***
От Нага несёт кровью так, словно он в ней искупался, а удар, хоть и быстрый, но какой-то неуверенный, словно Феликс вспоминает, как вообще нужно пользоваться рукой. Он него несёт смертью, причем, не только чужой, но и собственной, как у пережившего клиническую смерть. Только Натаниэль уверен, что даже в книге Рекордов Гиннеса не найдётся человека, который бы умирал столько раз. — Ты, чертов суицидник! И это я-то мазохист?! — шёпотом осведомляется Феликс. Оу, любопытно… Ох уж эти путешественники во времени! Каждый раз что-нибудь удивительное! — Феликс! — Нуар кидается к ним, оттаскивая Нага, но сам замирает, поймав его взгляд, и понимает. Не всё, конечно, но главное. — Сколько… сколько раз? Феликс выдыхает, поправляет жилет и галстук с рисунком змеи, произнося. — 23 591, плюс пара сотен промежуточных для анализа и отдыха, — Наг хмыкнул, смотря на Кота новым взглядом. — Сасс сказал, что хочет вернутся к своему предыдущему владельцу, он не такой упрямый идиот, как мы двое. — Ясно, — кивнул Нуар. — Так что, ты выяснил, как нам победить Базилеска? — Я — нет. Этот проклятый самоубийца, — он кивнул в сторону Барона, — да. — Я хоть жизнь и не люблю так же, как некоторые извращенцы, — вернул шпильку Нейт, — но в моём расписании на ближайшие двести лет личной встречи с Маман не назначено. — Что не мешает тебе лезть к ней без очереди, — устало выдохнул Феликс, но тут же рванул к нему снова. Точнее, не к самому Натаниэлю, а просто вытянул руку, собираясь убрать с его лица челку, частично заплетённую в косицу. Барон моментально поймал его руку, перенаправляя движение вверх, и они оба замерли, напряженно смотря друг-другу в глаза. — Он ведь там, да? Так и не исчез до конца. — У тебя действительно хорошая память. — Слишком хорошая. Впрочем, ты всегда используешь старые трюки, переиначивая их так, что никаких новых не нужно. Но неужели тебе его мало? — Шрамы украшают мужчин, — бесстыдно улыбнулся Барон. — Если бы действительно украшали, ты бы… — Феликс притормозил, прищурился, и снова выдохнул. — Оу. Это не для себя. В который раз поражаюсь тому, как тебе удается прятать под идиотизмом гениальность. — А может, я просто везучий идиот? — попытался сбить его Натаниэль, нарочно улыбаясь шире и строя кокетливые глазки. Жаль, не помогло… — Идиот бы до всего этого не додумался, — Феликс опустил руку, произнося. — Особенно до того, чтобы просить передать себе другому, цитирую дословно: «я забыл, как они родились»*. Барон вздрогнул, замирая так, что Нуар подумал, что Базилеск до него добрался, но Феликс его остановил, отрицательно покачав головой. Ему уже было знакомо это состояние, означавшего, что Бриджит ведёт внутри себя срочный анализ информации. А потом зазвучал смех. Тихий-тихий, соловьиный, мелодичный, но почему-то пугающий. Адриан привык, что Барон смеётся громко, громогласно и громоподобно, поэтому этот смех заставил его вздрогнуть, как и Хлою. А вот Феликсу он уже был знаком, как и его более злая и жуткая версия, когда Натаниэль сходил с ума, держа на руках труп того, кого не смог спасти. Адриан и Марк сходили с ума чаще и ещё страшнее. Но вот того, что, отсмеявшись, Барон снова поцелует Нуара, не ожидал никто, как и слетевших с губ двух огней, рассыпавшихся довольным детским смехом. — Зачем ты… — охнул Кот, снова пытаясь проморгаться. После радужной тьмы полноценный обычный свет резал глаза. — Это не наш бой. Наг, можешь снимать талисман, он нам больше не понадобится, — Феликс выдохнул, не скрывая облегчения, стянул браслет с руки, трансформируясь обратно. — Да что вы опять творите?! — встряла Хлоя. — Вы что, сваливаете? Ну убирайтесь! К чёрту! Мы и без вас с Котом управимся! Да я сама этого рыжего гада спасу! Барон рывками дёрнул головой, поворачивая лицо к ней, и оскалился. — Приятно видеть у тебя проявление семейных чувств, но так некстати! Ладно, повторюсь один раз, Квин Би: мы не будем никого спасать. — Мы обязаны спасти Натаниэля и вытащить акуму из Марка, а не то… — начал Кот, отлепляясь от стены. — А не то