В пределах смерти

Уже не человек, но и не демон. Не день — и не ночь. Всё-таки Андерсон сумел проткнуть голову Алукарда клинком, лезвие мерзко скрипнуло по черепу, царапая костные ткани. — Андерсон, — тихо заговорил граф, — я даже был бы рад, если бы ты убил меня, потому что был тот день… и та сумеречная пустошь. Я не позволю тебе победить себя. Послышался треск ломающихся и лопающихся ветвей, гвоздь в сердце святого отца сломался напополам от удара. — Победить чудовище может только человек. Повергнуть чудовище может только человек. Переставший же быть человеком — на это неспособен. Собрав последние силы, вампир ударил рукой, пробив грудную клетку врага насквозь почти бескровно. Отбросив от себя Андерсона, Алукард держал в руке бьющееся сердце, проколотое гвоздём. От него гроздьями спускались вены и артерии. — Когда меня убили, я чувствовал всё то же. Ты стал мной! Мужчина лежал на земле. Это даже был не весь человек, а только его верхняя часть. Лоскутки кожи отрывал ветер. Словно растворяясь, тая в предрассветный час, Андерсон на последнем дыхании прохрипел: — Не плачь, Дьявол. Неужели… в тебе ещё жив ребёнок?.. Владыка бесчисленных душ — смейся надменно, без смущения. Ибо человек, когда он… не плачет, когда слёзы кончаются — он становится демоном. А став им, он перестанет быть человеком. — Нет, мой враг, ошибаешься. Скоро, очень скоро мы с тобой встретимся в аду.

***

— Какая великолепная развязка! Этот Андерсон всегда только мешался, но теперь он занял своё место в зале! Монтана был несказанно рад. Эта война — именно то, за чем он пришёл. Хотя… что скрывать, это — именно то, для чего велись эти пятидесятилетние подготовки. Стоило бороться за жизнь тогда, в конце Второй мировой, стоило строить планы о вечной жизни. Всё ради одного момента — смерти Носферату Алукарда. Прервав размышления лидера нацистов, в зал ворвалась Интегра, а за ней медленно вошёл капитан, прикрывая дверь. — Что вы сделали с моей слугой? Отвечайте! — истерически закричала женщина, выхватывая пистолет и пытаясь выстрелить в Майора, но капитан успел выхватить оружие у неё из рук. Майор усмехнулся — как обычно, в своём репертуаре, но остался спокоен. На его лице не было ни тени сожаления, ни тени жалости к тысячным жертвам. «Этот мальчишка — чудовище», — как говорил убитый полковник. Всё складывалось слишком хорошо, и сейчас штурмбаннфюрера ничто не могло остановить. — Да ничего не сделали. Сейчас ваша «слуга» проходит реабилитацию и скоро вернётся совсем другим человеком. Хотя я так рад, что вы пришли. Ещё чуть-чуть — и не успели бы увидеть потрясающий спектакль, который показывают всего один раз. — Что… — Хеллсинг начала говорить, но осеклась, когда её взгляд упал на экраны, по которым можно было видеть Алукарда. Вампир левитировал в воздухе и смеялся. Со всех сторон к нему по улице текли реки крови, которые превращались в моря. То была кровь всех его жертв. Носферату превратился из человека в тёмную материю, на которой показались тысячи глаз, а потом опять принял свой прежний облик. Молодой Уолтер наблюдал за леди Интегрой, а та, похоже, заметила его. — Уолтер?! Ты… — Что, Интегра? — Как ты мог?! Уолтер, ты же был верен нашей семье столько лет! — Не называй меня так! Не называй! Я ненавижу это имя! — Ты предал Хеллсинг! Но о чём ты думал? — О, я думал о том, как здорово будет сокрушить Алукарда. Думал о своих реальных возможностях и о том, сколько я лет потратил зря, прислуживая у вас каким-то дворецким! — Ты — гнусный предатель. Ты мог просто сказать! — А что я должен был сказать, Интегра? Во взгляде мужчины читалось сожаление, но он быстро его отбросил. В полной тишине наконец раздался голос Майора: — Тушите свет. Начинается!