Fаshion АU: Рокэ без братьев и Ромео без Джульетты

— Рокэ! В любой другой ситуации Марсель бросил бы трубку, и дело с концом. Но в присутствии зрителей… соблазн был слишком велик, и он поздоровался с неожиданным абонентом очень громко и отчетливо. — Как дела, Рокэ? — Более-менее. Может, заедешь? Такого хода Марсель не ожидал. Что могло понадобиться Рокэ от бывшего, которого сам и отпихнул? Заскучал без мужа и бакранят — некого лупить? Или хочет возобновить деловое сотрудничество? Как бы там ни было, по всем законам жанра, Марсель должен был бросить взгляд на часы и ответить, что занят на год вперёд — ведь у него успешный бизнес (правда), и счастливая личная жизнь (полуправда), и куча творческих планов (неправда). Но он ответил: — Почему бы нет. — За тобой заедут минут через пятнадцать. Диктуй адрес. В этом был весь Рокэ. Не сказал, где находится сам, не уточнил, в какой стране Марсель. Его желания должны и будут исполняться за пятнадцать минут, точка. — Кто это был? — невинно похлопала ресничками Джен. И тут Марсель вспомнил, что под столом возятся дети Рокэ. На душе заскреблись кошки. Создатель правый, о чём он думает! Радуется, что заставил противного Джастина напрячься, но дети ни в чём не виноваты. Они переживают! — Да так, один кэналлиец — управляющий с моей фирмы. Под пристальным взглядом Джен Марсель заглянул под столешницу. Жули, маленькая шлюшка, жадная до внимания, балдела по полной. Развалилась на спине, развратно раскинула лапы и с наслаждением подставляла пузо — бакранята и приддята наглаживали его по очереди, споря, чья очередь следующая. — Извини, дорогая, но придется уехать — кажется, без меня там не решат один вопрос. — Понимаю, — загадочно улыбнулась Джен. — Передавай привет своему кэналлийцу, наверное, потрясающий мужчина — у него такой го-о-олос. — Ты, как всегда, права, он потрясающий. Марсель положил на стол купюру и, стараясь не оглядываться, вышел из кафе. Через несколько минут в переулок въехала незнакомая машина, в которой он без труда опознал собственность Алвы — за рулем сидел знакомый шофер. — Здоров, Марселло! — Привет, Хуан! Марсель сел на переднее сиденье и крепко пожал протянутую ему руку. Суавес начал задом выруливать из переулка, разгоняя репортёров — терпеливые твари всё еще караулили свою добычу. — По твою душу, что ли? — Если по мою, то надо было бы задавить парочку. Вернёмся? Кэналлиец насмешливо обнажил зубы и вырулил на шоссе номер десять. Марсель не видел Хуана Суавеса с тех самых пор, как прекратились отношения с Рокэ, и никогда не задумывался, что скучает по общению с таким, в общем-то, проходным персонажем. Но оказалось, что он рад его видеть, как никого другого из той старой жизни. Хуан владел искусством несокрушимого слоновьего спокойствия (бесценный товар в мире психопатов и истеричек!), под настроение мог прикольно шутить. Для кэналлийца он был не болтлив, но зато умел слушать, как никто другой, а ещё у старины Хуана всегда имелась лишняя зажигалка, если ты вдруг потерял свою. Наверное, у каждого должен быть вот такой свой Хуан. Всегда с тобой, но не мешает — как тень. — Как жизнь, Хуан? Чего нового? — Да всё по-старому, — кэналлиец задумчиво потер загривок. На запястье болтался тот же золотой браслет, что и сто лет назад, а вот шея украсилась безобразным шрамом. Марсель счел бестактным уточнять, откуда такое взялось, и всю дорогу весело прочирикал сам. Он немного нервничал, и даже, может, не немного, но хотел скрыть это — в первую очередь от самого себя. Хуан высадил его у белого особняка, утопавшего в зелени по самую крышу, и проводил до дверей. Марсель никогда не бывал в этой городской резиденции Рокэ — она появилась после их расставания. Но он много раз видел репортажи оттуда, и