что, Нуаретте? — повернулся Натаниэль к нему, но тут же вздохнул, опуская голову. — Я понимаю, что тобою движет, но… некоторых людей не стоит спасать. Не потому, что они того не стоят, а потому что они сами в силах себя спасти. И этот случай — тот самый. Натаниэль по глазам видел, что его понимает только Феликс. Впрочем, с бывшим проклятым уже было ясно, что за столько раз перемещений во времени он насмотрелся всякого и попросту устал от собственных знаний. Но вот Хло и Нуар… Наверное, можно было бы рассказать им легенду о близнецах, объяснить, только вот Натаниэль не был уверен, что сможет до них достучаться. Точнее, до него — сестрёнка-то как раз могла его услышать, пусть и не сразу. А вот Кот… С по-настоящему хорошими и добрыми людьми подчас бывает тяжело от их правильности. Но это действительно непросто, объяснить человеку, что иногда действовать так, как он не считает правильным, является правильным вариантом для остальных. И иногда людям нужно позволять решать, как выбираться из ямы, которую они сами вырыли, а не вытаскивать их за шкирку. Но, кое-что Нуар по его взгляду прочел, вытянул вперёд руку отступающему в затемнённый угол спиной вперёд. — Нет, погоди, стой! — Кот прыжком рванул вперёд, но не успел — его когти лишь развеяли дымку, оставшуюся от Барона.***
Нейт предусмотрительно выкрутил лампочку из туалета, поэтому переместился в него с легкостью. Опершись о раковину, Натаниэль врубил воду и трансформировался в человека. В висках тут же заломило, и он сунул ладони под воду, набирая её в горсть и плеща себе в лицо. Пару раз кувыркнувшийся в воздухе квами задумчиво произнёс: — Тебе очень повезло с друзьями. Они хорошие люди Натаниэль выдохнул сквозь воду, откидывая волосы назад. Челка опять отросла, скоро нужно подрезать так, чтобы даже если захотел, убрать в хвост или за ухо не вышло. Ученик лоа криво ухмыльнулся собственному смутному отражению в зеркале, что вырисовывал пробивавшийся из-под дверной щели и от лампочек сушительных приборов свет. — Даже слишком хорошие… Я каждый раз удивляюсь тому, как вообще люди общаются с такой мразью, как я. — Хэй, киддо, не наговаривай. Нет, нужно реально что-то делать с твоими комплексами. Нейт с кривой улыбкой посмотрел на него через отражение. — Всю уверенность в себе в нашей семье забрала Хлоя. Зато я забрал весь талант — сестра рисует как курица лапой, — хмыкнул он. Капля воды стекла по виску, щекотно впадая в русло впалого шрама –большого, но узкого, извилистого, идущего по левому виску и скуле до челюсти наискось к уху. Капля почти целой добралась до мочки, на секунду повисла, после чего неожиданно звонко упала в раковину. Аликс, со свойственной ей честностью, обвиняла его в излишней памятливости, которую вполне справедливо, хоть и не совсем точно, называла злопамятностью. Нейт действительно всё хорошо запоминал: и добро и зло, что наблюдал вообще и ощутил на себе. К несчастью для других, зла было больше. По крайней мере, в самом Натаниэле. Нет, ему не были чужды справедливость, честь и благородство. Только восприятие их было не рыцарским, а ещё более древним, племенным. Око за око, аз воздам, и прочие вариации талиона и равноценного обмена. В принципе, ничего удивительного, учитывая то, что первые законы, воплощение которых Нейт видел в жизни, принадлежали не парижскому законодательству, а кодексу одного амазонского племени. Показательная порка провинившегося специальной метёлкой из длинных листьев с острой кромкой, разрезающих при ударе плоть до кости намертво вбило в него понимание того, что законы нарушать не стоит. А если и нарушать, то так, чтобы не попадаться. — Вот видишь, есть в тебе что-то хорошее. Да и друзья твои не стали бы водиться с плохим человеком. — А я не человек. Я — чёртов бессмертный ебанько, — снова хмыкнул Нейт. Наверное, устраивать марафон сериалов про супергероев во время его ослепления было не самой хорошей идеей, но современный кинематограф снимали так, что большинство его детищ можно было смотреть без потери смысла без всякой картинки. Снова выдохнув, Нейт опустил чёлку и твердым шагом вышел наружу. Он и так задержался, хотя уже давно пора заканчивать этот фарс!***
