***
Запах мокрого асфальта резко ударяет мне в ноздри. Хочется скрыться от неприятного аромата и поплотнее укутаться в лиловый свитер, который связала мне бабушка на день рождения по случаю того, что шестнадцать лет бывают раз в жизни. Словно пятнадцать или семнадцать нам исполняется постоянно. Прошло, наверное, всего минут двадцать после того, как полицейские постучались в двери нашего дома и попросили позвать кого-нибудь из взрослых. Мама и папа ещё не успели вернуться, поэтому офицер позвонил им с моего телефона. Не знаю о чём они говорили, но родители уверили, что будут на месте как можно быстрее. На вопрос о том, что произошло, и почему им потребовалось объявится на нашем пороге, офицеры лишь бросали на меня сочувственные взгляды, от которых становилось то жутко, то беспокойно. Наверное, мне бы даже не позволили приехать сюда вместе с ними, если бы я не навязывалась: в итоге, удалось сойтись на том, что мне нужно накинуть на себя что-то потеплее, иначе придётся остаться дома и ждать вестей. Почему-то оставаться дома мне тогда совсем не хотелось. Вдалеке на дороге можно разглядеть, что под плотной белой тканью лежит какой-то предмет. Работники натягивают вокруг него ленты и расставляют предупреждающие знаки. Примерно, как в сериалах, что крутят по кабельному, когда происходит убийство, в котором всегда виноват садовник. Неужели и в Массачусетс появился такой персонаж? И неужели там на самом деле может лежать чьё-то тело? Волнуюсь, что Бин вот-вот вернётся домой и, не обнаружив меня, устроит всемирную панику или того хуже — выкинет моего картонного Деймона Сальваторе, а ведь ещё не успела похвастаться им в интернете. Ветер приятно обдувает лицо. Наверное, сейчас отличное время для вечерней пробежки под песни Кэти Перри, на которую я не могу решиться уже года три подряд. Машина отца останавливается рядом с полицейской спустя пять минут. Мама буквально вываливается с переднего сиденья и бежит ко мне с криком, больше похожим на рык раненного зверя. От выражения лица мамы по спине бегут мурашки. — Лэсс, детка, ты в порядке? — Тревога сочится из каждого звука, который она произносит. Мне кажется, что даже такие простые слова даются ей тяжело. — Чем вы думали, когда привозили её сюда? — Кричит она, обращаясь к полицейским. — Она ребёнок. При упоминании возраста я кривлюсь, но, конечно, мама не видит этого, так как почти сразу затягивает меня в силки из объятий. Лучше бы я оставалась для неё ребёнком и дома, особенно в те моменты, когда они с отцом просят меня перемыть всю посуду после семейного ужина. От мамы пахнет ванилью и яблочным кондиционером для волос, который мы с братом подарили ей на день рождения в прошлом месяце. Только сейчас запах словно смешан с опасностью и тревогой. — Ваша дочь бывает убедительна, миссис Фоксис, — отвечает один из офицеров, откашлявшись, — слишком убедительна. Папа громко хлопает дверью нашего старенького форда и через пару мгновений оказывается возле нас. — Порядок, Лэйс? — Он улыбается, но как-то натянуто. — Ага, — отвечаю я, возвращая улыбку. Надеюсь, что за смертельным приёмом, который решила применить мама, отец всё же сможет меня услышать. Папа называет меня, как чипсы только в двух случаях: если у него хорошее настроение или если случилось что-то на самом деле плохое. Учитывая состояние мамы и оценивая её поведение — ставлю на второй вариант все свои карманные деньги за следующий месяц. — Лилит, пожалуйста, перестань душить нашу дочь. Ещё немного и я не смогу отличить её от инжира. Мама сразу же отскакивает от меня, словно её ударило током. — Боже, детка, прости меня, прости. — Ма-а-ам, хватит, я в порядке. — Боюсь, что кому-то из вас нужно отправиться с дочерью домой. — Говорит второй офицер. — Лилит. — Произносит отец, совершенно не оставляя матери выбора. — Идём, Лэсс. — Мама обнимает меня и тихо поворачивает в направлении нашего дома. — Но папа… Картинка темнеет. А сердце почему-то начинает очень сильно болеть. Резко вскакиваю на кровати, пытаясь понять — где я, чёрт возьми, нахожусь. Дыхание сбито, а сердце бешено колотится, словно вот-вот пробьёт рёбра. Провожу ладонями по лицу, пытаясь стереть с него остатки кошмара. Оглядываю комнату, но понимаю, что нахожусь здесь одна: скорее всего, Клэр уже успела не только проснуться, сделать зарядку, но и занять очередь в душ. Опускаю ноги и вздрагиваю от того, насколько холодный пол. Миссис Розмари, что, решила оставить нас ещё и без отопления? Конечно, уверена, что в её-то комнате вполне возможно найти парочку обогревателей, которые она конфисковала у студентов. Нужно будет обязательно найти способ, чтобы проверить мою теорию. В груди неприятно ноет, что хочется вытащить оттуда сердце и промыть его под холодной водой, вполне возможно, что в