знал, что за дверями просторный круглый холл с камином по центру и мраморной лестницей, ведущей на второй этаж. Было любопытно рассматривать вживую антикварные изразцы и необычные модерновые лампы, хаотично развешанные по стенам. Сочетание, задававшее интересный тон помещению — оно вроде бы было современным, но с очарованием благородной старины. Марсель задрал голову, чтобы осмотреть и потолок, но тут на площадке лестницы появился Его Величество Рокэ. — Рад тебя видеть, — молвил Их Величество и начал неспешно спускаться. Марсель делано улыбнулся в ответ: — Не за что. Он был уверен, что встреча начнется с какого-то разочарования, и так оно и вышло. Рокэ выглядел блестяще. Одежда в стиле, который он сам и изобрёл — неошад, — делала красивого нестарого ласточка поистине неотразимым. А ещё элегантный наряд тёмно-синего цвета с тонкими оранжевыми узорами в отделке не мог не повергнуть Марселя в недовольство спортивными шортиками, в которых он припёрся к лучшему из живущих дизайнеров планеты. Утешало лишь то, что все достоинства его спортивной фигуры торчали на виду. А ещё он брови с утра выщипал, вот! Может быть, магическая форма бровей и побудили Рокэ заключить гостя в дружеские объятья, ставшие полной неожиданностью для последнего. После такого холодного «рад тебя видеть» он ожидал максимум пожатия руки… Причина безудержного дружелюбия обнаружилась довольно быстро. Рокэ жестом пригласил гостя в рабочий кабинет и предложил напитки. Марсель остановился на воде с лимоном. Пока гостеприимный хозяин возился с кувшином, он бегло осмотрел стены и пол кабинета и пришел к выводу, что жизнь кое-кого катится под откос. Дело в том, что Рокэ практиковал совершенно особенный подход к организации рабочего пространства — в считанные дни мог преврать помещение любого размера в нечто среднее между мусорным ведром Абвениев и частным музеем. Устилал все поверхности черновиками, набросками, фото-рефами будущих проектов, громоздил поверх объемные макеты из картона и передвигался в творческом хаосе бочком, лавируя между странными предметами типа акульих плавников и антикварных золочёных арф. Их Величество не терпел, когда ему делали замечания на этот счёт, и не приведи Создатель, кто-то бы посмел вытереть пыль в королевских владениях — скандал обеспечен. Но что же видел перед собой Марсель? Почти стерильное пространство, увешанное фотками детей и морского огурца Джастина. Всё. Набросков и черновиков — по минимуму, обрезков ткани и вовсе не видать. В углу сиротливо скучала парочка манекенов с наброшенными на плечи платьями из прошлой коллекции. — Прошу. Рокэ поставил перед ним стакан воды, а сам погрузился в кресло за рабочим столом и махом опорожнил полбокала коньяка (ну не лекарство же у него там такого янтарного цвета?). И тотчас неловко махнул рукой, уронив пустой бокал на пол. Тот разлетелся вдребезги, но Рокэ и ухом не повёл. И у Марселя наконец-то открылись глаза — Его Величество был смертельно пьян. За годы разлуки он просто забыл об этой удивительной особенности Рокэ — ещё одной! — тот умел делать вид, что трезв, будучи бухим в стельку. Говорить старался по минимуму — речь всё же выдавала. Но вот состроить ясные глазки — это запросто. — Разбитая рюмка — к счастью, — усмехнулся Марсель. — Н-да? Наверное. А по-моему, разбитая рюмка — к новой рюмке. Уловив, что притворство раскрыто, Рокэ перестал себя сдерживать. Устало подпёр лицо кулаками и уставился на Марселя мутным непроницаемым взглядом. — Пожалуй, мне тоже стоит выпить, — сказал Марсель. Рокэ гостеприимно махнул рукой в сторону бара и снова уставился в одну точку. Сам он уже был не в состоянии встать и налить, а обычно делал такие вещи с энтузиазмом. Кэналлиец, хули. Глотнув эйнрехтской ведьмовки со