Клубничные сигареты

Школа. Самая насыщенная часть в жизни каждого человека, не правда ли? В школьную пору мы познаём новое, учимся на ошибках, открываем нечто новое, находим себя, встречает друзей, влюбляемся. Несомненно, в этот водоворот обязаны погрузиться все, чтобы испробовать, ощутить, увидеть. И, ныряя, становимся немного другими, меняемся полностью или остаёмся такими, какими были. Данный этап строит новые отношения, основанные на мнении, взгляду, оценке и уважении. Или же на страхе, если человек одним словом или видом, взглядом показывает равнодушное ко всему отношение. Не присоединение к общему порядку, решению, правилам ведёт либо к пересмотру вопроса с другой точки зрения либо к всеобщему презрению и неприязни, и если первое случается, когда люди являются людьми, то второе, когда их, людей, трудно назвать таковыми, поскольку, ставя свои интересы выше остальных и считая, что они только и правы, настраивают массы против одного, что воспротивился, высказав то, чего не должно было говориться, но то, что необходимо было услышать. Один против всех — никто, один в поле не воин, как говорится, особенно, если воин — девушка. И тогда на неё, на разумного человека, обрушилось человеческое, чёрное цунами, которое, всё-таки, не сломило, не поломало её. Действительно, школьная жизнь прекрасна, но не тогда, когда она омрачена издевательствами, всеобщими насмешками и избиениями. Ты даёшь в ответ — иного выхода не было, и получаешь во много раз сильней, больней. Ты — общий предмет ненависти. Ты — изгой, ты — чужой. Ты — урод, потому что другой, не такой, как все. Правильный, знающий, говорящий и защищающий правду. Правда — за неё ненавидят. За неё убьют, коли ты скажешь её. Правда колит глаза. Лучше сладкая ложь, чем горькая правда. Всё так, как оно и есть. И ведь это охватывает не одну школу, а город, страну, мир. Правда — глобальная проблема, рассмотрение которой произойдёт… Словно белое пятно на чёрном квадрате, ошибка, которую не убрать. Убрав, станет хуже — не над кем будет поиздеваться, выместить гнев и злость, недовольство и неудовлетворение. Всё льётся на тебя дегтярным, нескончаемым потоком. Но ты не сдаёшься, на какие бы извращённые ухищрения они не пошли, что бы ни сказали, ни сделали, а ты стоишь как скала, стальная, крепкая. С душевной раной глядя на солнце, луч которого единственный освещает дорогу лжи. Рядом никого, кроме старой, пятилетней привычки. Шершавая, жёсткая кора дерева неприятно чувствовалась спиной, но это для неё приятней, чем твёрдый, огрубевший асфальт. Маленький зелёный листочек упал перед её ногами. Точно так же исчезают люди, выбравшие правду — их ломают, срывают. Глаза вверх. В глаза — лучи яркого солнца, пробивающегося сквозь листву, режущие, как сама правда. Вздох. Тяжёлый, уставший. Шуршание юбки. Зажигалка и пачка сигарет. На ней, красным по белому: «Курение убивает», а также «с клубничным ароматизатором». «Курение, подправленное ложью, убивает быстрее».  — Правильное курение клубничных сигарет продлевает жизнь. Слова, услышанные несколькими: деревом, ветром… Чиркнула зажигалка, загорелась сигарета. Первая затяжка и первый выдох. Дым рассеялся быстро, как часто говорят то, о чём думают, а не то, что желают услышать. Второе серое облачко долетело до маленькой веточки, слегка колыхнув листья. Пахло клубникой. Третье как туман. Четвёртое — недосердечко. Пятое — выхлопной дым. А шестое…  — Ты опять? Она открывает глаза. Пожалуй, он единственный настоящий человек, что понимает её и находится рядом, благодаря ему, по большей части, она и жива.  — Привычка, — пожимая плечами, только говорит она, пустив дым колечками. И она уверена, что его глаза, ясно стальные, как сигаретный дым, глядят на неё. Ей не то чтобы всё равно, ей не нравится тип его взгляда — пронизывающий, как иголки. Порыв ветра колышит волосы цвета сакуры и прогоняет серый смог в сторону. Он, всё с тем же выражением лица — серьёзным и недовольным, — отбирает сигарету.  — Ты гробишь свою жизнь, Люси, — хмуро замечает он в неизвестный по счёту раз. Она усмехается.  — Эн Ди*, — она, покачав головой, смотрит на небо, потом — на него, — скажи, какая жизнь в пропасти всепоглощающей лжи?  — Обычная, Лу, только немного труднее, чем обычно.  — Ну да, конечно, — улыбка на её лице не улыбка счастья или радости; а улыбка разочарования, печали по утерянному миру. Качает головой. — Ошибаешься, Эн Ди, правда в том, что не жизнь это вовсе, а существование. Верно. — Смотрит на него. — Ведь и ты пострадал от лжи. — Касается криво приклеенного пластыря, за уголками которого виднелись красные полоски. Поймав её руку, отводит в сторону, не допуская её к своим проблемам.  — Бросай курить, Люси, добром это явно не кончится. Уголки губ поднимаются в полувесёлой полуулыбке.  — Эн Ди, слишком уж ты заботливый. Он что-то бормочет, смутившись: «А кто ж о тебе позаботится, если не я?» Это его милая черта. Он всё ещё держит недокуренную сигарету. Она достаёт вторую. Он облокотился о дерево.  — Сигареты каждый день — быстрая смерть, Эн Ди. Я ведь курю, но не двадцать четыре на семь, так? Он вздыхает, смирившись. Прекрасно знает, что, если он уйдёт, она снова закурит, просто его внутри разрывает вид наркотика в её руках. Он принял это, но по-своему. Сам докуривает оставшиеся сигареты вместе с ней.  — Ты верна своей привычке. Клубничные?  — То, что не подвластно времени, — это привычки. Да, всё те же клубничные сигареты, Эн Ди.