моём случае это единственный способ пусть и не избавиться от боли, но хотя бы уменьшить. Достаю телефон из-под подушки, чтобы написать маме сообщение. Я: Снова дурацкие кошмары. Боже, почему они начались снова именно сейчас? Я уже давно не видела во снах вечер, в котором наша семья стала меньше на одного человека. Помню, что по совету Уолсон мы с мамой даже сожгли лиловый свитер, чтобы я лишний раз не вспоминала о произошедшем, смотря в его сторону. Словно дело вообще было в этом несчастном свитере. Как, вашу мать, я могла не вспоминать о том, что мой младший брат умер? Отец вернулся в тот вечер подавленным. Они с мамой что-то долго обсуждали на кухне, а я всё хотела спросить — не предупредил ли их Бин, что останется ночевать сегодня у Тома. А потом они позвали меня, решив, что будет лучше, чтобы я узнала всю правду от них, а не прочитала наутро в газетах. Зайдя к родителям, я не подозревала, что сейчас состоится самый дерьмовый разговор в моей жизни. И самый грустный, пожалуй, тоже. Мама рыдала, а отец пытался сохранить остатки здравого смысла и спокойствия. Его выдавали только глаза, в которых плескалась боль от потери сына. Мама осталась со мной той ночью: без конца гладила меня по волосам, повторяя, как мантру, что всё будет в порядке. Мы до сих пор не признаёмся папе, что слышали его рыдания. Элиот Фоксис не умеет плакать. Просто не может. Конечно, я не сразу поверила родителям. Попросила их успокоиться и не разыгрывать меня. Плакала, умоляла, кричала, что не верю, но ответ оставался одним. Бина нет. Бина нет. Бина нет. Кто-то сбил его на машине и скрылся с места преступления, даже не позвонив в службу спасения. Полицейские обещали проверить камеры видеонаблюдения, но, как выяснилось позже — в тот вечер они не работали по каким-то техническим причинам. Свидетелей, естественно, не нашлось тоже. Хуже всего было от слов экспертов, проводивших вскрытие, которые уверили родителей, что Бина можно было бы спасти, если бы кто-то сообщил о случившемся и вызвал помощь. У брата был шанс, но, очевидно, водитель не планировал его ему предоставить. — Ты сегодня рано, — удивлённо произносит Клэр, захлопывая дверь, — не терпится начать новый день? — Ага, не терпится уже скорее его закончить, — делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, — у тебя тут целый набор ниндзя, — указываю на три расчёски в одной руке и кружку с кофе в другой. — Рональд обещал прийти минут через двадцать. Я надеялась, что мы тебя не разбудим, но так даже лучше, — Клэр виновато улыбается. — Мне уйти? — Сразу же вскакиваю с кровати, не дожидаясь ответа. Лучше побуду подальше от кошмаров и волшебного мира, который Уизли обязательно тут устроит. — Нет! — Вырывается у Клэр слишком уж громко. — Пожалуйста, Лэсс, можешь остаться? — Происходит что-то, о чём мне нужно знать? — Ты уже знаешь, что Рональд — идиот? — Клэр ставит кружку с кофе на тумбу, посылая мне едва заметную улыбку. — Прости, Клэри, — мягко начинаю я, чтобы не обидеть подругу, — мне кажется, что об этом известно каждому, кроме тебя. — Тогда большего тебе знать не нужно, — отвечает она, присаживаясь на мою кровать, — выглядишь паршиво, кстати. Что-то случилось? — Сон. Ненавижу сны. Клэр бросает на меня взгляд полный сочувствия, а потом похлопывает по месту рядом с собой, предлагая мне сесть. — Спасибо, ты такая щедрая, Клэри, приглашаешь меня на мою же кровать. Но, кажется, что подруга пропускает мою колкость мимо ушей. — Думаешь, Рон и правда такой идиот? — Спрашивает она, теребя цепочку на шее. — Берлин говорит, что он мне не подходит. — А ещё Берлин говорит, что он сын судьбы, — вздыхаю я, — нельзя верить всему, что вываливается из его рта. Даже если его рот красивый, Клэр. — С Роном и правда сложно, — продолжает она, игнорируя мой ответ, — знаешь, в один день он кажется мне самым лучшим парнем на свете, он буквально готов носить меня на руках, любить и оберегать, а потом наступает другой день, и он выглядит совершенно другим человеком, — Клэр шумно выдыхает, — он ведёт себя очень странно, Лэсс. — Берлин знает об этом? — Спрашиваю, увлекая Клэри в объятья. Кажется, что она вот-вот расплачется. — Угу, — кивает она, — в тот день… когда Рональд перевернул нашу комнату вверх дном, я чувствовала себя отвратительно. Накануне мы поругались, и он сказал, что ненавидит меня. Что я совершенно не вижу всех тех вещей, что он для меня делает. — Тихо продолжает она. — Что он делает? Машет своей волшебной палочкой, в надежде хоть раз попасть в тебя? — Не подумав, бросаю я и сразу же чувствую, как Клэр толкает меня в живот. — Я залетела в комнату в слезах, а когда увидела тут Берлина, то не смогла сдерживаться — разревелась, словно на празднике мне не досталось конфет. А Мюлл… ты же знаешь, он может быть