льдом, Марсель почувствовал себя вполне готовым к светской беседе. — Знаешь, а я даже обрадовался, когда ты позвонил. — Почему? — Только одно слов — «Дженнифер». Рокэ выпал из прострации и наконец-то по-настоящему улыбнулся. Впервые с момента встречи. — О, старушка Дженнифер. Она ещё жива, надо же. — А что ей сделается? Жива и здравствует. — Да столько трахаться — ни один организм не выдержит. — Джен — природный феномен. Я, кстати, недавно написал сценарий для чёрной комедии и посвятил ей. Правда она об этом не знает. Называется «Ромео из Паоны». — Ну-ка? — Неопытный юноша Ромео ввязывается в роман с довольно тупой и безмерно озабоченной столичной фифой Джульеттой. Она везде таскает его за собой, знакомит с высшим светом и обращается, как с секс-игрушкой — может публично унизить, выжимает досуха в постели. Ромео как бы и ненавидеть её начинает потихоньку, и в тоже время держится за её деньги. В итоге он решается нанять киллера. А тот красив, как Абвений, ну или просто как смазливый смуглый марикьяре. Зовут его Педро. Между ними вспыхивает страсть, и Ромео понимает, что теперь уж точно никаких Джульетт, только Педры и Хуаны. Любовники пытаются убить Джульетту, но это им не удаётся, и они садятся в тюрьму. Рокэ по-школьнически поднял руку. — У меня вопрос по тексту, можно? — Конечно. — Ты Дженнифер всё ещё того?.. — Рокэ изобразил неприличный жест. Марсель обиделся, что его сценарий не похвалили, и неопределённо пожал плечами. Рокэ никогда не понимал прелести тлена и увядания, ибо не дано. — Значит, всё ещё. Ну-ну. Ли знает? О! Не смотри так, я могила. Какое мне дело до чужих рогов? Лионелю они, наверное, даже идут… Рокэ прыснул в кулак и сделал это так заразительно, что Марсель тоже невольно разулыбался. Ну правда ведь смешно — олень с рогами. Что может быть естественнее. — Он не ревнивый, и это бесит, — поведал вдруг Марсель. С кем, как не с автором его странных психологических заёбов, поговорить на такую тему? — Он до того не ревнивый, что я могу свалить на три дня куда угодно. Не позвонить, не написать, не брать трубку. Он видит, что сообщения прочитаны — и всё, типа всё в порядке. — Уважает личное пространство, — в голосе Рокэ звучала откровенная издёвка. Друг называется. — Хороший мальчик Лионель. — Очень хороший. — То есть, «слишком хороший»? Марсель отнял взгляд от стакана. В синих глазах Алвы, таких потухших и равнодушных минуту назад, словно бы загорелся огонёк — пошлый и намекательный огонёк. В прошлой жизни он означал, что Рокэ не против заняться любовью. Так как Марсель уже выпил и поэтому слегка обнаглел, он решил свободно высказаться по поводу. — Ты позвал меня, чтобы утешительно потрахаться? Рокэ ничего не ответил, но красиво улыбнулся. — Если да, то я лучше пойду, — и Марсель реально поднялся и даже сделал шаг по направлению к выходу. Хотя, может, и нет, — он уже запутался, где тут выход, — в кабинете было много встроенных шкафов, похожих на двери. Рокэ понял его затруднение и негромко рассмеялся. — Хрен поймёшь, куда идти, да? Да не суетись, садись, расслабься. Потрахаться есть с кем, поговорить… — Рокэ мученически вздохнул и через «не хочу» поплёлся к бару. — Поговорить не с кем. Марсель охотно плюхнулся обратно на нагретый диванчик. Ему и самому не хотелось уходить. Будучи далеко от Рокэ, он его ненавидел, и ненавидел, и ещё раз ненавидел, но на расстоянии вытянутой руки ненавидеть было сложно. А хотеть секса — легко, и его как никогда бесило, что он настолько слаб на передок. Нужно срочно поговорить о чём-нибудь противном!!! — Джастин, — выдал он первое попавшееся противное. И попал в цель — Рокэ вздрогнул, как от пинка. — Я видел сегодня Джастина. И детей. — Говорил с ним? — Нет, конечно. Мы не разговариваем с тех