — эхом отзывается она, закрывая глаза. Несмотря на боль, в груди разливается спокойствие, почти счастье. Страх совершенно отступает.       Гавриил закрывает глаза тоже, отпуская напряжение. Ему кажется, что Небеса, Она, всё-таки их услышала.