I hate everything

      Микки оглядывает школьный двор, забравшись на крышу здания, и тяжело вздыхает, закуривая. Всё вокруг белое. С высоты кажется чистым, а вот внизу… Внизу ждёт суровая реальность: твёрдый асфальт, грязь и мусор под снегом, оскорбления, которые уже никаких эмоций не вызывают, и такая мерзкая жизнь… Микки хотелось бы быть достойным лучшего. Хотелось бы жить лучше, чем сейчас. Быть может, без больших денег и в одиночестве, но без отсидки в детской колонии, уймы драк, в которых давным-давно стёрлись костяшки пальцев, и наркотиков… И отца. При всём своём желании сделать кому-то плохо Микки никогда бы не пожелал ненавистному ему человеку такого отца, каким был его. Это было невыносимо. Ничего не сглаживало углы Терри и его отношений с детьми. Даже мать сбежала, не выдержав, а ведь была помечена… и обещала, что никогда не оставит их.       Лгунья.       Микки, как и его братья с сестрой, больше теплились к матери. Там была такая необходимая защита и любовь, которой хватало на всех. Мать терпеливо воспитывала их, защищала, получая побои от мужа, за которого вышла по глупой необдуманности ради лишь получения американского гражданства, так как сама была беженкой из Украины. Пусть она плоховато знала английский для человека, прожившего в Америке достаточно много лет, но была хороша в другом: умела поддержать без слов. Когда её дети в очередной раз получали от отца и молча сдерживали слёзы, она без колебаний прятала их и обещала, что всё будет в порядке. Микки исключительно в такие моменты чувствовал, что не один. Это было непривычным, диким и странным, но таким нужным. Он даже завидовал Менди, которую в их доме правда любили все. И из-за этого ей реже всего доставалось. Только вот Терри, постоянно беспокоясь о ней, говорил ей всегда быть поближе к матери. Менди слушалась — не хотела получить лишний раз, хотя доставалось в таких случаях ей меньше всего. Любимица. Иногда Микки ненавидел её. Но любил и заботился. Защищал, зная, что мать расстроится, если сестра вернётся домой с хоть какой-то царапинкой.       Микки замечал, как мать тускнеет с каждым годом всё больше и больше. И потом понял, что она не выдерживает. Он начал откладывать деньги, чтобы потом отдать их ей и попросить уйти. Только вот она сделала это раньше, чем в сбережениях Милковича скопилось пятьсот долларов. Сначала он думал, что деньги стащил отец или кто-то из братьев, потом понял, что их взяла мать. Микки пытался злиться на неё. Почему она соврала? Почему сбежала без предупреждения? Почему оставила их с этим монстром? Почему поступила так? Злиться не выходило по одной простой причине: он замечательно понимал её и сам бы хотел сбежать. Да и зачем было тратить силы на злость, если он даже помочь хотел с этим?       С тех пор прошло более пяти лет. Отсутствие матери особо не помешало жить дальше, хотя стало значительно тяжелее.       А последние три года жить вообще невозможно. Микки тошнит от себя.       Может, ему удастся сделать Чикаго чуть ярче, если он сделает шаг вперёд? Отец вряд ли расстроится. Он найдёт себе кого получше в помощники… Менди точно сильно расстроится. Она действительно пытается помочь, когда понимает, что у кого-то из братьев проблемы.       Микки плевать, если начистоту. Он просто хочет сдохнуть, потому что сил нет и другого выхода не видно. Продолжать торговать наркотой в подворотнях, врать самому себе, выполнять заказы на убийства или запугивания и выживать? Микки не хочет. Он устал. Пусть ему всего семнадцать лет, но у него уже, чёрт возьми, морщины на лбу и переносице. Выглядит ужасно. И он явно не похож на семнадцатилетнего школьника. Ещё и чёртова школа… Микки пытался взяться за учёбу уйму раз после исчезновения матери, но не выходило от слова совсем. Отец не позволял. А потом стало просто дико сложно. И вот так он совсем потерял возможность получить хоть какое-то образование, которое позволило бы ему свалить отсюда, прихватив Менди.       Наверное, Микки просто боится, что она, самый близкий человек на данный момент, узнает. Ему правда страшно, что кто-то может узнать. Его вымораживает и выворачивает от одной мысли.       А Терри уже сегодня возвращается из тюрьмы.       Если Микки не хочет, чтобы пострадала Менди, ему придётся вернуться домой, потому что чёрт знает, что может выкинуть их отец. Микки правда не хотелось бы, чтобы кто-то другой испытал то, что он испытывает последние три года.        — Ты куда? — спрашивает Милкович у сестры, развалившись на диване перед украденным телевизором, по которому шло какое-то дурацкое шоу. Менди надевает свою громадную джинсовку.        — Гулять, — просто отвечает девушка. Микки хмыкает, смотря на неё.        — Пизду выгуливать? — Менди возмущённо смотрит на него и кидает в брата тапок, который первым попал под руку. — Блять, Менди!.. — возмущается Милкович, чуть ни пролив пиво.        — Я пошла просто погулять с другом, — спокойно сообщает Менди и покидает дом, хлопнув дверью. Микки фыркает и недовольно ворчит себе под нос, устраиваясь поудобней.       Через час, когда шоу ему наскучивает, он идёт в свою комнату. В голове полупьяный и обкуренный бардак. Тело вообще отказывается слушаться хоть какой-то команды, так что Милкович громко и напряжённо пыхтит, когда добирается до своей постели. Похоже, у него начинается течка. По крайней мере, только так Микки может оценить своё самое паршивое состояние. Течка постоянно выводила его из себя. Он ничего не мог сделать эти чёртовы два дня, которые его тело так и кричало: «Кто-нибудь, выебите меня!» А ещё Микки было так мерзко от этого дерьма, что он иногда запирался в комнате, приковывал самого себя к батарее наручниками и, сжавшись, терпел.       