Как бы Нуар не старался переубедить Феликса, тот намертво стоял на своём: сам он нагом не станет, и другим воевать с Базилеском не позволит, точка! Что с ним произошло во время возврата и почему он так против того, чтобы снова использовать талисман, ни Коту, ни Квин Би выяснить не удалось. Поэтому они, потихоньку обсуждая, осторожно подходили к проходу в другой зал, где затаился акума, когда услышали голос. — А вы не торопились… — промурлыкал Базилеск сверху, а после плавно спустился вниз. Кот зажмурился, но не почувствовал уже знакомой тяжести от окаменяющего взгляда, только вспышку очередного ревностного жара внутри. — Да и ты как-то не спешишь забрать наши талисманы, — скрещивая руки, на груди нагло ответил Кот. Кажется, произошла какая-то ошибка, раз он до сих пор не стал каменным, и сила Базилеска работала иначе. Круглые зрачки Базилеска заострились на концах, обозначая подступающий гнев, и это заметил не только Нуар. — Осторожно, Кот. То, что мы до сих пор дышим, говорит о том, что он ещё опаснее, раз он так хорошо контролирует свою способность. Базилеск дёрнул хвостом в сторону произнёсшего это Грэма де Ванил, удивлённо прищуриваясь. — Феликс? А что ты здесь делаешь? — Я, между прочим, тоже супергерой, с самой важной способностью — я здесь единственный адекватный человек, находящийся в своем рассудке, а не под акумой или талисманом, — теперь уже Феликс скрестил руки на груди, попутно опираясь о стену плечом. Моргнул, потирая переносицу, и добавил. — Ребят, вы бы прекращали это всё, а то точно свихнётесь. Хлоя, это не к тебе, можешь продолжать бегать в латексе дальше, тебе это идёт на пользу. — Феликс! — криком прошипела Квин Би, которой его фраза помешала подкрасться к Базилеску с другой стороны. О, как будто её вопль «Веном» не сделал бы того же самого! — Я шестнадцать лет Феликс, Буржуа, — де Ванил нарочито медленно подошёл к героине, нависая над ней. — Хочешь, чтобы я замолчал — заткни сама. Только помни, что я-то сейчас человек, и от любого твоего удара я могу сломать шею или попросту умереть от болевого шока. А будешь и дальше молоть чушь, я тебя поцелую. О да! Феликс в который раз доказал, что достаточно умён, чтобы выживать в этом мире вопреки всему. Учитывая то, что сама Хлоя была экспертом в «обнимашечном терроре», запугивания любым физическим контактом было для неё чрезвычайно эффективным, хоть и неочевидным средством. Голубые глаза Квин Би посветлели из-за в ужасе суженных зрачков. — Ты не посмеешь, — прошипела она. Для Королевы Пчёл в ней слишком сильны были змеиные повадки. — Уверенна? — приподнял бровь Феликс, улыбаясь одновременно мягко и самодовольно, даже зловеще. — Я с Бароном целовался. Слаженный скрип зубов был ему ответом. Феликс медленно расслабил лицо, скашивая взгляд в бок, уже в следующую секунду хватая Квин Би за руку и оттаскивая её за ближайший стенд с экспонатами. Наконечник хвоста задел его по касательной, разбивая стекло и корёжа металл рамы. Послышалось рычание и резкий хлопок крыльями. — Нет! — Феликс крепче ухватился за Хлою, не только держа за руку, но и обхватывая её другой рукой со спины. — С ними ничего не случится, поверь, я знаю! Дай им выпустить пар! — Какой пар? Они перебьют друг-друга! — засучила в воздухе ногами Хлоя. Она, к сожалению, помнила о том, что Феликс боль чувствует, и хоть и хотела вырваться, не могла позволить, чтобы он пострадал. — У одного — окаменяющий взгляд, у другого — Катаклизм. Если бы хоть один всерьёз хотел другого уничтожить, то сделал бы это сразу. — Феликс вздохнул, спиной вперёд отходя за очередной стенд и искусственную стену, на которой весели картины, и аккуратно сползая по ней вниз, садясь на пол. Хлоя в его руках подозрительно затихла, прислушиваясь к рыканью-мяуканью и полу-змеиному полу-птичьему клёкоту, с минуту спустя сама повернулась к нему лицом, взявшись за его руку. — Сколько… сколько из нас погибло в твой последний