очаровательным даже не стараясь, — говорит она, прижимаясь ещё ближе ко мне, — он слушал и слушал, а я так хотела, чтобы Рон тоже мог понимать меня так, как он… — Клэр переходит на шёпот, поэтому конец фразы расслышать не удаётся. — Клэри, если ты не хочешь рассказывать, то всё в порядке, — похлопываю подругу по спине, — не обязательно говорить вслух о том, что твой парень — мудак. — В тот вечер, — отстранившись, Клэр вытаскивает платок из кармана пижамных штанов, чтобы высморкаться, — когда Рон вернулся к общежитию…он влепил мне пощёчину. Мне тогда показалось, что меня словно молнией поразило. Я просто стояла там, смотрела на него и, если честно, понятия не имела, что делать дальше. Рональд кричал, что я довела его, что моё поведение не похоже на поведение занятой девушки. И, боже, Лэсс, — Клэр запускает пальцы в волосы, пытаясь распутать их, — он ведь прав, да? Ну какая несвободная девушка будет засматриваться на Мюлла? — Не знаю даже… любая? — Делаю предположение, надеясь, что это сможет заставить Клэр хотя бы улыбнуться, но она только кидает на меня полный грусти взгляд. — Он ведь никогда не бил меня раньше, Лэсс. А если он снова…? Клэр начинает плакать так сильно, что я боюсь совсем скоро затопит наше крыло. Розмари будет просто в восторге. Новые отработки. Новые стены. Да здравствует легальное рабство Далласа. — Тише, — осторожно говорю я. — Давай мы сначала успокоимся, а потом попробуем вернуться к теме нашего разговора снова, хорошо? Клэри пытается что-то ответить, но из груди вырываются только рыдания. — Клэр, послушай, если ты и должна плакать из-за чего-то в этом мире, то лучше давай поплачем над твоими штанами с Патриком, пожирающим роллы? — Осторожно произношу я, пытаясь отнять руки Клэр от лица. — Давай сейчас мы пойдём и умоемся, а потом ты скажешь считается ли этот принт в какой-нибудь реальности каннибализмом, хорошо? — Клэр кивает, вымученно улыбаясь. Слёзы всё ещё стекают по её красивому лицу, а в глазах словно не осталось ни намёка на жизнь. Неприятные мурашки бегут по спине, стоит мне подумать, что глаза Клэр похожи на глаза моего младшего брата. — Если у тебя будут силы, то расскажешь и дальше. А если Рональд посмеет что-нибудь сделать, будь уверена — я превращу его в крысу. — Давай лучше в часы, — отвечает Клэр, вытирая слёзы, — может, хоть тогда он научиться приходить вовремя.***
— Привет, Фоксис, — раздаётся за моей спиной радостный голос, как только я с шумом буквально падаю на своё место в аудитории. Господи, а ведь день вполне хорошо начинался. Может, нужно попросить у Рональда маховик времени и отмотать время к утру, чтобы проспать? — Привет, Гарри, — нехотя поворачиваюсь, чтобы продемонстрировать британской заднице средний палец, — если ты не забыл, то учишься курсом старше и тебе бы пора научиться пользоваться такой удобной и прекрасной штукой, как расписание, — достаю из сумки упаковку конфет, которые без зазрения совести спёрла у Клэр, — говорят, что оно буквально жизнь может спасти. Расписание это. На лице Гарри играет тупая улыбка, отчего мне хочется съездить по его физиономии этими самыми конфетами. — Если бы ты, Фоксис, сама пользовалась благами человечества, то знала бы, что сегодня Нортона подписали на общую лекцию, — парень зевает, а потом выхватывает конфеты у меня из рук, — шоколадные? — Да, Гарольд, весь вечер провела в туалете, вытаскивая оттуда экскременты, а потом в ночи лепила из них угощения специально для тебя. Гарри с опаской смотрит то на меня, то на конфеты, а потом протягивает обратно, заставляя меня закатить глаза. — Рональд притащил для Клэр в качестве извинений, — вздыхаю, — я всё утро слушала о том, какая у него искренняя и всенепременная любовь. — Все-не-пре-мен-ная, — протягивает Гарри, словно пробуя слово на вкус, — и как, ты уже стала свидетельницей магического секса? — Тантрического, идиот, тантрического, — отвечаю я, — Рональд занимается исключительно тантрическим сексом… Слушай, нам обязательно говорить об этом? Гарри ухмыляется. Ему явно нравится действовать мне на нервы. — Можем поговорить о том, как мы с тобой занимаемся тактическим сексом, Лэсс, — голод одерживает победу, потому что одна конфета отправляется-таки Гарри в рот. — Тантрическим, — машинально поправляю я, — и да, ты сказал общая лекция? — Угу. Так что тут должно быть много людей. Германия тоже подъедет. Упоминание Берлина почти буквально наносит мне по голове сокрушительный удар. Уверена, будь я финальным боссом в какой-нибудь игре — моя полоска жизни тут же дошла до отметки нуля. Интересно, может, его поведение ко мне изменится в присутствии других людей? Мистер Нортон выглядит уставшим. Ощущение, что сегодня на работу его собирала сонная пятилетняя дочь профессора, которая, конечно, понятия не имеет, как