пор… Вот с тех самых и не разговариваем. — Ясно. Игривый взгляд потух, вновь сменившись унынием. При всей своей холёности выглядел Рочикко всё же неважно — вблизи это было заметней. — Даже если бы я пересилил себя и подошёл, вряд ли бы узнал что-то интересное, — невинным тоном заявил Марсель. Его стакан был полон до краёв, он и не заметил, как Рокэ обновил. — У него синяк на пол-лица, про такие аксессуары люди обычно болтают с адвокатом. — Пусть, — меланхолично отозвался Рокэ. — Мне плевать. — Позволь не поверить. Тут так чисто, — Марсель обвёл взглядом кабинет. — Так пусто. Когда тебе на что-то плевать, ты об этом не думаешь и идёшь пилить очередной шедевр. Но шедевров тут что-то не видно. — Ха! Прозвучало это «ха» довольно зловеще — Марсель аж вздрогнул. А Рокэ махом опрокинул в себя остатки коньяка и принялся расхаживать по кабинету как голодный тигр, тыкая в пустые места. — Вот тут стоял макет свадебного платья — пять метров барсинской антикварной парчи в шлейфе, шитьё хрустальным бисером. Вот тут костюм-тройка — шерсть морисских коз, пуговицы ручного литья, крой, об который Руппи чуть не убился… А вот тут, о, тут у меня было маленькое белое платье, ну то есть синее. В общем, оно тоже не просто так тут стояло… Тут было дохера всего, — подытожил великий дизайнер, патетически всплеснув руками. — Вся, блядь, основа весенней коллекции. — И куда же она делась? — спросил Марсель, предвкушая ответ. — А сгорела, — Рокэ скорчил печальную гримасу и вдруг расхохотался. Не без истеричности. — Чего ты думаешь, стены такие голые? А они свежеокрашены. Тино швырял в них всё, что можно было разбить. А что не разбилось, пошвырял во-о-он туда, — Рокэ подошел к окну и цирковым жестом распахнул его. — Полил бензином и поджёг. Повисла пауза. Марсель ждал чего-то подобного, но всё же был шокирован. При всей антипатии к бывшему — сейчас он очень его жалел. И красивые вещи, которые сгинули в огне ни за что. — Слушай, это натуральный вандализм, я считаю. — Вонь стояла на весь дом, — Рокэ говорил спокойным голосом, но было видно, что воспоминания его нехило терзают. — Кто бы мог подумать, что высокая мода так смердит, когда её низводят до уровня тряпок на полу. — Странно, что о пожаре нигде не писали — такие вещи, как дым, видно издалека… — Напишут ещё, на каждой стене. Твоя подружка первая напишет, она же теперь неебись журналистка. — Ты обнародуешь такие вещи? — А почему нет? Тино перешёл черту. — Да перешёл, конечно, но у вас дети, — рассудительно заметил Марсель. — Надеюсь, кстати, что они ничего не видели. — Не видели, он не настолько сумасшедший. — Это радует. Рокэ иронично хмыкнул и приземлился на диван рядом с Марселем. Закинув ногу на ногу, вновь уставился в никуда. — Кого-то, может, и радует… — А тебе плевать, да. — Ай! — Алва изобразил знаменитый кэналлийский жест, квинтэссенцию досады и печали. — Да нет, конечно! Как мне может быть плевать, он вся моя жизнь. Ну, почти вся. Хорошо, половина моей жизни — в его руках. И очень, очень, просто неописуемо и невыразимо бесит, когда в нашу жизнь лезут его родичи. — У, ну так это вечная история. Тещи, тести, братья-сватья. У каждого есть родственники, куда от этого денешься. Единственный выход — не заводить семью. — Или жениться на сироте. Прозвучало как шутка, и они рассмеялись. Но Марсель почему-то ни на секунду не усомнился, что доля правды в этой штуке — 99 процентов. Тем более что Рокэ сам как сирота — семья от него отказалась, он от неё тоже. — Вот поэтому я и не спешу влипать в «серьёзные отношения», — признался Марсель вдруг. Не столько Рокэ, сколько самому себе. — Не знаю. Наверное, так повелось с самого начала, когда мамочка закатывала папочке дикие истерики, а бедный маленький я прятался в саду и