раз? Феликс выдохнул, прикрывая глаза. — Можно сказать, что все, — в живых, точнее, в не умерших сразу, было двое, и то, у самого Феликса уже в глазах было темно, а безумно улыбающийся Натаниэль, баюкающий на коленях отрезанную голову сестры, сам активировал его талисман, потому что Нагу попросту вырвали руку из плеча. — Не бойся, пусть мальчики дерутся, — Феликс усмехнулся. — У них нет причины друг-друга убивать. — Феликс не мог не признать, что хотел бы взять у Натаниэля пару дружеских мастер-классов по умению вовремя свалить. Останавливало только то, что каждое появление означало, что Нейт во что-нибудь обязательно вляпается. — Пока нет.***
Нуар и сам не знал, почему замечание Феликса так его задело. Причём, не его одного, но и Базилеска, но он уже устал бороться с самим собой. Поэтому он начал бороться с Базилеском, кинувшись с него с когтями наперевес. Даже устойчивому кошачьему вестибулярному аппарату было трудно справится с нагрузкой — Базилеск не делал разницы между землёй и небом, по полной используя все три параметра пространства, припечатывая Кота не только к полу, но и стенам и потолку с самых разных комбинаций. Боль была. Но не от ударов, не от острых кромок перьев, скребущих кожу, а от мыслей, что подкидывал ему разум. Потому что сейчас Кот был готов признать, что он… ревнует? Тьма по изначальным, исконным и естественным причинам, так же, как пугала, манила к себе. А Барон Бриджит был именно тёмным — вдали от добра и зла, преследующий лишь свои собственные цели, и то, что Адриан до сих пор не знал их, тоже терзало. Хотелось припереть Барона к стенке, спрашивая прямо, но Кот отлично знал, что поможет это мало — просто потому, что допрос мог обернуться очередным поцелуем. Он знал, что Бриджит ему не враг, но… но кем он стал для Адриана, и кем считал самого Агреста и Нуара Барон — Кот не знал. Эта неопределённость бесила неимоверно, но Адриан признавал, что отчасти в ней был виновен он сам. Он так ни разу не задал Барону ни одного вопроса, не смотря на то, насколько подозрительно тот себя вёл. Отчасти из-за вбитого Леди Баг рефлекса не уточнять и не задавать вопросов, отчасти потому что признавал за ним право иметь тайны, как в обычной жизни признавал за отцом право запирать его дома, чтобы защитить. У Базилеска вершины зрачков всё ещё оставались острыми, но не опасно узкими, и в чернильной их глубине танцевали те же демоны, что и в душе Кота. Нуар буквально видел длинноногую фигуру барона, изящно проходящего сквозь языки изумрудного пламени. Кажется, до него начало доходить то, что говорили другие. Всё это время он сражался не с акумами, и даже не с Бражником и Маюрой, а с самим с собой. С человеческой природой, и в своём лице. Акумы существовали испокон веков, как существовали и боль, и обида, и сама злость. Своими геройствами они не уничтожали причину, только купировали последствия. Обычные люди, такие как Калин Бюстье, объяснившие, как можно управлять своими эмоциями, не давая им поглотить себя целиком, делали то же самое, что и они с Леди, спасали людей, только ещё до того, как был нанесён удар, а значит — куда их эффективнее. И ведь Адриан признавал, что акумы зачастую были правы. Точнее, они имели вескую причину, чтобы так себя вести. Зомбизу просто хотела, чтобы в мире стало больше любви. Сайленсер и вовсе жаждал справедливости для себя и других. И шли к цели, так, как её понимали, используя доступные им силы. Разве он не делал тоже самое? — Какого черта вы творите?! — Кот ещё успел уловить изумление в глазах Базилеска, когда тот внезапно отдалился от него, и тьму в душе и глазах сменил огонь. Не менее злой (а то и более), чем сам акума и Нуар, полыхающий огонь бирюзовых глаз Натаниэля, разъярённого до того самого, упомянутого чёрта. Художник попросту схватил их обоих за шкирки, как драчливых котов, оттаскивая друг от друга, и теперь переводил взгляд, укоряя своих взором обоих. Выдохнув сквозь зубы, разжал руки, отпуская их на пол. — Нейт, ты… видишь? — Да как такой бардак можно не увидеть?! — хмыкнул