завязать галстук. Каштановые волосы с едва заметой сединой взъерошены; под карими глазами красуются синяки, слово мистер Нортон решил протестировать новую палетку теней жены; рубашка застёгнута как попало, брюки напоминают старую гармошку, а дополняют образ — разные туфли. Кажется, у кого-то и правда было слишком тяжёлое утро. Несмотря на предостережения манчестерского принца, студенты не спешат получать знания — в аудитории много свободных мест, что, конечно, не оставляет без внимания Нортон, попивая напиток из термоса с логотипом университета. — Мы ожидаем пополнение или может вернуться домой, чтобы досмотреть важные моменты сегодняшнего матча против Бостона? Мужская половина присутствующих радостно улюлюкает, словно Нортон только что отменил все экзамены и самостоятельно перевёл нас на следующий курс. Гарри интересуются, что был за матч, а я только растеряно пожимаю плечами. Наверное, очередной поединок национальной хоккейной лиги, в которой парочка хоккеистов отправилась сидеть на скамейку до конца сезона из-за полученных травм. — Классно выглядите, мистер Нортон, — бросает Берлин, вваливаясь в аудиторию, — подскажите потом номер магазина, где вы подбираете себе одежду. Нортон отвечает Берлину лишь скучающим взглядом, совершенно игнорируя комментарии Мюлла. Наверное, пытается сгенерировать что-то в ответ по поводу кислотно-оранжевой толстовки друга, в которой он напоминает Наруто. Надеюсь, что мы обойдёмся без наставлений о силе дружбы и рассказов про прекрасное нечто, ожидающее нас всех впереди. Берлин усаживается на место рядом с Гарри, посылает мне улыбку и утыкается в телефон. Да уж, рассказов в стиле Наруто и компании я сегодня явно не дождусь. А может, просто не заслуживаю. — Ладно, — начинает мистер Нортон, присаживаясь за маленький железный стол, — подождём ещё пять минут и начинаем, может, к концу лекции подойдут и остальные. Следует профессору замолкнуть, как на пороге возникает Тайлер Сегин. — Кажется, мы как раз вовремя, — говорит он, улыбаясь, — можно? Невинный вопрос Сегина вызывает всеобщий смех. Наверное, мистеру Сегину никто не объяснил, что спрашивать разрешения здесь не принято. Достаточно просто зайти в аудиторию, не мешая преподавателю продолжать вести лекцию. Следом за Тайлером заходит парень, который всем своим видом напоминает больше массивный шкаф, нежели человека. Парень остановил свой выбор на деловом костюме: светло-голубой рубашке, которая, кажется, ему катастрофически мала. Складывается ощущение, что пуговицы вот-вот оторвутся и выбьют кому-нибудь глаз. Нужно успеть предупредить Берлина, что его шансы быть поближе к Клаусу Франкфурту становятся выше с каждой секундой. Брюки же, напротив, сидят слишком свободно, от чего мешают «шкафу» нормально двигаться. — Эй, Фоксис, — шепчет Мюлл, наклоняясь ко мне, — знакомься, та самая Джейми, можешь начинать ревновать и метать в неё стрелы, разбивающие нарисованные сердца. — Я уже говорила, что ненавижу тебя? — Отвечаю Берлу, сверля его взглядом. — Сегодня? Не-а, ещё не успела. Тайлер окидывает аудиторию скучающим взглядом, но, когда видит меня — расплывается в улыбке и, конечно же, сразу двигается в моём направлении. Джейми растеряно топчется на месте, словно не понимает, где оказался, но Эрика почти сразу хватает его за руку, насильно заставляя сесть вместе с ней. Кажется, у Тайлера и Гарри есть все поводы волноваться, ведь у первого могут увести его «фиолетовое сердце», а у второго есть все шансы быть пойманным Эйвори за подделкой отметок. — Свободно? — Спрашивает Тайлер, останавливаясь рядом со мной. Клянусь, что спиной я чувствую, как напрягся Мюлл, словно кобра, готовящаяся к броску. — Можешь присесть, — хлопаю по месту возле себя, — главное не задень моего воображаемого друга — Тэрри Смауга, но ты узнаешь его из тысячи — он сидит в своей именной бейсболке. Сегин улыбается, присаживаясь рядом со мной. Первое, что я ощущаю — запах. От Тайлера невероятно вкусно пахнет. Настолько вкусно, что мне хочется спросить название его геля для душа и выпить бутылки две, не задумываясь о вреде для здоровья. Сегин пахнет ореховым сиропом. Такой мама каждый день добавляла нам в кофе, если мы с Бином просыпались слишком хмурыми. Мне даже иногда доставались и дополнительные порции, если моё имя не нравилось мне особенно сильно. На голове парня, как обычно, красуется бейсболка. Интересно, сколько их у него? Ведь одну он уже успел оставить в холле нашего общежития. — Тэрри Смауг Сегин, — тихо произносит Тайлер, наклонившись ближе ко мне, — отличное имя для первенца, кстати. Начнём после лекции? — Кажется, ты ненавидишь нашего первенца, — нехотя отзываюсь я, на что Тайлер отвечает коротким смешком. Смешком, который снова почему-то способен согреть меня изнутри. Кажется, что