Объяснения

«Как бы звучал вирус?» «О, господи…» Полет Шмеля — Римский-Корсаков

Тяжелые капли дождя стучали по капоту, пока машина отъезжала всё дальше и дальше от Сиднея. Бретт что-то бормотал себе под нос и посматривал в зеркало заднего вида. На заднем сиденье свернулась долговязая фигура Эдди; он прижимал к себе скрипичный футляр, покрытый пятнами крови. Его дыхание было спокойным, впервые за много дней, если не недель; его умиротворенное лицо сильно контрастировало с помятой заляпанной одеждой. Впереди были только пустые машины и потрескавшийся асфальт. Бретт нахмурился и как можно аккуратнее надавил на тормоза, всё время поглядывая на парня на заднем сиденье. Несмотря на постоянно маячащую угрозу, меньше всего он желал бы разбудить Эдди резким поворотом или внезапной остановкой. Им обоим не помешал бы хороший долгий сон, и ему хотелось, чтобы хотя бы Эдди выспался. Когда они выехали за город, Бретт отвел взгляд с Эдди и в ужасе уставился на дорогу впереди. Последнее, что он хотел бы сейчас увидеть, это неестественно двигающиеся вдалеке фигуры со слезающей кожей и капающей изо рта кровью; фигуры, которые шли на любой звук или свет, чтобы убивать. Чем дальше Бретт вел машину, тем сильнее от напряжения дрожали его руки, сжимающие руль, ведь он мог в любую секунду стать ответственным за смерть Эдди, если будет неосторожен. Бретт выключил фары и закусил губу. Оставалось надеяться, что судьба на их стороне.

«Если бы тебе надо было объяснить, что значит «думать», что бы ты сыграл?» Соната для двух скрипок ля минор, I. Poco lento, maestoso — Allegro fermo — Изаи

В сумке Бретта нашлись сухой паек и батончики из ближайшей аптеки. — Откуда ты всё это достал? — брови Эдди взметнулись вверх. Он сидел скрестив ноги на деревянном полу, сжимая в руках маленькую пачку крекеров. Они остановились на ночь в заброшенном доме, оставив машину снаружи. Между ними тускло светила свечка — утомленного лица Эдди было почти не разобрать, и Бретт был частично благодарен, что не видит эту усталость вперемешку страхом. Он пожал плечами: — Стащил. На военной базе сухие пайки валяются без присмотра. — Хм. — Эдди нахмурился. — Они даже не смогли толком защитить еду, а мы надеялись, что они защитят нас. Неудивительно, что все погибли. На последних словах его голос дрогнул, в нем слышалась горечь. Бретт молчал, жуя крекер и вглядываясь в темноту, силясь увидеть того, вокруг кого начала вращаться вся его жизнь после жутких новостей про распространение вируса. — А помнишь, мы думали, что в универе было сложно? Эдди усмехнулся и достал еще крекеров из своей пачки. — Ага. Помнишь, как все ныли из-за большой нагрузки? Как все говорили, что заданий столько, что хочется повеситься? — Да уж. — В неярком свете Бретт разглядел улыбку на лице друга. Бретт нахмурился; это была не та беззаботная улыбка, которую он видел пару дней назад. — А помнишь то время, когда мы выгорели в музыкальной консерватории? — Если бы ты забыл, я бы в тебе разочаровался. — Я бы тоже. Эдди вздохнул. Он перевел взгляд с Бретта на их футляры со скрипками, лежащие рядом. Они были все в грязи и крови и — боже — кто знает, в чем еще, но Бретт сфокусировал внимание только на том, как засияли глаза Эдди при взгляде на них. И на том, что, несмотря на выгорание в университете, несмотря на потерю друзей и близких, несмотря на необходимость всё время бежать и прятаться, Эдди больше всего волновала судьба их скрипок. Бретт бы тоже так хотел. Он смотрел, как пламя начало тускнеть и дрожать, забирая с собой очертания Эдди и погружая их в темноту.