он, обводя руками помещение. Видимо, правду говорил по то, что экспозиция артефактов из Египта содержит проклятые предметы, но видимо проклятье сказывалось на них самих, раз их в который раз уничтожают то акумы, то герои. — Джалила на вас нет. Джалил вообще-то был, Феликс отлично видел его со своего места, точнее, его статую, аккуратно прислонённую к стене подальше от буйных, так что это не считалось. Натаниэль закрыл лицо рукой, напрягшимися пальцами еле уловимо приподнимая чёлку, будто собирался зачесать её назад, но тут же сам оборвал движение с раздражением резко опустив руки, но подняв голову. Выдохнул, собираясь с силами. Зрение этой секунды было слишком ярким и чётким, явно детским, и Нейт даже боялся представить, сколько крошечных каменных фигурок на улицах Парижа сейчас опаляет холодное ноябрьское солнце. На деле нет ничего, чего бы обычный человек не смог сделать, не являясь одержимым. Акума давала силы, размыкала грани разных пластов реальности как ткани в гобелене, выводя вовне другие нити и цвета, но узор оставался тот же. Марк был готов уничтожить тысячи людей, лишь бы вернуть ему зрение. Лишь бы его вернуть. Натаниэлю не было страшно от этого понимания, потому что… ну да, в этом они тоже были схожи. В этой самой эгоистичной и безжалостной вещи — в равнодушии перед ценой, в жертвенности. Если бы кто сказал, что чтобы ему помочь, Марк должен отдать свои глаза, Нейт был уверен — если бы было нужно тот бы сам выковырял их из глазниц ложкой. Считается, что жертвовать во имя любви — благо. Только вот никто не хочет признавать, что жертву эту редко можно назвать героической, той самой, что воспевают в песнях и легендах. Вообще-то, это проще всего, отдать жизнь, особенно свою, в едином порыве, в одном шаге, в одном слове, одним ударом. Умирать каждый день находясь рядом, разделяя боль, отдаваясь заботе о другом, на двоих деля одно время, терпеть жалость — куда тяжелее. Но многие так живут, только почему-то их не называют героями, считая, что всё правильно. И уж точно никто не назовёт героем того, кто пожертвует другим или другими, чтобы действительно спасти того, кто дорог. Мужа, задерживающегося на работе, а не у постели больной жены в отличии от других родственников, чтобы только заработать денег на нужную операцию. Брата, застрелившего добровольно пошедшего на это отца, чтобы обеспечить сестру донорским органном. Писателя, что отдал в жертву тысячи своих читателей, чтобы вернуть зрение своему художнику. — С тобой, Кот, я чуть позже разберусь, но сейчас мне нужно сказать несколько слов Марку, — произнёс он, делая шаг к Марку, копя в себя это чувство, вытесняя им остальные. Оно должно было наполнить его до краёв, до конца, по самую макушку, чтобы он смог его донести, чтобы это чувство приняли. Это было непросто, но чем больше усилий Нейт прикладывал, тем приятнее он себя ощущал. Он остановился напротив Базилеска на расстоянии, чуть меньшим, чем вытянутая рука и не сразу, со второй попытки, улыбнулся. — Марк, я люблю тебя. Судорожный и робкий выдох сорвавшийся с губ Марка был ему ответом, но иного ожидать и не стоило. Нуар попятился, неловко, пошатываясь, почти падая, удерживая равновесие на выбитой из-под ног чужими словами почве равновесие лишь чудом. — Я люблю тебя, — Терпеливо повторил Натаниэль. Незаметно вытянув вперёд руку, он коснулся руки Марка — сначала кончиков когтей, по пальцам, погладил подушечками ребро ладони и обхватывая полукольцом запястье, ненавязчиво и мягко, крайне чутко, не отрывая взгляда от его лица. И только заметив, как зрачки топят тёплой чернотой зелёную радужку, расширяясь, сделал ещё один шаг, оказываясь плотную, так, что разноцветные перья с тихим шелестом сккользнули по ткани его футболки. — Я безмерно благодарен тебе за всё, что ты для меня сделал, всегда делал. И за это я люблю тебя. Не только за это, — усмехнулся он, лукаво прищурив глаза, но тут же стал полностью серьёзным, — я просто люблю тебя. Чуть крепче взяв его руку, Натаниэль поднял её к своему лицу, целуя костяшки