рыдал, не понимая, зачем они так мучают друг друга. — Это ужасно. — Ужаснее не придумаешь. Я очень страдал. Поэтому считаю, что слишком большая ответственность — заводить детей, не имея на руках гарантии, что не возненавидишь вторую половинку. А гарантий не дает никто. — Может, и так, — вздохнул Алва. — Может, и так. — Так что родичи-Придды? — напомнил Марсель. — Битва на Рубеже до последнего патрона, до последней капли крови? Ты для них слишком чёрный, они для тебя слишком белые? — Не знаю. Просто они — Придды. Посредственности с баблом и положением, копошащиеся в своем посредственном мирке. Да на здоровье, я не против, кто-то же должен владеть банками, ресторанами, фабриками и всем остальным для моего удобства. Но когда моим, подчёркиваю — моим детям начинают пихать эту тухлую обывательскую философию, когда моего любимого человека доводят до истерики, а потом говорят: а что вы хотели, он же живёт с этим неуравновешенным Алвой. Вот тут я начинаю звереть и говорю — извините, идите нахуй. — Ну хотя бы извинился, — хохотнул Марсель. — Другой бы не стал. — Уважение к старшим у меня в крови, — саркастическая улыбка шла Рокэ невероятно. — Но голова на плечах тоже есть, и отличить мудрого старика от старого мудака я в состоянии. Когда под видом добрых советов и наставлений начинают подпихивать какую-то хуйню, взятую с потолка собственных комплексов и предубеждений или ложных представлений о морали — это ещё пол-беды. Но от нас ведь требуют ПРИСЛУШИВАТЬСЯ. ИСПОЛНЯТЬ. Уж не мальчик, а меня учат, как я должен говорить с собственными детьми. Нормально? — Ну для кого-то, наверное, нормально. Для отсталых народностей Нуху, например. — Вот пусть нухэты это удовольствие и черпают половником. А я сыт. С этими словами Рокэ сполз с дивана на пол, пристроил затылок на сиденье и закрыл глаза. — Что за дурацкая кэналлийская манера — чуть что, пересаживаться на пол? — Не кэналлийская, — Рокэ возмущённо повел бровью. — А шадская. Марсель потянулся погладить чёрные гладкие волосы, отдёрнул руку в последний момент, но потом передумал и всё же погладил. Рокэ улыбнулся, не размыкая век. — Ты добрый, Марселло. — Не без этого. — Тино не такой. Он злой, о, очень злой. Но это не врождённое — его сделали таким. Его не любили так, как положено любить. Как заслуживают все дети, как он любит наших детей. И ему теперь всё время кажется, что я тоже прячу от него чувства, не даю всей любви, на которую способен. А куда больше-то? Вот скажи, куда? — Понятия не имею, — честно ответил Марсель. Рокэ его не услышал. Лошадиные дозы коньяка сделали своё дело — он почти засыпал, но мысленно продолжал сражаться со своими демонами-спрутами, и заплетающийся язык сам болтал об этом. Материала бы хватило на книгу — но записывать было некому. Но слушал Марсель внимательно. — Договорились ехать летом к Ариго. У них там замок, ферма, сад, какие-то овцы, коровы. И, блин, Ирэна. Имя-то какое — И-рэ-на. Как мурена. Муж у неё нормальный, но его-то там не будет, он тоже не фанат коров доить, как я понимаю. А я, значит, должен. Подать детям пример доения коров и контакта с природой. Тино прямо сто раз просил — поедем, поедем. Ну бьен, поедем. Полгода собирались, готовились. Ирэна эта недоенная названивала: давайте приезжайте — у нас урожай яблок. А у меня коллекция в процессе, каждый день искра, вспышка, безумие. А у них яблоки поспели. Ну вот. Звонит мне Тэ. Тэргеллах, племяш, ты его помнишь. Забавный такой чувак. И золотые руки. Я его давно уламывал сделать оформление показа. Такое, чтобы у-у-у-у-у-у-у, и все в обморок попадали. Звонит он мне, укуренный, счастливый, и говорит — а я женился. И жена хочет в Паону — погулять. Она девочка с пониманием, будет тусоваться с твоим, а я, значит, тебе