Проклятье

Паша, стойко выдержавший истерику Насти, шагнул на промозглую сырую апрельскую улицу с чувством тяжело давшегося облегчения. Она была очень хорошая девушка, и в какой-то момент действительно показалось, что все другое было просто наваждением, а настоящее может появиться вот так - как у всех. Ровня ему – по званию, по возрасту, по положению, по статусу. Встречаться, затем создать семью. Так бы все, наверное, и было, если бы не проклятье, которое наслала на него эта странная, эта жесткая, эта такая иногда нежная, иногда такая страстная, эта невероятная, единственная женщина – его начальница… Которая совершила такое, за что не бывает прощения. А он не только простил, но и всю свою жизнь фактически бросает к ее ногам, хотя ей на хер это не надо... На самом деле, это даже хуже, чем проклятье. Потому что от проклятья хотя бы можно попытаться найти спасение, а что можно сделать в его ситуации? Только проклятый человек может уйти в ночь от красивой девушки, и за день до окончания отпуска попереться в отдел. Потому что проклятые ноги сами туда тянули, вели, манили… Едва миновав проходную, Паша увидел на крыльце знакомый силуэт и почувствовал, как неожиданно перехватило дыхание. …, как будто первый раз видит! Хотя на часах был первый час ночи, начальница, похоже, только собиралась домой. А может и не собиралась… Отступив в тень раскидистой ели, Паша замер, наблюдая за тем, как полковник прошла мимо своей машины. Приглядевшись, Ткачев заметил расстегнутый плащ, стянутый галстук, раскрытую на несколько пуговиц форменную рубашку, распушенные волосы и слегка нетвердый шаг. Все стало более менее ясно – начальница кажется слегка выпила, за руль благоразумно не села, но и такси не вызвала. Решила пройтись пешком…ночью… через парк… Хотя что может случится ночью в парке с женщиной в полицейской форме и со стволом в сумочке? А в парке никого не было… Там было тихо, влажно, и как-то очень горько пахло сырой землей, травой, близостью реки. Фонари светили через один. Накрыло ощущение нереальности, словно оказался в каких-то декорациях. Звук стал ускользающим, приглушенным, так что исчез даже извечный перестук каблуков. Ирина Сергеевна вдруг замерла, плечи ее странно вздрогнули, и медленно осела на ближайшую скамейку. Затем Паша с удивлением услышал невнятные всхлипы. Полковник сидела одна ночью посредине пустынного парка и плакала – очень тихо… Беспомощно растирая по щекам слезы, и вся сжавшись от нарастающей дрожи. Готового броситься к ней Ткачева остановил окрик и фонарик ппсников, и он снова отступил за ствол укрывавшего его клена. Узнав начальницу, удивленные парни вытянулись по стойке смирно, отдали честь, а потом, после короткого разговора, все трое пошли к патрульной машине. Паша вышел из своего укрытия только когда шаги окончательно стихли. Сел на ту же самую скамейку, сжав руками голову… - Проклятье…