Луна и солнце

Он крепко меня обнимает, но я не в силах успокоиться. — Тише, тише, — приговаривает Джисон. — Ты не виноват, ты не выбирал это, — я только больше сворачиваюсь клубком у него на руках. Я не могу это выдержать, совершенно не в силах, как они посмели? Всё же так хорошо начиналось! Мы так хорошо поговорили, Джисон меня понял. Мы поняли друг друга. *** — Джисон-а, — стыдливо тяну я, вспоминаю как позавчера выстанывал его имя. — Ты же не бросишь меня? — на глаза, почему-то, моментально наворачиваются слёзы от одной только мысли, но он, эдакий шкодник, только задорно хихикает. — Ни за что, — шепчет он радостно, смотря мне прямо в глаза. — Ничего не изменит мою любовь к тебе. — Это случилось когда мне было семнадцать, — хмычу я. — Хм, вообще, я не ожидал, что такое может случиться, я даже толком не знал, что так бывает, — он треплет мои волосы, утешая, но сердце только заходится больше. — Эм, я просто спал, всё вообще так странно было. В общем, я проснулся посреди ночи от того, что мне было невыносимо жарко и я был весь мокрый. У меня очень чесалась рука. Сначала я решил проветрить комнату и пойти попить воды, а потом уже посмотреть что, собственно, не так. — противные, смазанные от сонливости и температуры, моменты словно кадрами всплывают в моём сознании. — Когда я набирал воду, то заметил, что на запястье какая-то грязь. — Джисон понимающе кивает, но не перебивает. — Это была не грязь. Очень жгло, я разбил стакан, уронив его, разлил на пол всю воду. — Хан понимает, он нежно улыбается мне, прибавляя сил. — Когда жечь начало особо сильно, я больше не мог сдерживать это в себе, так что на мой крик прибежала мама. Потом, через несколько недель, она сказала мне, что я был будто в агонии, — неловкий смешок срывается с губ, — мне и самому так казалось. — Мам, что это? — шепчет юноша, не осознавая сути происходящего. — Мам? — женщина, напротив Минхо — потерянного в конвульсиях — молчит, поджимая губы. — Мам! Ответь мне, я же вижу, что ты знаешь. — слёзы сами бегут по щекам, хотя причин нет. — Мама, не жалей меня, просто ответь. Я умираю? — Не ты. — сквозь долгую паузу и рваные всхлипы парня молвит она, еле слышно. Но этого достаточно. — Знаешь, Минхо, — уж слишком уверенно начинает Джисон, от чего я громко сглатываю ком, что терзает моё горло, как может. Веки становятся чересчур тяжёлыми и я на секунду прикрываю глаза. Страшно, — пусть даже каждый человек на планете станет утверждать о твоей испорченности, для меня ты навсегда останешься чистым. Как первое летнее утро, как лепестки непорочных ромашек. Невинным и прекрасным, — нижняя губа слегка подрагивает, я прикусываю её, а тяжёлая прозрачная капля всё же срывается с длинных ресниц. Хан бережно берёт моё лицо в ладони и смотрит настолько мягко, что мне хочется взвыть. Тонкими пальцами я едва касаюсь его, что чуть меньше моих собственных, и улыбаюсь. Так искренне и со всей любовью, как только могу. Спустя несколько мгновений опускаю голову, рассматриваю свои тёмные джинсы, вырисовывая на ткани незамысловатые узоры, отпустив руку Джисона. Но это ненадолго. Всё это время он наблюдает за мной, не отрывая глаз, отчего я чувствую себя будто под прицелом. Но, как ни странно, неудобств это не доставляет, даже наоборот, наверное. Становится приятно, когда он смотрит на меня. — Хочешь чего-нибудь? — негромко спрашивает он, убирая выбившиеся пряди волос за ухо. — Хочу суши, а ещё тебя, — Джисон удивлённо вскидывает брови, явно не ожидая такого, — Полежать в обнимку, хочу суши и полежать в твоих объятиях, — исправляюсь я, пытаясь спрятать свои пунцовые щёки. Он улыбается и тянет на себя, громко падая на кровать вместе со мной. Сегодня всё будет в порядке. Казалось. Утро началось прекрасно и день, в целом, обещал быть прекрасным, если бы не поганая университетская сука, явно решившая испортить мне жизнь окончательно, по имени