«Какое бы произведение ты бы сыграл последним в жизни, если бы больше никогда не смог прикоснуться к скрипке?» Концерт для скрипки ре минор, II. Сибелиус

— Эдди, ты идиот. По щекам Бретта катились слезы, пока он тащил его на себе вглубь подвала, туда, где они прятали все свои вещи. Он с трудом усадил Эдди на белый стол, хватая ртом воздух и глядя, как кровь из раны стекает на пластмассу и пол. Его руки тряслись; он совсем не знал, что ему делать с надвигающимся будущим. Эдди застонал: — Заткнись. Я знаю. А теперь быстро собирай вещи и беги. — Я не собираюсь… — Я скоро умру. Всё, меня нет. Тебе не нужно умирать вместе со мной. Бретт сделал глубокий вдох. Он не мог смотреть Эдди в глаза, уставившись вместо этого на следы укусов и царапины на его ноге. — У т-тебя есть пара часов. Я подожду с тобой. — Нет, — голос Эдди был твердым. — Бретт, не надо. Ты же знаешь, что у всех по-разному. Это может случиться через пятнадцать минут, и тогда я… — Ты не расслышал? Я остаюсь. Тишина. — Как хочешь. Бретт вздохнул, поковыляв к их вещам и скрипкам. В голове проносились отрывки всего того, что случилось за последние двадцать минут, смазываясь в пульсирующее пятно. Они пошли добывать еду в супермаркет. На них напали из засады. Бретт спрятал лицо в ладонях, зажмурившись и пытаясь выбросить из головы всё, что случилось потом, навсегда. Если на то пошло, то погибнуть должен был он, а не Эдди. Это его вина, что он не проверил, было ли его оружие на предохранителе или нет, и уж точно его вина, что он запаниковал и не cмог ничего придумать, пока за ним гналось по коридорам одно из чудовищ. Это его вина, что он оказался загнанным в угол, пытаясь отбиться от преследователя стулом, пока не появился Эдди и не взял ситуацию в свои руки, напав на зомби с кухонным ножом. И теперь они здесь. Бретт сглотнул ком в горле, который рос с каждой секундой. Почему-то у него не хватало духа извиниться перед Эдди. Он пытался, когда тащил Эдди в подвал, но что-то ему тогда сказало, что последнее, что хотел бы услышать сейчас Эдди, это извинения, а Бретт всегда уважал его желания. Спустя пару судорожных вздохов он взял сумку Эдди, его футляр со скрипкой и принес их ко столу, где тот страдал от боли. — Тебе что-нибудь нужно? — Бретт всё еще смотрел в пол. — Крекеры? Может, лапша? Эдди опустил голову на холодный стол. — Это глупо, но можешь дать мне мою скрипку? — Скрипку? —Да, — он резко втянул носом воздух. — Как думаешь, зомби могут играть на скрипке? Или это будет мой последний раз? Ничего не ответив, Бретт открыл футляр и протянул ему инструмент. Он блеснул на солнце, пробивающемся сквозь небольшое окошко; скрипка была единственной незапачканной вещью в комнате. Она была как новенькая, без каких-либо следов грязи и крови, на контрасте с двумя фигурами, дрожащими посреди комнаты. Бретт поморщился, глядя, как Эдди окровавленными руками пачкает струны и волос смычка, но Эдди словно не замечал, силясь сесть. Он закрыл глаза и накрыл струны смычком. Каждая нота, слетающая со струн, отзывалась эхом от стен подвала, растворяясь в воздухе отчаяньем и безысходностью. Его Сибелиус звучал так мрачно, что Бретта словно выдернуло из оцепенения, и он, наконец, посмотрел Эдди в лицо. Его глаза были закрыты. Кожа была очень бледной, почти прозрачной. Солнце играло у него в волосах, подсвечивая черты лица: острую линию челюсти, нахмуренные брови, впалые щеки — всё напряженное от сосредоточенности на произведении. Бретт пошатнулся, увидев дорожки слез и свежую царапину от лба до виска; он больше был не в силах контролировать эмоции и тяжело прислонился к стене. Прости. Эдди продолжил играть, не услышав того, что Бретт так и не сказал.