дело далеко не в просмотре необходимого количества порно (я успела посмотреть парочку видеороликов накануне), а в самом Сегине, который каждый раз выглядит слишком уж привлекательно. Сегодня он решил нацепить на себя чёрно-жёлтое худи с логотипом местного книжного магазина «Рукс», в котором одна книга может стоить две моих повышенных стипендии. Мерч у них, кстати, тоже не самый дешёвый. Мистер Нортон начинает лекцию с довольно скучающим видом, совершенно при этом не обращая внимания на всех тех, кто сегодня предпочёл прийти и послушать его, а не поспать час-другой. Взгляд Нортона сконцентрирован на кактусах, которыми буквально уставлена вся аудитория. Уверена, что у каждого из них есть имя и каждый из них представляет собой необычную ценность, что никто из студентов никогда не сможет до конца осознать. Эрика о чём-то увлечённо болтает с «фиолетовым сердцем», который время от времени поворачивается к Тайлеру с ярко-говорящим выражением на лице «спаси меня, пожалуйста, мне больно». Берлин не отлипает от своего телефона, а Гарри продолжает поедать конфеты, не так давно принадлежащие Клэр. Я же честно пытаюсь записывать за мистером Нортоном о важности выстраивания социальных взаимодействий в обществе, но сидящий рядом «ореховый сироп» полностью сбивает любые попытки сконцентрироваться. — Итак, раз уж мы говорим сегодня с вами о социальных взаимодействиях, — вяло продолжает Нортон, всё ещё гипнотизируя кактусы, — а вы все, конечно, слушаете меня очень внимательно, как это делает несравненная мисс Фоксис, — отлично, мне только не хватало, чтобы все взгляды устремились прямо на меня. — Так её родители с рождения наградили повышенной социализацией, профессор, — подаёт голос Эрика, — назвали её «Меньше Лис», успех общения гарантирован. — Заканчивает она под смешки остальных. Щёки моментально становятся пунцовыми. Готова поспорить, что ещё немного и я смогу участвовать в конкурсе двойников томатов. А после победы — можно будет сразу сниматься в рекламе, где моё лицо кинут в соковыжималку и дадут счастливой и дружной семье испробовать лучший томатный сок на планете. Уверена, продажи сразу же возрастут. Надеюсь, что гонорар будет достойный, потому что прямо сейчас я намерена построить план о пересечении границы с Мексикой, сменить пол, все документы и начать новую жизнь. — Ну, её родители хотя бы не пытались произвести на свет принца из «Русалочки», — откликается Берл, так и не отрываясь от телефона, — да, Эрика, знаю, меня вообще зовут столицей Германии и честно, будь моя воля, я бы ввёл специальную берлинскую визу для тебя. Губы мистера Нортона трогает лёгкая улыбка, кажется, наш профессор невольно вспоминает себя в студенческие годы. Неужели тогда все тоже были невыносимыми придурками? — Достаточно, — говорит Нортон чуть громче, — мисс Дох, несмотря на ваши низкие при рождении шансы на социализацию, я бы настоятельно рекомендовал записывать всё, что сейчас происходит. Эти «общие» лекции будут продолжаться до конца учебного года, а потому — именно мне потом придётся оценивать вас. Некоторые сразу интересуются придётся ли нам каждый раз приходить к мистеру Нортону с самого утра. Наверное, старшие курсы совершенно не хотят менять учёбу почти с обеда на ранние подъёмы и компанию кактусов. — Кажется, у вас с Клэр официально появились два новых соседа, — говорит Берл, наконец-то отложив мобильный в сторону, — если я буду жить даже на два шага дальше вашего общежития про эти «общие» лекции, — показывая кавычки в воздухе, Берл кривится, словно кто-то капнул ему на язык лимонный сок, — придётся забыть. — Словно вы до этого почти всегда не жили у нас, — улыбаюсь, — но хоть слово про Вьетнамских братьев, и ты тут же окажешься в комнате миссис Розмари. — Вьетнамских? — Лицо Мюлла снова облачилось в маску сильнейшего оскорбления. — Вьетнамских, Фоксис? — Ещё немного и мне кажется, что у Берлина пойдёт пар из ушей и рта. — Хорошо, про Вьетнамских братьев я тебе и слова не скажу. А вот про Виталийских… — Пока, Берлин, — спешно говорю я, — социализация с тобой не входит в мои планы на ближайшие лет сорок. Сегин с интересом наблюдает за нашей с Мюллом перепалкой, иногда пытаясь скрыть улыбку. Поднимаю бровь, вопросительно уставившись на него, но парень лишь пожимает плечами. Худи очень ему идут. Ладно, не могу сказать про все худи мира, но конкретно то, что сейчас на нём, сидит идеально. Уверена, что даже форма Наруто, которую где-то откопал Берлин, смотрелась бы на Сегине намного лучше. Не отрывая взгляда от Тайлера, пытаюсь получше рассмотреть черты лица, чтобы успокоить свою постоянную паранойю на счёт того, где ещё я могла его встретить раньше. И, чёрт, он такой красивый. Я бы сказала слишком. Из-под бейсболки торчат непослушные каштановые