А его отец только и радовался, если приходил в это время.       Милкович морщится и дотягивается до подавителей на тумбочке, проглатывает сразу две таблетки, чтоб уж наверняка. Только вот они не действуют ни через полчаса, ни через два… После этого Микки обнаруживает, что таблетки просрочены почти что на год. Это так паршиво, что аж тошнит. Похоже, Игги не соврал, когда сказал, что откопал их в коробке за аптекой, куда обычно складывали брак или просрочку. Точнее, до Микки только сейчас дошло, что складывали туда именно просрочку и брак.       Микки хочет встать и пойти в душ, чтобы прийти в себя и очухаться. Это помогает ему совсем немного, но так хотя бы голова немного трезвее. Только вот дёргаться поздно, когда дверь в дом с грохотом захлопывается и здание оглушают голоса братьев, отца и его «друзей». Микки замучено стонет. Сегодня определённо не его день.       Он лежит у себя ещё какое-то время и судорожно пытается найти силы подняться, однако запахи альф такие ядрёные и сильные, что тело как будто бы придавливает к постели. На ухо кто-то сладко, с одурманивающим предвкушением шепчет: «Сейчас станет легче — подожди и лежи здесь.» Милковичу от этого лишь тяжелее. Из головы вылетает практически всё. Давно же ему не было так плохо… Последние течки две-три он провёл в спокойствии, подальше от альф, в каком-то заброшенном здании, где часто проводил время просто так. Там, конечно, много бомжей было, но Микки дал им понять, что не собирается становиться сучкой ни одного из них, так что те стали сторожевыми псами. Звучит глупо и странно. Но бомжи и правда по ночам стояли по периметру здания и охраняли его.        — Течная шлюшка подъехала, — усмехается Терри у самой двери в комнату Микки. Милкович зажмуривается и съёживается. Всё. Несколько часов персонального ада обеспечены.       Терри вваливается в комнату вместе с двумя своими друзьями. Он курит в это время, жадно рассматривает Микки на кровати, потому что сейчас ему жизненно важно пристроить свой член хоть куда-нибудь. Эту цель преследуют и его друзья. Микки смотрит на них, сопя. С одним несколько лет назад его отец вёл крупные дела. Потом они оба сели. А вот второго Милкович видит впервые.        — Я первый, — ядовито улыбается Терри. Он подходит и без всяких прелюдий и едких речей спускает с Микки штаны и трусы, ставит его в удобную для себя позу на краю кровати и яро принимается за дело, выдавливая из Милковича зажатый хрип.        — Есть ведь ещё и рот, Терри, — напоминает первый и оголяет свои ноги с поясом, подходя. Микки морщится. Он более-менее успел привыкнуть к тому, что время от времени отец со своими друзьями насилуют его задницу, но к желанию некоторых получить отсос до сих пор относился с отвращением и ненавистью. Только вот ничего сказать против не мог, поэтому молча принимал и терпел. Он знает, что так будет быстрее. Они быстрее получат то, что хотят, и быстрее уйдут. Так лучше, чем терпеть это всё целую ночь.        — Вот так, шлюшка, — рычит Терри так, что Микки непроизвольно сжимается, испугавшись, что ему сейчас может прилететь ни за что. — Тупое же имя тебе мамка дала… Михайло… — Прилетает по ягодице, что вполне естественно. Микки морщится и неохотно отзывается глухим стоном. В противном случае может прилететь сильнее.       Второй в это время мастурбирует, корча такие гримасы на своём и без того кривом лице, что Милковича чуть ни выворачивает наизнанку. Он мычит с членом во рту, отворачиваясь. Альфа с непристроенным членом встаёт сбоку и заставляет его заняться им рукой, что Микки с явной неохотой выполняет.       Тело успокаивается. Телу нравится такое внимание и обилие.       Но Микки тошнит.       Его правда выворачивает на одного из друзей отца, когда он под нажимом рук на талии скачет на члене. Альфы не прекращают. Они как будто бы и не заметили этого. У Микки от этого появляется желание вскрыться или застрелиться. Пушка лежит на тумбочке рядом с кроватью. Ему не составит труда. Только вот он очень сильно сомневается, что его мёртвое тело смутит мужчин вокруг. Они точно будут продолжать, пока им не надоест.       А надоедает им относительно быстро: они оставляют Микки через четыре с небольшим часа. У него всё тело в сперме, а из задницы течёт река, если не водопад. Милкович с отвращением отстраняется от постели. Его снова стошнит сейчас, только в этот раз от запахов, отвращения к себе и ненависти к этому миру. Однако, он держится и весьма успешно добирается до ванной, где проводит около часа сначала под горячей, а потом и под холодной водой. Закончив, Микки возвращается в комнату, меняет постельное бельё и практически мгновенно засыпает, подумав перед этим о том, что завтра надо сбыть остатки травки.        — Они вчера шлюх вызывали? — Менди нагоняет брата у ворот школы утром. Рядом с ней идёт какой-то рыжий долговязый скелет, которому Микки хочется ну очень сильно прописать по конопатому лицу.        — С чего взяла? — несколько раздражённо, но крайне незаинтересованно спрашивает Милкович, не подавая вида, что вчера случилось.        — Дома спермой воняет, — просто отвечает Менди.        — Не знаю. — Микки ускоряется и идёт вперёд, давая понять, что дальше говорить не намерен. Менди цокает, возмущённо топнув ногой, и уводит своего рыжего хахаля на занятия.       