подрагивающих пальцев, снова ловя чужой изумлённый выдох, настолько сильный и близкий, что он опаливал теплом кожу так же, как и его собственный поцелуй чужую. Притихшая было Хлоя забилась, заметалась, но почти неслышно для других — Феликс успел её хорошо изучить, и за годы прерывистой дружбы, и за многократно повторенные пять минут, а потому вовремя схватил её крепче, зажимая рот собственной ладонью. Прикус у Буржуа был что надо, даже странно, что кровь ещё не пошла, только кисть тупо ныла при каждом движении челюстей. — Я… я… — Я знаю, — успокоил Марка Нейт. — Помнишь, я просил у тебя время, чтобы найти ответ? Так вот, я готов его тебе дать. — Нейт провел свободной рукой вверх, по предплечью и плечу, ероша оперение, а другой властно положил ладонь Базилеска на свою правую щёку, довольно о неё потираясь, по-звериному искренне жмурясь от удовольствия. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, — повторял он, как заклинание, шептал, касаясь губами запястья, пока другая рука обхватывала шею, пригибая голову Марка вниз, ближе, чтобы произнести в последний раз бесслышно прямо в чужие губы: — Я люблю тебя. У него получается — Марк заворожен, ресницы трепещут крылышками колибри, когда веки опускаются, скрывая, как ножны — клинок, глаза. Когтистая птичья рука расслабляется, уже сама гладит подставленное лицо, забираясь дальше, в волосы, жадно сгребая рыжие пряди. Чужое сердце бьётся заполошно, дико, быстро до костного отзвука в собственных рёбрах, и так близко, что кажется стоит набрать воздуха в грудь и резко выдохнуть, чтобы его уничтожить. Разметать порывом, пробить насквозь, раскрошить на осколки. Конечно же, Натаниэль не собирается так с ним поступать — Марк его друг и ничем не заслужил подобного, а потому Нейт дышит аккуратно, размеренно, так же, как и двигает губами, целуя нежно и нетороплива, но позволяя прочувствовать каждое движение и делая паузы, чтобы Марк перевёл дух, не захлебнулся в ощущениях окончательно. Базилеск начинает терять свою острокостную, наведённую взбитым оперением, птичью стать, в нём всё сильнее и сильнее проступает змеиная натура, готова оплести Натаниэля толстыми кольцами упругого тела: жадна до тепла, до ласки, удушающая страстью. Его самого удушающей. Натаниэль смотрит всё это время, не закрывает во время поцелуя глаз. Это требует усилия, но не большего, чем нужно для сбора энергии во время его ритуалов. Он всё так же внимателен и чуток, а потому, нужный момент определяет сразу, усилия хватку на чужой шее, сдирая найденный среди перьев чокер. Марк тихонько стонет, не открывая глаз, обмякая в его руках. Лиловый туман обратной трансформации охватывает его, и тут же отступает, превращая мифическое существо в человека. Натаниэль переносит вес тела на другую ногу, обхватывая бессознательного Марка удобнее, не давая упасть им обоим. На Кота он старательно не смотрит, и возвращающаяся слепота этому отлично способствует. А вот Феликс наоборот, расслабляет хватку, отпуская Хлою, трясет ладонью, сжимая её на пробу и уточняет: — Почему окаменевшие не вернулись к жизни? Нам нужна Леди Баг? — Это не обязательно. Влияние её силы сильно преувеличено. Оцепенение пройдёт, когда акума будет очищена или уничтожена, но пока она в предмете… — Нейт приподнял руку с зажатым в ней чокером и повернулся к Нуару лицом. — Её всё ещё можно использовать. Адриан не видел глаза Натаниэля после того, как тот лишился зрения, но сейчас нисколько об этом не жалел — наблюдать, как бирюза стремительно мутнеет, светлея, было невыносимо. Больнее было только видеть, как дымчатая лазурь темнеет, насыщаясь зеленью. Сейчас у Натаниэля глаза были именно зелёными, но не такими, как у Базилеска-Марка или самого Адриана, нет. Безнадежный, ядовито-папоротниковый оттенок трилистника Крайола, какой Нуар встречал только у одного существа — у Злолюстратора. А сейчас у Натаниэля было всё — и повод, и возможность, чтобы снова им стать. — Чего ты хочешь? — снова берёт слово Феликс, и Натаниэль ухмыляется, холодно произнеся: — Вы