Со: — Этот мерзкий испорченный пацанёныш рассказал своему премилому Джисону, что он беченый, — мать вашу, Чанбин. — Ты, что-ли, бесишься потому, что я тебе не отсосал? — ярость распирает изнутри, по меньшей мере ему хочется выбить пару зубов, по большей — раскрасить лицо и нахрен выбить челюсть. Этот гавнюк заливается смехом, почти задыхаясь. — Если бы ты мне отсосал, то, думаю, у меня бы член отпал, — плюёт он мне в душу, не хватает, чтобы кто-то в завершение крикнул «раунд» и толпа загалдела. Эмоций нет, на лице не дрогнул ни один мускул, я всё так же спокойно улыбаюсь, но в душе... В душе пожар. Горит всё хорошее, горит вся уверенность, горит дебильная метка. Разворачиваюсь и ухожу, я не покажу им свою слабость, но у меня нет сил продолжать там находиться. Руки дрожат, ком в горле нарастает, слёзы вот-вот побегут дорожками. Дышать, нужно просто спокойно дышать, глубокий вдох-выдох и всё пройдёт. На встречу идёт чёртов блондин с гипсом на руке, который меня знает и, чёрт возьми, я совсем не рад видеть этого дебила, однажды дружески ворвавшегося в мою странную жизнь. — Крис, если ты спросишь хоть какую-то сраную мелочь, я сломаю твой гипс и доламаю тебе кости, — выплёвываю ему не поднимая лица, когда он останавливает меня. — Ладно, напишешь, — он шепчет обиженным голосом, явно задет моей грубостью, но сейчас плевать. Хочу спрятаться, даже от Джисона, чтобы он не видел меня, мои сопли, никогда не увидел это дерьмо на моей руке. Вырежу прямо сегодня. Чёрт возьми, за что? Время медленно тянется, мысли не выходят из головы и я вязну в этом всём. Когда дверь моей комнаты открывается, хочется выпрыгнул в окно во избежание разговора, но увы — переломать ноги не особо охотно. — Привет, — хён, как всегда улыбчивый, только вот я — поникшая тёмная туча — сразу порчу весь его задор одним своим видом, — что-то случилось? — Какая тебе разница? — огрызаться не хорошо, но, иногда кажется, что это всё на что я горазд. — Чего ты злишься? Я тебя чем-то обидел? — Джисон, отвали, нахрен отвали, просто не трогай меня, — кричу ему, на другое у меня нет эмоций, — Ты ведь думаешь так же, да? Я знаю, — он всё же обнимает меня, буквально фиксируя мои руки за спиной, прижимает себе так, что я слышу как быстро и неспокойно бьётся его сердце. — Нет, — говорит он мне на ухо, Джисону не нужно объяснять кто они и что они думают, — я с ними не согласен, они не знают какой ты прекрасный, не знают, что ты тоже слаб, тоже бываешь нежным. Они не знают, как неловко и как аккуратно ты выражаешь свои чувства, не знают какой ты временами романтичный, не знают, что ты тоже ревнивец. А я знаю. И что ты умный, сдержанный в себе, и скрытный. Но мне открылся, и я это ценю, — он немного ослабляет хватку, чувствуя как я расслабляюсь, у Хан-и дрожит голос, так что он переходит на шёпот, — Они не знают как тебе больно. А я знаю, я чувствую потому, что и сам пережил нечто схожее, — Джисон жмурится, тяжело сводит брови и шумно вздыхает, — Так что, давай не будет о грустном. Мы есть друг у друга, что ещё нам надо? Пусть будет так, Джисон рядом, он уверен во мне, в том, какой я человек и в своих чувствах ко мне. А я рядом с ним. День подходит к концу в полной тишине, мы пролежали с Джи весь день в обнимку не проронив ни слова, засыпаем мы так же. Выходные начинаются тихо и смято друг для друга, однако Джисон ходит в приподнятом настроении словно я вчера ему совершенно не язвил, не просил не трогать меня и не прикасаться ко мне больше никогда в жизни. Словно это не я на него наорал в потоке мыслей и гнусных эмоций.  — Джисон, — я не зная как правильно начать разговор, но мне необходимо высказать свою мысль, после вчерашнего, если я не задам вопрос сейчас, то больше никогда в этой жизни не осмелюсь. — Я тебя слушаю, что? — Что, если мы распишемся? В тайне от всех? — Что? Тетрадь глухо выпадает из рук хёна, а он так и молчит.