Травы не так уж много, так что Микки справляется за два урока и покидает школу. Он садится на ступеньку перед входом и закуривает. Морщится. Игги разучился доставать хоть что-то маломальски нормальное. Милкович разглядывает пачку и понимает, что сигареты дешёвые. И пусть. Не всё же кайфовать. Он дома может сделать себе самокрутку и вообще выпасть на сутки. О да… Кажется, Микки так и сделает.        — Микки, да? — Рядом объявляется рыжий скелет, и Милкович закатывает глаза, матерясь про себя.        — Тебе-то что? — мычит он сквозь сигарету. Скелет садится по правую сторону.        — Есть ещё сигарета? — Микки смеётся про себя, но протягивает ему сигарету и зажигалку. Наблюдает за тем, как рыжий закашливается и морщится, как на его лице отражается искреннее недоумение и отвращение. — Что за гадость?        — Хуй его знает. — Милкович смотрит на пачку. — Philip Morris какие-то… с арбузом, бля… — Микки закатывает глаза. Если это вкус арбуза у него сейчас во рту, то он больше никогда не притронется к этой чёртовой полосатой ягоде.        — Выброси к чёртовой бабушке, — закашливается скелет сильнее. Микки отмахивается. Он и не такое дерьмо курил. Привык уже. Ему не нравится привкус, но он будет получше многих других. — Я Йен, — рыжий протягивает руку, однако Милкович смотрит на ладонь со скептицизмом и недоверием. Скелет чувствует себя от этого неловко и убирает ладонь. Он понимает, что Микки не очень-то и горит желанием с ним общаться, поэтому и ничего не говорит особо.       Милковичу вообще не нравится, что рядом сел какой-то рыжий скелет. Это его раздражает и вымораживает. Он хотел просто мирно посидеть тут, выкурить парочку сигарет, пока школьники не вывалились во двор, и потом отправиться домой, чтобы там выспаться и поесть. Живот аж скрутило от этой мысли. Ему не удалось поесть утром: так сильно хотел свалить из дома пораньше, пока Терри не проснулся. Так было легче в какой-то степени. У него просто появлялось время подзабыть обо всём и остыть, чтобы потом спокойно взглянуть на отца.        — Ты голоден? — Микки фыркает на этот вопрос от скелета и поднимается со ступеньки. Дома ещё вроде как осталось пиво и стряпня Менди, если Терри не решил плотно позавтракать. — Давай я куплю тебе перекусить, — предлагает Йен.        — Нахер приебался? — не сдерживается Микки, щёлкнув языком и обернувшись. Он вплотную смотрит на рыжего, выжидая ответ.        — Я… Ничего, — сдаётся Йен, поджав губы. Милкович довольно кивает себе и идёт домой.       Вот ещё… Кто вообще в здравом уме подумает, что Микки Милкович клюнет на бесплатный сыр в мышеловке? Ещё и от рыжего скелета. Наверняка пацан хотел, чтобы ему как минимум подрочили в закоулке за какую-нибудь булочку с соком.       Микки смотрит на поздно вернувшуюся сестру, отвлёкшись от пива и горячей пиццы.        — Без меня, Милкович? — обижается Менди и, скинув с себя куртку, садится рядом с ним, не забыв взять ещё одну банку пива с журнального столика. Микки вместо ответа коротко рыгает, из-за чего девушка морщится и фукает.        — Чего от тебя так прёт? — хмурится Милкович, уловив в воздухе одновременно и чужой запах альфы, и омеги. Менди хмыкает, пожав плечами.        — Просто встречаюсь сейчас с одним, а с его братом неплохо время провожу, — отвечает она, не сводя взгляд с экрана телевизора. Микки хмурится. Ясно, чего к нему рыжий скелет подобраться пытался — хотел связь установить, чтоб потом, если что, отмазаться от мафии или какого-нибудь картеля.        — Ты хоть сказала ему, что вряд ли он познакомиться с папашей на официальном ужине? Терри его скорее сам откопает и херанёт. — Милкович чешет пятку об угол столика и устраивается поудобней, вытянув ноги.        — Знает он, — отмахивается Менди.        — Хули тогда подружиться пытается? — Микки смотрит на сестру, которая закатывает глаза, но потом оживает и, дёрнувшись, теряется. Она одним взглядом называет брата идиотом.        — Ты с Липом виделся? — немного хмурится Менди.        — С рыжим дрыщом, — кивает Милкович и тут же морщится из-за громкого смеха сестры.        — Это Йен, — сообщает она. — Мы с ним иногда зависаем.        — Да ну? — Микки изо всех сил показывает, что ничем не заинтересован. Менди понимает это и продолжает поздний ужин.       Милкович заходит в магазин, чтобы взять там пива и чипсов на перекус. Где-то справа мелькает что-то рыжее, но Микки не обращает на это внимания. Он хватает пару баночек пива и большую банку Pringles с барбекю, а потом идёт к кассе. И узнаёт рыжего скелета, который уже высчитывает цену на калькуляторе.        — Два доллара и девяносто восемь центов, — отзывается Йен, подняв голову на Микки. Тот даже бровью не ведёт.        — Marlboro ещё, — просит он, — без кнопки. — Милкович смотрит на то, как рыжий достаёт пачку сигарет и кладёт на стол.        — Тогда… Три доллара и восемьдесят три цента. — Микки смотрит на него, как на идиота, и, забрав сигареты, спокойно покидает магазин.        — Запиши на свой счёт.       Йен от неожиданности даже пискнуть не успевает. До него очень долго доходит, что только что его как бы ограбили на смене. И сделал это парень, который нравился ему всё больше и больше. Либо Йен просто в шоке, потому что впервые наблюдает настолько наглого человека.       