поклянётесь, что никто, ни одна ни живая, ни мёртвая душа, не узнает о том, как удалось остановить Базилеска. Никто, включая Леди Баг, особенно её! — Ой, да кому вообще сдался этот Ансьель и то в кого влюблён или кто влюблён в него! — махнула рукой Квин Би, фыркая. — ХЛО! — крикнул Нейт, сверкая зелёными глазами, заставив сестру вздрогнуть, попятившись, и она тут же пошла напопятую. — Ладно, ладно, не кипятись, тебе вредно! — на секунду прикоснувшись к лицу жестом, схожим с тем, что был у Натаниэля недавно, она выдохнула, произнося. — Клянусь, что никому ничего не скажу, даже Сабрине. — Я тоже клянусь. У меня нет никакого желание с кем-либо делиться подробностями сегодняшнего происшествия, — передёрнул плечами Феликс, согласно кивая, и все, не сговариваясь повернулись к Нуару. Адриан скривился, как от боли, но отрывисто кивнул, после чего спросил у Натаниэля. — Зачем ты это делаешь? Натаниэль улыбнулся, погладив аккуратно Марка по голове. — Если Марк узнает, то он сразу поймёт, что я ему солгал.***
Адриан рассмеялся, поправляя волосы. — Так, всё, Нейт! Ты уже всех пересалил! Дай и другим быть водой! — Ладно, в последний раз! — хмыкнул Натаниэль и остановился, прислушиваясь. Кому вообще пришла в голову идея после возвращения в школу сыграть в салки, чтобы отвлечься от нападения и расслабится, уже никто не понял. Но, лично самому Адриану и Натаниэлю нравилось, а остальные были в принципе не против. Феликс отвёз Марка домой, попросив брата сообщить, что на фехтование он опоздает. Вместе с ним на вызванном к Лувру такси умчались Нейт и Хлоя, отдавшая талисман, чтобы, сделав крюк, прибыть в школу. Так что Адриан торопился как мог, лишь бы успеть оказаться там же, но быстрее них. К счастью, байка про «20 миль в час» по Парижу уже разнеслась, и фора у него была приличная. Ну, а там, после краткой встречи с Мастером Фу, после переклички и ещё одного урока как-то самой собой получилось, что почти весь их класс с несколькими знакомыми оказался втянут в игру. Натаниэль вызвался быть водой сам — не хотел сидеть в стороне от всех, да и как уже слепому у него было преимущество (даже без использования Вууду, которое можно было назвать читерством). Странно, но такая простая забава его серьёзно увлекла — видимо, психика пыталась хотя бы так снять стресс. Натаниэль на секунду полностью расслабился, повел тростью в воздухе полукруг, прислушиваясь ко всем рецепторам разом, вычленяя из сомна людей вокруг свою новую жертву. Да, пожалуй, эта подойдёт… Отличный следующий вода! Аккуратный, выверенный шаг. Легчайший аромат одеколона, настолько тонкий, что даже не разобрать, где он, а где естественный запах тела. Взгляд, который он чувствует на себе, даже не видя сам. Нейт делает шаг вперёд, а после — рывок в бок, ловя за плечо темную тень. — Поймал. — Поймал, — согласно шепнул Адриан, беря его руку. Точно так, как сам Нейт парой часов ранее ладонь Марка, и тот это ощутил сразу, застыв. Адриан сам чувствовал себя одержимым. И между тем — совершенно свободным. Он был… счастлив? Разочарован? Зол? Рад? Всё сразу. Ему действительно было больно, когда он услышал, что Натаниэль любит Марка. Он помнил о том, что тот говорил, что это не Ансьель, но… видеть то, как Нейт его целовал было невыносимо. Феликс со своими высказываниями тоже не особо помогал, только раззадоривая его ревность. Да, сейчас Адриан был готов признать, что ревновал. Ещё не совсем разобрался кого к кому, но… Адриан улыбнулся, наклоняясь к Натаниэлю, прикасаясь к его губам своими. Это не было полноценны поцелуем, и Адриан хотел бы сделать его таковым, но он знал, что сейчас не время. Не место. И у Натаниэля должен был быть выбор, который Агрест ему сейчас и давал. Натаниэль слышал поблизости изумленные вздохи, охи, щелчки камеры телефона (Алья, как всегда, в своем репертуаре), и даже сам не верил в то, что произошло, не смотря на то, что губы всё ещё покалывало от чужого тепла, а сам Адриан стоял рядом, держа его за руку. И стал ещё ближе, когда шепнул: — Я люблю тебя. И хочу с тобой