волосы, которые совершенно не выглядят скучными в сочетании с карими глазами парня. Карий цвет глаз, к сожалению, многие считают самым банальным. Знаю это по себе. Маленькой я всегда страдала, что не могла найти себе персонажа книги с похожей на мою внешность. Когда родители объявили, что скоро в нашей семье будет пополнение — я в тайне эгоистично надеялась, что мой младший брат или сестра тоже унаследуют «отвратительные» глаза бабушки по маминой линии. Но, конечно же, удача решила обойти меня стороной. Бин даже получил прозвище «изумруд» за свои ярко-зелёные глаза. Отец иногда шутил, что если Бин потеряется, то мы найдём его по сиянию глаз. Но, как потом стало понятно, глаза Бину помочь совсем не смогли. Но для глаз Тайлера я не могу подобрать ни одного адекватного сравнения. Они напоминают одновременно и свежесваренный с утра кофе, и растопленный шоколад для фондю. Если присмотреться, то можно заметить и жёлтый цвет, который добавляет взгляду изюминку, особенно в сочетании с улыбкой Сегина. Наверное, именно благодаря жёлтому, на солнце его глаза способны играть золотым отливом. Не укрываются от меня и длинные ресницы, которым позавидовала бы любая обладательница наращивания. Складывается впечатление, что при особом желании и определённом количестве тренировок Тайлер вполне сможет летать благодаря такому подарку природы. Пухлые губы, которые мне хочется потрогать, словно передо мной восковая фигура из музея мадам Тюссо. Рука уже было тянется осуществить задуманное, но я вовремя останавливаюсь. — Эй, Лэсс, — произносит Тайлер так, чтобы слышала только я, — я все ещё не такой уж и красивый? — Не могу поверить, что он помнит, что именно я сказала ему тогда у общежития. Отвожу взгляд и накрываю лицо руками, пытаясь спрятать румянец и улыбку, которая сама начинает играть на губах. — Хуже, — отвечаю также тихо, спустя некоторое время, — ты стал просто отвратительным. Он кивает, словно ожидал от меня именно такого ответа. Телефон вибрирует в кармане штанов. Хорошо, что я додумалась поставить режим «без звука», иначе акулёнок со своей песней стал бы достоянием общественности. Берлин: Не влюбись, Фоксис. Мне необязательно влюбляться в Тайлера Сегина, чтобы понять, насколько привлекательной может быть его внешность. Главное, чтобы этого не понял сам Сегин. Игнорирую сообщение Берлина, стараясь изобразить непринуждённый вид, а потому снова концентрируюсь на словах Нортона. — Именно поэтому нам и необходимо провести эксперимент, — радостно подытоживает Нортон, хлопая в ладоши и наконец-то отрывая взгляд от представителей флоры своего кабинета. Подождите-ка, эксперимент? Я сейчас не ослышалась? Кажется, что последнее слово профессора привлекло не только меня, даже Эрика оставила «фиолетовое сердце» в покое, уставившись на Нортона, словно у него только что выросла вторая голова. — Эксперимент? — спрашивает кто-то с задних рядов. — Да, — в той же радостной манере отвечает мистер Нортон, — именно эксперимент. Я разобью вас на пары, чтобы вы могли выполнить практическую работу до конца семестра. — А можно выполнить работу в гордом одиночестве? — Интересуется Гарри. — Гарантирую полное социальное взаимодействие с самим собой и интернетом. Иногда даже могу взять пару уроков у Лэсс, раз она такая несравненно-социальная. Ну, Гарольд. — Не хочется вас расстраивать, но практическая работа, к моему счастью и вашему, Гарри, сожалению предусматривает парный подход. Кажется, слава британского наследника разрослась не только среди студентов, если даже преподаватели теперь предпочитают обращаться к нему по этому имени. Только экспериментов нам не хватало. Надеюсь, что Нортон хотя бы повторит, что именно нам потребуется сделать. А главное — каким волшебным образом мы должны поделиться на эти долбанные пары? Образовать кружки по интересам? Или, наоборот, мне придётся встать в пару с Эрикой? Уверена, что тогда в моих итоговых отметках явно найдётся пара несостыковок, которым она, естественно, поможет там появиться. — Тема вашей практической работы — помощь. — Говорит Нортон, выводя на огромный экран презентацию. — Понимаю, что сегодня присутствуют не все, но, думаю, нам стоит разделить вас так, чтобы в паре оба человека были с разных курсов. Господи, пожалуйста, можно мне в пару с Берлином? Эта немецкая задница пусть и строит из себя невозможного придурка, но его дотошность явно поможет довести эту «социальную помощь» до ума. Да и не просто так Берлин считается лучшим на своём факультете. — А если учитывать тот факт, что почти все из тех, кто сегодня почтил меня своим присутствием, учатся на разных, непохожих друг на друга программах, наш с вами эксперимент получится ещё более полным. Слайд меняется, представляя нам огромное красное пятно, на котором белым