Но желаний от этого меньше не становится. Наоборот, хочется Микки всё больше и больше. И не только в сексуальном плане. Хочется понять его и заглянуть так глубоко, как Милкович позволит. Хочется узнать его от самой макушки до пят и стать, возможно, первым, кто поймёт всё-всё-всё. Любопытство и симпатия так сильно бьют в голову, что Йен тормозит остаток дня и даже часть следующего. И это очень странно. У него впервые такое.       Но всё же из-за обилия мыслей о Микки он приходит к выводу, что первое, что ему стоит сделать — это заполучить доверие. А перед этим надо каким-то образом подступиться, что явно случится не скоро.       Менди захлопывает дверцу шкафчика и морщится от скрежета петель. Она давно хочет стащить масло из дома и смазать их, но постоянно откладывает это. Лучше уж терпеть, чем потом, возможно, получить наказание за «порчу школьного имущества». Ей действительно было непонятно, для чего директор присваивает большую часть бюджета школы себе. Лучше бы отдал деньги тем, кто действительно в них нуждается. Ей, например…        — Ого, аж десятка, — довольно тянет Рой неподалёку. Менди смотрит на них и хмурится, но не лезет. Ей это не за чем. — Что ещё есть, очкастая? — В меру полная девушка, вжавшись в шкафчики позади себя, тупит взгляд, и Рой вытаскивает из её сумки мелочь, общей суммой где-то в семь долларов, несколько шоколадок и конфет, сандвичи и, случайно достав тампоны, взвизгивает и хрюкает. — Ты баба, что ли?! — откровенно ржёт Рой. — Или проблемы с задницей, а?! Я-то думал, жирдяй с сиськами! — Менди морщится от гогота парня и подходит к ним, обворожительно улыбаясь Рою.        — Верни вещи, придурок. А не то скажу братьям, что ты спиздил их траву и хотел меня изнасиловать. — Рой тут же замолкает и, фыркнув, кидает в жертву издевательств всё, что успел у неё стащить.        — Больно надо, — цокает он и уходит. Менди закатывает глаза и помогает девушке собрать всё.        — Ты в порядке? — спрашивает Милкович. Девушка угрюмо кивает, хмурясь и изо всех сил стараясь не заплакать. — Я Менди.        — Кат, — кивает та и, собрав всё, спешно встаёт. — Спасибо за помощь. Не стоило, — буркает она себе под нос. Менди немного хмурится, отдавая ей её монетки и шоколадку.        — Пожалуйста… Встретимся на обеде? — предлагает она.        — Нет, — отрезает Кат и уходит. Менди недоумевает, провожая её взглядом, и жмёт плечами. Она идёт на следующий урок. Этот будет с Йеном. Значит, всё не так уж и плохо.        — Да твою мать!.. — Микки разбивает зеркало в ванной и морщится, когда несколько мелких осколков впиваются в кожу. Он трясёт рукой, громко сопя, смотрит в своё поломанное отражение и чувствует себя примерно так же. Игги достал откуда-то таблетки. И если на братьев они подействовали так, что те сейчас прыгали и веселились по всему дому, то Микки практически вырывал волосы с головы. Ему ни черта не хорошо.       Милкович опирается о раковину, часто моргая, и чувствует, как в глазах начинает колоть. Ощущение, что в них попали осколки. Микки тяжело дышит и тихо всхлипывает, медленно оседает. Коленки и руки трясутся. Он болезненно стонет и еле как подползает к унитазу. В голове мрак. Тело ломит. Он не может встать на ноги. Поднимает ободок и выворачивает себя наизнанку. Горло дерёт от рвотных позывов и недостатка воздуха. Вся еда, которую Микки запихивал в себя последние сутки, смешивается со слезами и потом. Он проталкивает в рот пальцы, вызывая ещё больше рвоты. И ему плохо. И его рвёт и тошнит. Паршиво становится не только морально, но и физически.       Микки завывает, когда понимает, что вырвал из себя всё, что только смог. Живот сводит. Милкович держится за него, сдавливая изо всех сил, пыхтит и надломлено рычит сквозь зубы. Терпит. Только это и может сейчас делать. Одной рукой продолжает стискивать живот и загибается, пока пальцы другой шкрябают грудь обкусанными кривыми ногтями. Остаются красные полосы. Поношенная потёртая майка рвётся, и скоро ткань пропитывается кровью. Он коротко рыгает, согнувшись пополам, пытается встать, опираясь об унитаз. Выходит плохо. Очень плохо. Но ничего особо сильно не ломается, только шторка ванны, за которую Микки хватается в попытках найти хоть что-то, за что можно зацепиться, падает вместе с карнизом, создавая резкий грохот. Милкович болезненно стонет от ударившего в голову грома металла о плитку и отшатывается назад. Опирается о раковину. Снова смотрит в сломанное отражение и, сопя, опускает взгляд вниз. Там лежит несколько крупных осколков.       Микки берёт один из них, шмыгая носом, сжимает так сильно дрожащей рукой, что в раковину капает кровь. Милкович вообще сильно дрожит и еле как держится на ногах. Однако он подносит осколок к венам на кисти и, сцепив зубы вместе, пытается давить на кожу. Порез неглубокий.        — Блять! — не выдерживает Микки и откидывает осколок, падая на пол и хватаясь за голову. Он не сдерживается в истерике: выдавливает из себя всё, что скопилось за последние несколько лет. Дерёт горло криками до сдавленного хрипа. Бьёт ноющую грудь и живот кулаками. Выдёргивает волосы чуть ли ни клочками, пытаясь выкинуть из головы воспоминания, которые взрывают всё.       Ему ни разу в жизни не было так плохо, как от этих таблеток.        — Эй, привет, — улыбается Менди новой знакомой. Она садится рядом с ней под лестницей. Вообще, Милкович шла в туалет и прогуливать урок не планировала, но явно не будет ничего страшного, если пропустит одно занятие. Кат поджимает губы и дёргает заусенцы на пальцах, не обращает должного внимания на Менди, хотя та была бы явно не против. — Эй?..        — Что тебе от меня надо? — мямлит Кат себе под нос, понурив голову ещё сильнее.        — Да поболтать просто хотела, — жмёт плечами Милкович и достаёт маленькую банку пива из сумки. — Хочешь? — Менди открывает банку с тихим шипением и протягивает девушке. Та недоверчиво смотрит то на Милкович, то на пиво и неуверенно берёт последнее, делая небольшой глоток. Она тут же морщится и кривится, приглушённо кашляя. — Не нравится? — хлопает глазами Менди и сама делает несколько крупных глотков. — Да вроде нормальное… Как обычно. — Кат мотает головой.        — Как ты это пьёшь? — недоумевает она. Милкович водит плечами.        — Просто беру и пью?.. — Менди смотрит на неё. Кат берёт банку обратно себе и пьёт ещё. Опьяняет её довольно быстро и неплохо ввиду до того трезвой жизни. — Вау. Ты классная. — Милкович улыбается и достаёт ещё одну банку, решив, что Кат допьёт первую.        — Ты шутишь, что ли? — Кат хмурится и смотрит на неё несколько исподлобья, из-за чего круглые очки скатываются.        — Неа. — Менди выпивает залпом почти половину банки.        — Я не классная. — Милкович выгибает бровь, смотря на неё с недоумением. — Ты вот классная… У тебя братья есть, которые могут прописать в любой момент, много омег, которым ты нравишься, оценки неплохие…        — В каком месте? — Менди издаёт короткий смешок. — Я учусь получше братьев, но не слишком уж и хорошо. Омеги — ублюдки зачастую. Они ж только дырку заткнуть хотят. А братья… Пф… Иногда у меня ощущение, что их нет. За мной только один из них нормально приглядывает. Думаешь, мне нравится идея прохерачить всю жизнь тут? Я останусь в Южном Чикаго до самой своей кончины, если не заебусь раньше. Большая часть останется тут. Мы бесполезные отбросы, которые потеряли всё из-за наркоты и предков. Ну и самих себя… — Кат задумчиво смотрит на неё и облизывает сухие слипшиеся губы.        — Ну, дома у тебя всё более-менее, наверно… — уже не слишком уверенно произносит она. Менди щурится и отлипает от стены, о которую опиралась до этого спиной, поворачивается к знакомой.        — Ты хоть что-нибудь о Милковичах слышала, чистая душа*? — интересуется Менди. Кат неуверенно мотает головой.        — Только о твоих братьях…        — Мои братья — почки на дереве, если сравнивать с нашим отцом. Он испортил жизнь маме. Она сбежала где-то пять лет назад. А недавно Терри вернулся из тюрьмы и снова пошёл город громить. Куда я с такими корнями на серьёзную работу устроюсь, м? — Менди отпивает ещё пива и рассматривает Кат поближе. — Знаешь… Рой не прав. Никто из них не прав. Ты правда классная, Кат. Сходим по магазинам вечерком? — предлагает Милкович. — Освежим твой стиль, так сказать.        — Я не думаю, что хочу выглядеть, как ты, — отказывается Кат. Менди улыбается и несильно пихает её в плечо, по-дружески.        — Ты купишь себе то, что тебе правда понравится. — Кат смотрит на неё с некоторым сомнением и поджимает губы, но всё же кивает.        — Ладно… — Менди довольно хлопает в ладоши и почти что визжит от радости.        — Тогда встретимся в четыре. — Менди поднимается и бежит в туалет, потому что ей правда туда надо было.       Кат, оставшись одна, задумчиво смотрит на банку с пивом у себя в руках. Менди Милкович — первая, кто заговорил с ней по-дружески за всю школу.        — Я гулять! — предупреждает Менди, собирая свою сумку для похода в магазин и вываливая все деньги, что есть у неё в комнате. Она немного настораживается, когда не слышит хоть одного подкола, и заглядывает в комнаты братьев. Находит только Микки, который лежит у себя на кровати лицом к стенке, спрятавшись под одеялом и съёжившись. — Мик?.. — Менди подходит к нему и осторожно касается плеча, несильно тормошит. Микки замучено мычит в ответ и прочищает горло. Он еле как переворачивается на спину. — Твою мать, что с тобой? — пугается Милкович.       Микки бледнее обычного, под глазами проступают синяки, на скуле порез, а открывшаяся из-за сползшего одеяла грудь покрыта коркой засохшей крови. Менди смотрит на него с испугом и недоумением. Она впервые видит брата таким. Даже когда ему было невыносимо плохо, он не подавал виду и вёл себя как обычно, только становился чуть большей сучкой, чем обычно. Именно поэтому настроение Микки было так сложно поймать и понять, чего он хочет. А сейчас у него всё по взгляду прочесть можно запросто. Менди сглатывает и приглаживает волосы брата, садясь на край его кровати.        — Что случилось, Мик?.. — повторяет вопрос Милкович. Микки шмыгает носом и устало выдыхает, прикрывая глаза.        — Ничего, — сипит он. — Просто херовый отходняк… — Микки знает, что это очень плохая отговорка. Но ещё он знает, что сестра поймёт и оставит его. Может быть, посидит немного рядом, чтобы просто убедиться, что всё действительно хорошо. Менди вздыхает, поправляет одеяло на нём.        — Я куплю чего-нибудь… Ты хочешь яблочный пирог? Или котлеты? — предлагает она. Милкович берёт сестру за руку и кивает, молча благодаря её.        — На твоё усмотрение. — Менди улыбается ему и осторожно обнимает, наклонившись. Микки отвечает ей на объятия, жмётся как можно ближе и чувствует, что совсем немного становится легче.       Менди оставляет у него на тумбочке пару стаканов воды и печенье — всё, что удалось найти на кухне; и уходит, попросив брата позвонить, если ему что-то понадобится.       