что-нибудь хорошее сделаю. А Тэ вообще же никогда никуда не ездит, сидит, как лев в пещере. — Да уж! — от всей души поддакнул Марсель. — Очень редкий гость в цивилизованном мире! — Во-о-от. Ты понимаешь. Жена сказала: «Тэ, харэ куло просиживать, подъём», — и он зашевелился, мориск, называется. Ну и что мне делать? Они приезжают, а мы уезжаем. К коровам и яблокам. Оформление показа от Тэ или коровы — что бы ты выбрал? — Выбор очевиден, но последствия… Ох… — Марсель вздохнул и начал ритмично поглаживать макушку Рокэ кончиком указательного пальца. Было в этом занятии что-то медитативное. — Ага. Вот моя коллекция и полетела в окно. А дети полетели в Ариго. — Конец истории. — О не-е-ет... Самое интересное началось, когда я приехал и увидел, что он учудил... — Свяжешься с северянкой — бед не оберёшься, так моя мама говорила. Когда ещё надеялась, что женюсь… Рокэ не ответил — он почти что спал, но слабая работы мысли ещё отражалась на лице. От нечего делать Марсель начал наматывать многострадальные волосы Рокэ на пальцы. Завиваться они не хотели, и стоило отпустить кончик, как прядь принимала свою прежнюю форму. Переизбыток упрямоослизма в структуре волоса. Поэтому Рокэ никогда не экспериментировал с прическами, носил хвост. Ему шло — красоту этого лица было ничем не перебить, оно само ... перебивало. — Джастин не северянка, он нормальный… — Джастин, Джастин, Джастин! — передразнил Марсель. — «Юстиниан-Теофил-Георг», насколько мне известно. Кого ты хочешь обмануть, ласточка моя? Он типичный северянин. Бледная кожа, вытянутое лицо, конопушки в самых неожиданных местах… — Откуда тебе известно про интимные конопушки Тино? — Рокэ попытался выдавить из себя удивление, но не смог. — Хотя кто их только не видел… Даже Хуан, прикинь? Даже Хуан… Новость про то, что Хуан распробовал морской огурец, не поразила Марселя. Он давно подозревал, что Тино — та ещё блядь. По глазам видел. — И кто только пустил байку, что северяне обделены сексуальным аппетитом, да? — Северяне — это кто угодно, но не он! — сонно возразил Рокэ. — Вот сёстры его — у-у-у. Махровые и суровые, как полотенца на морозе. Говорят через губу, такие все… скучные! А что они едят? Северная кухня — такое днище. Ты ел овсянку? На этой дряни надо цемент замешивать. Да я холсты грунтовал клеем — он и то вкуснее. — Ты ел клей?! Рокэ так искренне удивился, что на минутку перестал напоминать знаменитую картину «Отдыхающий шад» и приоткрыл один глаз. — Ну попробовал. Чего такого? — Нет-нет, ничего. — Он из желатина. Неважно. Рокэ вернулся в модус отдыхающего шада, Марсель невольно залюбовался, в голове сам собой начал складываться стих о жарком полудне в Дигаде и неюном правителе, воспылавшем страстью к молодому человеку по имени Марсель, и вдруг он ВСПОМНИЛ. О прозе своего приезда. Катари ведь обещала устроить ему фотосессию у Тэргеллаха. Но на эту фуа-гру, детка, ещё надо заработать… — Что ж, подведём итог. Джастин слушает напевы родни, которая тебя терпеть не может, за здорово живёшь уничтожил творческий труд огромного коллектива, изменял тебе с собственным охранником, но разводиться ты не хочешь? Рокэ аж встрепенулся. А ведь почти уснул. — Не хочу. А зачем тогда связался с Айнсмеллером? — Марсель не стал светить осведомлённостью, но про себя подумал именно это. — Что ж, видимо, это любовь... Ответом Марселю было усталое «пфэ!» и полный метафор монолог. — Да что любовь? — вопрошал его Рокэ заплетающимся языком. И сам же отвечал: — Любовь — абстракция. Затасканная до дыр аб-страк-ци-я. Жизнь вдвоем — из мелочей, как вышивка из стежков. Люди думают, что любовь — главное? Идиоты. Любовь — яркая брошка, на ней отношения долго не удержатся. Все дело в стеж-ках, понимаешь?.. Вот я. Вроде как вспомню груду