курсивом выведено: «Позвольте помочь». — Ваша задача: понять не только насколько люди готовы помогать друг другу, но и выяснять — как часто другие способны принять помощь, которая будет необходима. Звучит паршиво. Если честно, настолько паршиво, что хочется выйти из аудитории и забрать документы. Вся речь Нортона сливается в одно и то же слово «помощь» со всеми однокоренными словами, которое когда-либо придумало человечество. — Лэсс, мне очень нужна помощь, — стонет Гарри позади меня, — пожалуйста, будь моей парой! Объединиться с Гарри и попрощаться с хоть каким-то шансами на хороший результат? Боже, можно мне всё-таки заполучить Берлина? Словно чувствуя моё беспокойство, Мюлл подаёт голос: — Если мы сможем выбирать, я буду в паре с Фоксис, — чувствую, что парень улыбается, — помогу ей выучить историю Германии, может даже смотаемся на выходных в Берлин — поможем там паре бабушек сортировать мусор. — Всё, что угодно, Берлин, — говорю с облегчением, — если это избавит меня от партнёрства с Гарольдом. Я даже готова провести в Германии год, сортируя мусор во имя помощи. Без обид, Гарри. Британец что-то недовольно бурчит, но быстро успокаивается, когда понимает, что никто не обращает на него больше никакого внимания. Слайд снова меняется, теперь мы можем наблюдать двух неаккуратно нарисованных человечков, которые предлагают нам оглянуться вокруг. Рисунок слишком похож на детский, примерно такие же картинки родителям приходится вешать на холодильник, чтобы их ребёнок заранее не похоронил в себе талант Ван Гога или Уорхола. — Идеей этой практической работы мы обязаны моей дочери, — продолжает Нортон, подтверждая мою теорию насчёт изображения на слайде, — именно с этого рисунка я начал думать, что такого рода эксперимент возможен и в стенах нашего с вами университета. А уж когда я не смог найти объективных причин для отказа от общих лекций — понял, что нужно действовать. — Значит, мы вроде ваших подопытных кроликов? — Интересуется Берлин. — Вроде того, — Нортон покачивает головой, — только, должен признаться, надеюсь, что вы немного сообразительнее, чем наши с вами меньшие братья. — Не был бы я так уверен, учитывая, что Гарри находится в аудитории, — произносит Мюлл тихо, за что, конечно тут же получает удар от его высочества. Мистер Нортон снова меняет слайд, предлагая нам наконец-то разделиться на пары. — Вы, определённо, счастливчики, потому что сможете сами поучаствовать в этих выборах. Попробуете демократию на вкус. — На губах профессора играет странная улыбка. Сейчас он походит на сумасшедшего учёного, который получил в своё распоряжение редкие ингредиенты для своего гениального изобретения. — Есть всего несколько правил: Я называю ваше имя и предлагаю вам в пару другого человека. Если мой выбор вас устраивает, то это судьба. Считайте, что в приложении для знакомств вы оба свайпнули вправо. Если же мой выбор вас не устраивает, то вы называете имя человека, с которым хотели бы поработать, при условии, что он уже не состоит в паре с кем-то другим, вы не учитесь на одном курсе и, конечно, у вас разные направления, идёт? Не такую демократию я ожидала. Но это лучше, чем ничего. — Мистер Нортон, а что будет с теми, кто сегодня не решился познать радость от общих лекций? — Снова подаёт голос Гарри. — Будут сидеть без демократичных выборов, — отвечает Нортон, пожимая плечами, — я самостоятельно разобью их на пары. — А если человек, которого мы выберем не хотел бы работать с нами? — Раздаётся голос Тайлера, от чего я вздрагиваю. Мне самой явно не помещает помощь, если я успела забыть, что мистер бейсболка сидит рядом со мной. — Хороший вопрос, — Нортон выглядит озадаченно, — к такому мой демократический мир готов не был. Что ж, — проведя рукой по волосам, он продолжает, — боюсь, что у этого человека нет выбора. Ему придётся быть вашей парой. Он что, решил попробовать разыграть на нас демократию Северной Кореи? Бросив на меня любопытный взгляд, Тайлер пожимает плечами, словно ответ профессора его полностью устроил. — Начнём? — спрашивает Нортон больше для себя. От волнения у меня перехватывает дыхание. Пожалуй, последний раз я испытывала похожие чувства, когда ждала ответное письмо от университета, в надежде, что они могут предоставить мне место. Наверное, со стороны я выгляжу как натянутая струна, вот-вот готовая порваться, стоит пальцам музыканта только прикоснуться ко мне. — Всё хорошо? — шепчет Сегин. — Бывало лучше, — во рту пересохло, а язык еле ворочается, — не люблю ситуации, которые не могу взять под свой контроль. — Например, осознание того насколько я прекрасен? — Парень улыбается, заставляя меня закатить глаза. Его улыбка такая красивая. — По-моему, кто-то обещал не упоминать проценты своего великолепия. Сделаешь так ещё пару раз и