«Какую композицию ты бы хотел услышать на своих похоронах?» «О, боже…» «Думай быстрее» «О, боже… эм…» Соната для скрипки, I. Allegro vivo — Дебюсси

Быть одному во время апокалипсиса — новый опыт для Бретта. Он прислонился к стене в пустой квартире, проверив, заперта ли дверь и закрыты ли окна, и достал скрипку Эдди. Он не чувствовал себя в праве оставить Эдди без самого ценного, но тот настоял, чтобы Бретт забрал его скрипку. — Тогда я оставлю тебе свою. — …ладно. На лакировке всё еще были следы крови, и Бретт быстрым движением кисти оттер их. Он закусил щеку, глядя на две машинки точной настройки и на сурдину на струнах ре и соль, на все те мелочи, что делали её особенной для Эдди. На щеках Бретта подсыхали соленые дорожки; он дал обещание не раскисать, а продолжать жить и двигаться дальше. — Мне не важно, что я умру, Бретт, посмотри на меня, пожалуйста. Бретт поднял взгляд. — Продолжай бороться. Победи апокалипсис ради нас двоих. Проживи эту жизнь на полную. — В глазах Эдди дрожали слезы. Он мягко улыбнулся. — Не давай эмоциям помешать тебе. Бретт судорожно вздохнул, поставил мостик и приготовился играть. Соната для скрипки Дебюсси, произведение, которое Эдди знал как свои пять пальцев и любил больше всех остальных. Играть на скрипке Эдди было странно, но одновременно что-то в этом успокаивало бешено стучащее сердце Бретта, выгоняло из головы лишние мысли. Соната звучала неправильно. Она звучала как Бретт. Он крепче зажмурился и продолжил играть, тщательно выводя каждую ноту, пока в его голове мелькали воспоминания об Эдди, которого больше не было. — Помнишь, — Бретта трясло, — помнишь, мы говорили, что всё будем делать вместе? — Конечно, — еле слышно отозвался тот.

«Я вспомнил другое произведение для своих похорон, но уже поздно»

Иногда он навещал подвал, где всё произошло, чтобы увидеть, как Эдди бесцельно бродит от одной стены к другой. Скрипка Бретта так и осталась лежать на столе, футляр был заляпан засохшей кровью. В этот раз Бретт взял с собой нож. Прошло несколько месяцев, он переборол слезы и кошмары, преследующие его каждую ночь. Кошмар реальности, однако, не думал заканчиваться, и Бретт начал осознавать, что, возможно, ему придется прожить так до конца своей недолгой жизни. По крайней мере, он может закончить этот кошмар для Эдди. Он подошел к подвалу, стиснув зубы. Нож в его руке был покрыт кровью от предыдущих столкновений с бродящими снаружи зомби, но Бретт хотел, чтобы на нем была кровь Эдди. Ему было бы спокойнее знать, что это он его убил, а не кто-то, кому было всё равно, и кто бы наверняка изуродовал его при возможности. Или, что еще хуже, сдал его в одну из лабораторий на эксперименты. (Тогда его, возможно, излечили бы, но у Бретта не было доверия к науке и контролирующим её властям.) От донесшихся звуков по его спине побежали мурашки. Бретт моргнул и изумленно открыл рот, услышав идеальные аккорды и двойные ноты из финала первой части Сибелиуса. Они были то и дело слегка грубоваты, и пару раз смычок скользил, но в остальном звучало безукоризненно. Так красиво это произведение мог играть только один человек. К последней странице звук стал жестче, грубее; Бретт впитывал в себя каждую ноту. Он продолжал стоять у двери, боясь шагнуть вперед и увидеть картину, которая преследовала его месяцами: сидящая на белом столе фигура с зажмуренными глазами и окровавленной ногой, играющая на скрипке. Вместо этого Бретт сделал шаг назад и побежал как можно быстрее, не оглядываясь; по его лицу снова катились слезы. «Как думаешь, зомби могут играть на скрипке?» Бретт продолжал бежать, музыка волнами отзывалась у него в голове.