Проклятье

Ирина сама бы себе ни за что не призналась, что имя девочки сыграло какую-то роль – настолько далеко забила не только все воспоминания и сожаления о Русаковой, но даже просто намеки на какие-то мысли «об этом». Слава Богу и Ткачев больше ни о чем не говорил, не жаловался, не обвинял. Даже намеками. Да, видимо, он понял, что у них было всего два выбора – либо тоже умереть, либо как-то продолжать с этим жить. Полковник Зимина выбрала нечто среднее между этими двумя вариантами, но никто об этом не знал. Хотя временами, когда Паша останавливал на ней странный испытующий взгляд, ей казалось, что он обо всем догадывается. Или пребывает в таком же состоянии. Но это было бы хуже всего – ведь после сына и мамы, именно Ткачев стал для нее самым дорогим человеком, и самым близким, даже ближе Сашки и мамы. Странно, но так уж получилось… День, когда Измайлова расцвела при виде маленькой Кате, или Кити, как ее вскоре стали все называть, был, пожалуй, самым светлым за последние несколько лет. Наблюдая за тем, как Лена узнает про процедуру удочерения, вдруг и сама дрогнула. Осмотрелась и увидела, сколько вокруг нее бесприютных глазенок, в то время как у нее в душе и дома давно пустота. Так может тоже… Конечно, она не сможет стать полноценной, нормальной мамой – придется нанять няню, может даже и помощницу по хозяйству, но все-таки любому ребенку так жить лучше, чем расти в детдоме. Стала ходить в детдом все чаще – просто приносила игрушки, вещи первой необходимости, фрукты и печенья. Никого не выбирала, наблюдала, пока однажды к ней не подошел малыш с наивным, но в тоже время очень взрослым вопросом: если она выбирает себе ребенка, то может возьмет его? Как будто холодной водой окатили, столько в глазах мальчика было надежды и желания быть любимым. Появился смысл. Бросилась узнавать, какие нужны документы, где ее и предупредили, что для такого решения, как усыновления, конечно, хорошо бы быть замужем. И единственный человек, которого она могла попросить о такой услуге был Паша. И попросила. Не вдаваясь в подробности. Лишь пообещала, что освободит его себя так быстро, насколько позволят обстоятельства. Обычно наглый и настырный Ткачев от такой просьбы очевидно настолько прибалдел, что даже лишних вопросов задавать не стал, для чего ей это и что задумала. Надо – значит надо и он поможет конечно. Перед глазами мелькнули сцены их недавнего постельного безумства, которое перевело статус отношений уже в какое-то другое измерение, а в какое она не знала. Ей очень понравилось. Но Ира не позволила этим мыслям развиваться и как-то эволюционировать. Уж что-что, а этот защитный механизм от боли она освоила очень хорошо. Самое главное сейчас было усыновление. И вдруг… Вечером после работы Ирина пришла поздно и как всегда с несколькими упаковками детских вещей – завтра был выходной и предстояла поездка в детдом. Сашка где-то пропадал по своим делам, а потом позвонил предупредить (уже прогресс), что придет поздно. Ира больше никого не ждала и почти была готова заснуть, когда раздался звонок в дверь. Почему-то мелькнула мысль, что это Ткачев… Но за порогом стоял Глухарев – какой-то весь потрепанный, явно пьяный и со странным взглядом. - Сергей? – она правда удивилась. – Случилось что-то? - Случилось, Ир. Зимина сама не поняла, как оказалась одним рывком прижатой бывшим любовником к стене, который уже по-хозяйски распустил руки и принялся целовать в губы и шею. - Прекрати! Ты охренел совсем?! Она вырвалась одним усилием – все-таки походы в тренажерный зал не прошли даром – и тяжело дыша отлетела в сторону. - Ир, прости… Просто… ну я не могу так больше… Я с тех пор как тебя тогда увидел… Ир мне как будто крышу снесло. Я только о тебе и думаю. Вспоминаю. Ничего поделать с собой не могу. Я как помешанный. Зимина, что ты со мной делаешь? Почему? - Глухарев, ты точно охренел…, - получилось как-то слишком спокойно и устало. Почему-то даже удивляться или по-женски торжествовать не было сил. Когда-то давно, когда еще ждала… а сейчас не было внутри совсем ничего. - Ир…, - он снова сделал шаг к ней. – Ира… ну ты же одна… я узнавал…пожалуйста… иначе я сойду с ума. Я так хочу тебя. Ира… - Ты что…, - наружу вырвался теперь уже нервный смех. – Ты о чем меня просишь? - Ира… - Да не подходи ты! - Зимина… - Не подходи я сказала! Ты что предлагаешь мне переспать с тобой, чтобы ты успокоился? Господи, Глухарев, ты как был эгоистом, так и остался. На меня тебе в смысле совсем плевать? Что я чувствовала, когда ты обещал вернуться через месяц и пропал? Или сейчас, когда ты врываешься в мою жизнь спустя пять лет? Напиваешься и предлагаешь заняться сексом. Пошел вон отсюда! Глаза бывшего майора нехорошо заблестели, лицо перекривила фирменная улыбка – типа клоуна, который претендует на то, чтобы быть многозначительно-грустным. И как она раньше верила всему этому? - Ну, а что здесь такого, Ир? Мы же взрослые люди. И ты одна. - Да пошел ты! Я не собираюсь обсуждать с тобой свою жизнь! - Или, Ир, может тебе это уже не нужно? – глаза Глухарева скользнули по разбросанным по коридору пакетам. – Памперсы, вещи детские, игрушки… Ирина Сергеевна готовится стать бабушкой? Сашка уже постарался? А что? В принципе пора… - Пошел вон! – Ирина произнесла это почти задыхаясь, и когда за Глухаревым наконец раздраженно захлопнулась дверь без сил стекла на пол. Взглядом замерла на изображении смешного малыша на упаковке подгузников. Действительно, кого она пытается обмануть?