встречаться. Подумай над этим, хорошо? После чего Агрест снова поцеловал его, на этот раз в щёку, отпуская руку, мягко и облегченно рассмеялся и отошел. Натаниэль моргнул под повязкой, крепче сжимая трость за плетёную петлю до скрипа и жара от натёртостей на коже. — Какого… черта? — кое-как выдавил он из себя цензурную версию мыслей Нейт. Сегодня что, у всех какое-то романтическое обострение? Луна в Скорпионе и прочие ментальные извращения?! Ладно Марк, Нейт мог признать, что у него был повод поддаться акуме и слететь с катушек. Но Адриан зачем поступил так?! Натаниэля возмущало не то, что Адриан ему признался, а именно то, как он это сделал — у всех на виду, кроме самого Натаниэля, не скрываясь, точно и чётко. Это и восхищало и возмущало одновременно. Хотя, злобный взгляд от Маринетт, сверливший спину, приятно грел душу не хуже адского огня. Ученик лоа ещё крепче сжал трость до треска пластика, ощущая, как бинты становятся влажными, а охи сменяются из смущённо-восторженных на испуганные. Заломило зубы от давления, когда он их сжал. Он заебался. Хрен его знает, как у героев получалось целый год спасать город и не чокнуться, но вот сам Нейт ощущал, как из него с каждым днём по каплям утекает рассудок. Возможно, у героев были покрепче нервы и отсутствовали моральные дилеммы, а может они попросту не был чокнутыми яндере, затянутыми в любовный многоугольник. Пелена перед глазами из сизой становилась багровой, и Натаниэль оскалился, мелко кивая головой. В висках зашептала тьма, колко отдаваясь в уголки глаз и шелестом мелких бродячих духов в тенях. Хотелось кого-нибудь убить или трахнуть, причём, он отлично знал, кого именно. Но для этого Адриана сначала следовало догнать, а значит… Ему. Нужно. Видеть. Чёрт. Возьми! Воздух дрожал под пальцами пугливым ритмом мечущейся под кожей артерии. Алый, багровый, винный пульсировали, причудливо переплетаясь в новые оттенки. Чернично-чёрный. Перламутрово-белый. Хризолитово-зелёный. Влага уже заливала нос и губы по подбородок, отдаваясь неприятно-солёной теплотой, когда он наконец-то сорвал бинты с лица, и в глазах, под звуки джамбе, запылала кислотным неоном призрачная радуга. * — одна из нескольких легенд о рождении Марасса такова: один земледелец постоянно страдал от обезьян, поедавших большую часть его урожая. Он охотился на них, убивал десятками, но количество обезьян не уменьшалось, и большая часть урожая всё равно попадала к обезьянам. Обезьяны решили отомстить земледельцу за смерть сородичей, и однажды ночью две маленькие обезьянки забрались в матку к жене фермера. До этого только обезьяны могли рожать близнецов, и это был первый случай, когда двойню родила женщина-йоруба. Но рождённые близнецы были abiku (то есть детьми, которые умирают вскоре после рождения), поэтому они вскоре умерли. Обезьянки опять забрались в женщину, и снова родившаяся двойня умерла вскоре после рождения. Это произошло несколько раз, пока отчаявшиеся муж с женой решили проконсультироваться с гадателем. Тот сказал, что их беда происходит от обезьян, и что необходимо прекратить их убийства, и нужно позволить обезьянам съедать половину урожая. Они последовали его совету, и следующие их близнецы выжили. Они стали могучими и мудрыми мужчинами, и хозяйство их отца стало процветать. Так у Йоруба стали рождаться близнецы, а близнецов в этом племени стали называть «edun» — «обезьяна». Этот рассказ о происхождении Близнецов указывает на важность принятия различий. Активно выступая против силы, воспринимаемой как угроза, мы часто только ухудшаем ситуацию, и что зачастую более выгодно — прийти к компромиссу и взаимной выгоде. В прошлой главе Нейт призывает лоа, поскольку считает их наиболее подходящими для ситуации, вместе с тем, рассчитывая на то, что он получит от них предсказание. И таки-получил, от будущего себя, сообщившего, что для Нейта лучшим вариантом будет не биться. Присутствие Бриджит на поле боя — уже плохой знак. Кот будет нервничать из-за того, что нет Натаниэля, Марк примет его присутствие за предательство.