сгоревших платьев — убил бы заразу. А потом думаю — а если не будет Тино, то с кем ходить на уроки исторических танцев? А? Я уже почти освоил вольт, прикинь? — Как ты повеселел от этой мысли, смотри-ка, улыбаешься… И как красиво сказано — «Любовь — это какая-то абстракция, причём затасканная». Марсель счёл, что более удобного момента не представится, и рискнул. — А можно Катари это процитирует в своей газетёнке? Рокэ презрительно фыркнул, но почему-то согласился. — На здоровье, пусть цитирует. Толку? Это Тино хочет развод. Я же ему фасад попортил… — С каких это пор тебя интересует, чего хотят другие? — И то верно. Заглянув в синие глаза, Марсель увидел в них столько сонного уныния, что сразу понял — пора сваливать. Интересного ничего не ожидается. — Что ж, был рад повидаться, — сказал он, отлепляясь от дивана. — Я поеду, а ты проспись и решай проблемы. У тебя их, кажется, накопилось порядком. — Не то слово, кто бы лопату подарил. Всё это дерьмо… Разгрести… — Всё будет хорошо. Наверное, Рокэ ему поверил, потому что закрыл глаза и заснул почти мгновенно. В комнате было темно — только отражения уличных фонарей в зеркалах и виднелись. Марсель потыкался во все двери и еле-еле отыскал нужную по тонкой полосочке света под ней. Когда он перешагивал порог, в комнату, отпихнув его мощной ляжкой, прошествовал здоровенный чёрный кот. Неслышно ступая по полоске света, зверь приблизился к Рокэ, обнюхал его, поразмыслил о чем-то, прогулялся под стол изучить осколки бокала, и наконец вскочил на диван. Свернувшись клубком на покинутом гостем месте, кот пристроил ушастую башку к голове хозяина и заурчал. Марсель был тронут и, при всем своем равнодушии к котам и ласточкам-алкоголикам, замер в двери. Минут пятнадцать, не меньше, он подпирал косяк и всерьёз раздумывал — почему бы не сфоткать сие для истории? Решил, что не сфоткать, потому что в картине чего-то не хватает, и не вполне трезвый мозг даже подсказал, чего именно. Вернувшись, Марсель стянул с кресла узорчатый плед и кое-как укрыл им ноги отдыхающего почти-шада. Теперь всё было гармонично. Не считая того, что великий и непостижимый Рокэ Рочикко решил пострадать из-за каких-то мещанских банальностей, да ещё и напился и позвонил бывшему, потому что не с кем об этом поговорить. Марсель так и не отважился запечатлеть деградацию во плоти. Но белый особняк покидал с чувством легкости и полной удовлетворенности. Отвратное утро перетекло в томный вечер — и старого знакомого проведал, и шикарная фотосессия в кармане, и на часах всего лишь половина десятого. Марсель намеревался попасть домой до приезда Лионеля, которого вдруг начал ценить куда больше, чем с утра. Пусть красавец олень и скучноват порой, но зато не имеет привычки швырять в окно ценные вещи. Да и по лицу в случае чего не съездит, хотя это минус, а не плюс — Ли хитёр на всякие садистские выдумки, если всерьёз его разозлить… Нет, лучше не думать об этом. — Куда везти? Услышав голос за спиной, Марсель подпрыгнул на пару бье, не меньше. Хуан умел подкрадываться не хуже того кота. «Гранатовый берет», хули. — Напугал! Ненавижу, когда так делают. — Не мог удержаться, — повинился кэналлиец. — Ты так забавно говоришь, когда пугаешься. Ещё бы добавлял «пра-а-ативный, пра-а-а-тивный Хуан», и вообще улёт. Тебе надо сниматься в комедиях, Марселло. — Ничего я не смешной, — отмахнулся Марсель. — И сам ты пидорас. И не надо меня подвозить, Рокэ сейчас нужен кто-то рядом, а я могу поехать на такси. — Есть кому приглядеть. Поехали, такси ещё ждать надо. Вняв толковому аргументу, Марсель назвал адрес. Возможно, Хуан надеялся почесать с ним в пути языками, но зря — Марсель написал Катари, что разговорил покойника, и начал кидать цитаты. Катари была в восторге.