твой коэффициент «ПИП» упадёт ниже нуля. — Я обещал не упоминать свою невероятность, Лэсс…погоди, ты сказала «ПИП»? — Параметры идеального парня, — пожимаю плечами, — не говори, что у вас такого нет. — Нет, я не веду счётчик «ПИД» у себя в голове. Никакие параметры идеальной девушки меня до этого не интересовали. — Если хочешь знать, то пока что ты набрал всего лишь два с половиной балла, — отвечаю я, пытаясь бороться со смехом, — но, думаю, стоит их аннулировать за слишком большую самовлюблённость. Тайлер вскидывает вверх обе ладони, признавая своё поражение. — Обещаю исправиться, Лэсс Фоксис. Вот увидишь: мой коэффициент «ПИП» будет зашкаливать в самое ближайшее время. Коэффициент параметров идеального парня появился в моей жизни вместе с Клэр. Девушка призналась, что вела подобную классификацию ещё с подростковых времён, а хорошо просчитанный «ПИП» помог ей потерять девственность с нужным и чутким партнёром. Не уверена, что Клэр всё ещё использует придуманную ей же классификацию, иначе как тогда она вообще вступила в отношения с Рональдом? — Гарри, — раздаётся голос Нортона, — давайте начнём с вас, — взгляд профессора скользит по аудитории, выбирая жертву, которой, кажется, придётся выполнять работу в гордом одиночестве, потому что Гарри и помощь были придуманы на разных полюсах земного шара. Только бы не я. Только не я. Пожалуйста, я буду самым идеальным человеком на планете, только бы не в пару с Гарри. — Как вам Эрика? — выносит свой вердикт Нортон и я выдыхаю. — Поработаете с мисс Дох? — При всём уважении к вам и мисс Дох, я бы хотел поменять партнёра, — говорит Гарри. Боже, не называй моё имя. Не смей назвать моё имя. Я не побоюсь саму Елизавету и задушу твою тупую британскую задницу голыми руками. — Я бы хотел поработать с мисс Хван, — произносит Гарри, заставляя меня выдохнуть с облегчением. Глаза Фрэнки сейчас напоминают две больших шайбы, а на щеках играет румянец. Кажется, Гарри всё-таки хочет довести операцию по покорению Фрэнки Хван до конца. — Отлично. Просто отлично. Эрике разрешают сделать выбор следующей, так как Гарри её отверг. Выбирает она долго, рассматривая каждого в аудитории, пока не называет имя: — Берлин Мюлл. Чёрт. Долбанная Британия, неужели было так сложно согласиться на Эрику? Берлин уверяет меня, что всё в порядке. Но мы оба понимаем, что поработать вместе нам уже не грозит. Что произойдёт дальше меня почти не волнует. Моя пара в любом случае уже меня не устроит. Нужно будет подготовиться к позору и осудительным взглядам, когда Нортон поставит мне низкий балл, а мне по этой причине придётся расстаться с высшим образованием. Не будет отличных показателей, значит я попрощаюсь со стипендией. Не будет стипендии, а значит не будет общежития. Не будет общежития, значит — я вернусь в Бостон. А если я вернусь в Бостон — посещать университет будет довольно проблематично. Если, конечно, родители за время моего отсутствия не решили приобрести парочку вертолётов, о которых не особо удобно упоминать во время семейных телефонных переговоров. — Эй, ненавистница бейсболок с инициалами, — голос Тайлера выводит меня из раздумий, — в мире полно других городов, кроме столицы Германии. Улыбаюсь, кивая в знак благодарности и одними губами произношу: «Знаю». Кажется, о моём существовании все благополучно забыли. Нортон не предлагает мне никакую кандидатуру, и никто не выбирает меня на замену. Даже «фиолетовое сердце» нашёл себе нужного помощника в лице Сэмми из пресс-центра нашего университета. — Мистер Сегин, верно? — Нортон отрывает глаза от списка, чтобы посмотреть на Тайлера. — Вы ещё один новенький, да? — Да, сэр, — отвечает Тайлер, пожимая плечами, — не волнуйтесь, помогать у меня в крови. — О, да, он тот ещё помощник, — раздаётся голос Берлина. Клянусь, за секунду воздух в комнате стал из разряда — «хоть ножом режь». — Как вы смотрите на то, чтобы поработать с мисс Уолш? — Нортон указывает на девушку, которая сидит в самом начале. — Она тоже новенькая, уверен, поможете друг другу освоиться. — Простите, сэр, если бы вы позволили, — почти сразу же отвечает Сегин, — я бы хотел поработать с Лэсс. С мисс Фоксис. Мисс Фоксис. Боже, он наверняка сделал это, чтобы поиздеваться. Или, чтобы довести свой коэффициент «ПИП» до луны. — Твою мать, — доносится до меня голос Мюлла. В этот раз мне придётся согласиться с Берлином. «Твою мать» — сказано даже слишком мягко. Наверное, мне только кажется, но в глазах Нортона мелькает понимание — почему Тайлер выбрал именно меня. — Конечно, мистер Сегин. Решено. — Профессор улыбается. — Лэсс будет работать с вами. Тайлер только что выбрал меня в партнёры для практической работы, а я не имею права отказаться. Да уж. Не такую демократию я загадывала, рождаясь в Америке. Далеко не такую.