Йен заносит коробки с мороженым через чёрный ход и смотрит на Кеша, который всё пересчитывает и явно нервничает больше обычного. Галлагер точно не знает, потому это, что у них довольно давно не было секса, или из-за того, что Линда в последнее время напирала больше обычного. Наверняка они опять поругались не из-за чего. Точнее, Йен предполагал причины, но ему не хотелось, чтобы хотя бы одна из них оказалась правдивой. Например, теория, что у них пропадают деньги. Йен прекрасно знает, куда. Презервативы, смазка и подарки ему не очень-то и дешёвые. Кеш довольно щедрый парень. Если это не касается его семьи, конечно. Иногда у Йена возникает ощущение, что его парень вообще не занимается ни своей женой, ни своими детьми. И это круто. Всё внимание Кеша достаётся Йену.        — Там много ещё? — спрашивает Кеш.        — Последняя. — Галлагер ставит последнюю коробку и принимается разбирать то, что Кеш уже проверил. Чувствует через какое-то время взгляд на себе и поднимает голову. Кеш кивает в сторону подсобного помещения, закусывая губу. Йен кивает и, когда они оба быстро заканчивают с мороженым и запирают двери в магазин, пропадает с ним.       Значит, всё не так уж и плохо между ними, как Галлагер уже начинал думать.        — Что за херь? — недоумевает Микки, только зайдя в дом. Он смотрит на сестру и Кат рядом с ней. — Кто-то решился прийти к нам в гости? — Милкович добирается до кухни и там добывает пиво и хот-дог. Менди закатывает глаза.        — Это Кат, моя подруга, — отвечает Менди.        — Твои сиськи становятся ещё меньше, когда ты рядом с ней, — парирует Микки и запрыгивает в кресло, тут же упираясь взглядом с телевизор. Менди кидает в него пустую баночку из-под пива, но Милкович вовремя уклоняется и, показав сестре средний палец, спокойно продолжает просмотр. Кат неловко ёжится от атмосферы. Ей слишком непривычно слушать такие диалоги и наблюдать за таким поведением. Притягивает лишь искренность Милковичей.        — Это мой брат Микки. Младший из трёх, — представляет Менди. Кат кивает и быстро пробегается взглядом по Микки так, чтобы он не заметил. И неопрятный вид Милковича выворачивает её наизнанку. Менди смеётся, заметив это. — Микки, иди помойся — ты смущаешь Кат.        — Блять. — Милкович раздражённо закатывает глаза и идёт в ванную. Не потому, что Менди попросила, а потому, что ему действительно хотелось помыться. Надо было его только толкнуть. Менди усмехается брату вслед.        — У вас… интересные отношения, — неуверенно тянет Кат.        — Мы же родственники. — Менди откидывается на спинку дивана и открывает пачку Doritos. Кат кусает свои губы, поглядывая на неё и сжимаясь, не вникая в сюжет шоу на телевизоре. — Он ни с кем не встречается. — Кат не сдерживается и негромко смеётся, чем заражается и Менди.       После того, как Кат уходит домой и задерживает взгляд на Микки, Менди говорит брату, что он понравился её подруге. Милкович только громко фыркает на это и закатывает глаза. Говорит, что они обе — идиотки. Менди это не обижает, а только веселит. И она угрожает брату, что если он обидит Кат, то ему сильно не поздоровится.       А Микки точно не сможет отшить её спокойно.        — Может, вы с Кешем уже свалите из Чикаго в «долго и счастливо»? — предлагает Менди другу. Йен негромко смеётся.        — Если бы… Линда его из-под земли достанет. — Он берёт энергетик, протянутый подругой, и щёлкает ключом. — Она вообще странная в последнее время… — Галлагер делает несколько глотков бодрящего напитка и ёжится, кутаясь в куртку, подаренную парнем.        — Почему? — Менди садится рядом с ним на трибуны и жмётся поближе, и Йен чувствует, что со стороны они похожи на прозябших воробьёв на проводе.        — Ну… Более требовательной стала. И смотрит постоянно так, будто убить готова, — жмёт плечами Галлагер.        — Может, застукала вас? — Менди щурится и поднимает руку. — Микки! Говнюк ты плюшевый! Сюда пиздуй! — требует она. Милкович, только проходящий мимо стадиона, закатывает глаза и раздражённо стонет, но идёт к ним, по пути закуривая сигарету.        — Вряд ли, — отмахивается Йен. — Она не могла. Мы были осторожными.        — Или она хочет, чтобы вы так думали. — Менди улыбается и несильно пихает его локтём в бок. — Как хорошо, что ты не натурал, которого тянет на бабушек, а? Это было бы странно…        — Твою мать, Менди, — смеётся Галлагер, откидывая голову назад. — Я не виноват, что мне нравятся парни чуть постарше.        — «Чуть»?.. — Менди делает такое лицо, будто бы только что услышала самую большую ложь в своей жизни. — Да ты с такими только и спишь. — Она пихает друга локтём в бок. Йену приходится согласиться с её словами, и он прекращает ещё даже не начавшуюся перепалку, потому что замечает, что Микки уже поднимается к ним прямо по сиденьям, полностью игнорируя лестницу. — Привет.        — Чего звала-то? — Милкович спрыгивает и подходит к ним со стороны Менди, которая лишь жмёт плечами и обворожительно улыбается.        — Просто так. Посиди с нами.        — Блять, у меня и свои дела есть, дурочка. — Микки садится рядом с ней, тут же попадает в её объятия и зажимает соски сестры пальцами, выкручивая их. Менди шипит, ругается и бьёт его ладонью по голове, что у Милковича вызывает лишь смех.        — Придурок, папа же тебе говорил, что это грязный приём! — Микки только отбирает у неё недопитое пиво и отпивает половину от оставшегося, выдыхая и разваливаясь на сиденье. Менди быстро забывает про него и поворачивается обратно к Йену.        — И вот как я скажу Кат, что лучше бы она на него не смотрела? — жалуется она.        — Я тебе уже говорил, что не собираюсь встречаться ни с какой Кет, — напоминает Микки, пытаясь закурить. Менди слабо шлёпает его по плечу.        — Но ты, свинья эдакая, ей понравился! Она хорошая, Мик! А ты!.. Ну… — Менди дёргает руками в воздухе, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы не задеть брата слишком сильно.        — Гавно, — успокаивает сестру Микки, бросив это по-украински. Он наконец закуривает и с облегчением выдыхает дым, который летит прямо в сторону Галлагера, который удивлённо хлопает глазами, недоумевая.        — Да нет же. — Менди пододвигается к брату так близко, как только может. — Совсем нет, Мик. Просто она, типа… Я ей уже дала попробовать сигареты и пиво, но точно не хочу, чтобы она пробовала…        — Я понял, Менди. — Микки откидывает голову назад и смотрит в небо. — Спасибо за среду, кстати… — Менди улыбается ему, кивнув, и берёт его за руку, крепко сжимая и поддерживая. Милкович сжимает её ладонь в ответ покрепче. С этой беготнёй он совсем забыл, что такое домашняя еда. А у Менди получалось готовить вкусно. Наверное, не зря она спрятала мамину книгу с рецептами.        — Это Йен, кстати, — вспоминает Менди.        — Знаю, — отмахивается Микки, допивая пиво. Менди мысленно ударяет себя и корит за свою бестолковую память. И тут же теряется, когда поворачивается к Йену и видит, что он явно заинтересован её братом. Галлагер смотрит очень осторожно и внимательно, но так, что Микки этого совершенно не замечает.        — Йен?.. — зовёт Менди. Тот вздрагивает и переводит взгляд на подругу. Краснеет. Понимает, что его поймали. Менди одаривает его взглядом «это бесполезно — поверь» и подражает брату, так же упираясь глазами в небо. Йен не отстаёт от них, подавив зевок. Правда, чувствует неловкость. Боится, что Микки это заметил.       Но он не заметил, только успел задремать, пока они там сидели. Менди решила не будить его и попросила Йена помочь ей донести брата до дома. Галлагер согласился и взял его к себе на спину. Добрались они быстро и без всяких трудностей.       А дома Фиона и Лип спросили, почему от него так странно пахнет омегой. В том плане, что не так сильно, как обычно. Йен лишь пожал плечами и отправился спать. Даже не стал задумываться над этим слишком сильно.       Почти через две недели после этого Микки просыпается от тошноты и расталкивает братьев перед ванной. Он не обращает внимания на Менди у раковины и скрючивается над унитазом, подрагивая. Милкович замучено стонет и встаёт, смывая всё, подходит к сестре, чтобы умыться и привести себя в порядок.        — Ты чего?.. Палёнку выпил, что ли, вчера? — Менди обеспокоенно смотрит на него. Микки мычит и отмахивается.        — Нормально всё. — Он не протирает лицо полотенцем и выходит из ванной слишком мокрым. Братья на это не реагируют, к счастью, и оставляют без комментариев. Видимо, сами в недоумении.       Ближе к десяти часам утра они идут обчищать дома. Берут всё, что видят: украшения, таблетки, одежду, столовое серебро… Главное, чтобы это поместилось в сумку.       Когда у них троих уже почти нет места и они решают заглянуть в последний дом, Микки чувствует новый приступ тошноты и еле как сдерживается. Его лицо бледнеет, но это не самое страшное. У него появляется ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.       Милковичи делятся и расходятся. Микки достаются спальни и ванные.       В первой спальне красть нечего: это детская. Очень пустая и очень заброшенная. Микки предполагает, что здесь живёт молодая пара, которая ждёт ребёнка. Он идёт дальше, в другую спальню, и там уже скидывает в сумку всё, что находит в туалетном столике и шкафах. Даже в комоде, где одно бельё, носки и куча лубриканта, отыскивает заначку. Находит блокнот, но откидывает его, осознав, что ничего толкового там нет, только весь календарь красной пастой исчиркан. Шкаф Милкович обчищает осторожно, берёт только тёплые вещи и новые носки, которые прослужат подольше, чем другие. Для Менди он прихватывает какое-то модное тёмное платье. Ему в принципе плевать, какое оно. Да и если сестре не понравится, можно продать.       Из ванной Микки крадёт шторку, потому что он порвал ту, что у них висела. А потом находит и аптечку. В ней оказывается много чего полезного, то есть — хорошо вставляющего. Милкович сгребает все баночки в сумку, перед этим закинув в себя парочку таблеток «Оксикодона»*, и роется по шкафам дальше, обнаруживая в одном из них около десяти коробок с тестами на беременность: от самых дешёвых до самых дорогих. Микки кусает губу и всё же берёт их все. Мало ли пригодятся.       Вечером, когда никто ему не мешает, он берёт первую попавшуюся коробочку и читает инструкцию из неё. Сделав вывод, что всё достаточно просто, Микки идёт в туалет, делает всё по инструкции и возвращается к себе в комнату, где дожидается результата.       До него доходит, как это глупо, лишь к истечению второй минуты. Всего один раз утром стошнило — и всё, развёл тут сомнения.       Микки вздрагивает и шмыгает, когда слышит таймер на телефоне. Он отключает его и, сглотнув, подбирается к тумбочке, где лежит тест.       Одна полоска.       Милкович выкидывает всё как можно дальше и с облегчением выдыхает. Всё замечательно. Он не залетел от собственного отца или его друзей. Ему бы точно не хотелось даже думать о том, что в его теле могла бы быть какая-то генетическая ошибка.        — Да он ёбнутый совсем, — смеётся Менди, заходя в дом. Кат соглашается с ней, тоже взрываясь смехом.        — Хули так громко? — ворчит Микки с дивана. Менди кидает на кресло шапку и шарф и морщится, когда видит, что её брат ест.        — Хули ты ешь какое-то дерьмо? — недоумевает она. Микки показывает ей самый красноречивый палец.        — Даже пахнет не очень. — Кат подходит ближе к подруге. — Фу… Это что, сандвич с кальмарами и апельсином?..        — И печеньем вместо хлеба, — тянет Менди. Её нос дёргается, а сама она сдерживается изо всех сил, чтобы не вывернуть на пол и диван содержимое желудка. Кат заметно бледнеет и спешит в ванную.        — Что, блять, не так? — Микки смотрит на сестру с напряжением и явной готовностью защищать свой перекус, на который ни один нормальный человек ни за что претендовать не будет. Менди выдыхает, морщась.        — Ты просто посмотри, что ты ешь, чёрт возьми. Кальмар и апельсин… Я знала, что ты извращенец, но чтоб настолько… — Она идёт следом за Кат, чтобы умыться холодной водой и привести себя в чувства.       Микки смотрит на свой сандвич несколько долгих секунд. Он, вообще-то, сунул в это подобие сандвича всё, что нашёл на кухне, не особо обращая внимания на то, как продукты сочетаются. Да и ему кажется, что они совсем неплохо подходят друг другу. Сладковатый кальмар вполне себе хорошо дополняет яркий вкус апельсина, а печенье приятно хрустит…       Кажется, Микки сошёл с ума.       Суть до него доходит только тогда, когда сестра вместе с подругой возвращаются из ванной. Он выкидывает сандвич в окно, не постеснявшись в выражениях, и бежит к раковине, чтобы прочистить рот и выплюнуть всю эту гадость, потому что несочетаемость продуктов всё же добирается до вкусовых рецепторов.        — Думаю, ему надо запастись углём*, — морщится Кат ещё сильнее, слыша не самые вежливые слова из ванной.        — Пошло всё нахер! Я в магазин! — громко и зло сопит Микки, собираясь. Когда он проходит мимо, Менди чуть ни теряет сознание от запаха, исходящего от него. Но она всё же догоняет брата на крыльце. — Что?        — Можешь взять что-нибудь Кат? От себя. Пожалуйста, Мик. Она помешалась на тебе, — умоляет Менди, складывая руки перед собой в умоляющем жесте.        — Иди нахер. Я не буду ничего спецом для неё пиздить. Пусть сама идёт. — Микки прячется в куртке по самый нос и идёт вниз по ступенькам.       — Мик!.. Ну хотя бы анонимно оставь ей там в шкафчике или что-то вроде… — Милкович закатывает глаза и закуривает.        — Если будет огромный стейк, то спизжу его ей! Пусть нажрётся до отвала! — Менди поджимает губы, не зная, как ему лучше ответить, и в конце концов показывает спине брата средний палец, который получает ответ.        — Гандон!        — Стерва!       Микки забывает про недавний сандвич благодаря сестре и довольно усмехается себе под нос, уже строя у себя в голове «список покупок». Наведается сначала в супермаркет, а потом в ту лачужку, где сидит рыжий скелет.       Кеш держится за полку, сдержанно постанывая, и расставляет ноги шире, благодаря чему Йен, сжимая его таз ладонями ещё сильнее, вдалбливается как можно глубже.        — Блять, — шипит себе под нос Галлагер. Он откидывает голову назад, зажмуриваясь, готовится к скорой разрядке впервые за долгое время. Кеш, кажется, тоже скоро закончит. Йен не уверен, потому что давно с ним не трахался и успел позабыть ощущения в тот момент, когда он кончает. Омеги, с которыми Галлагер переспал за небольшой перерыв с Кешем, буквально орали, когда их накрывал оргазм.        — Давай… — Кеш надрачивает себе, согнувшись и ударив по полке кулаком. И Йен двигается ещё резче. Рычит, подрагивая.        — Ебать, и я сюда затариваться хожу, — морщится Микки, притормозив в начале прохода, где Йен и Кеш, перепугавшись, что это Линда их поймала, стали быстро одеваться. — Надеюсь, на полки никто из вас не спускал, пидоры. — Милкович продвигается между рядами, собирая в пакет первые попавшиеся под руку продукты.        — Микки, как ты сюда попал? — Йен спешно затягивает ремень, наблюдая за Милковичем. Он уже замечательно знает, что из его зарплаты вычтут сумму, потому что иначе Микки может не смолчать и раскрыть всё Линде.        — Через чёрный ход, — отвечает Милкович и кидает им пачку влажных салфеток. Смотрит на Кеша, который зашугано сжимается и отводит взгляд в сторону. — Ублюдок, — фыркает Микки себе под нос. — Если твоя жёнушка узнает, то, надеюсь, она вырвет твою простату, чтоб тебе не приспичило снова член в зад пихать. — Кеш теряется, подняв на него голову, но молчит. Отлично помнит, как Терри сломал ему нос и вывихнул челюсть пару лет назад, и не сомневается, что Микки без всяких проблем сделает так же.        — Микки, — нервно сглатывает Йен.        — Не ссы — не скажу я ей. Мне это нахер не сдалось. — Милкович замечает на полке фасоль и прихватывает её вместе с поп-корном, который стоит на другом конце стеллажа.        — А-а… — заикается Галлагер, но замолкает, когда Микки неожиданно для всех, даже для самого себя, берёт розовую открытку «От всего сердца» и пихает в неё огромную шоколадку. Йен вспоминает рассказы подруги про Кат и её симпатию к Милковичу. И это его немало забавляет.        — Вы заебали. Когда Pringles с барбекю появится? — Микки прожигает их обоих взглядом, но, так и не получив ответа, недовольно фыркает и движется к двери магазина, неспешно отпирая её. Он почти выходит, и Йен и Кеш хотят облегчённо выдохнуть. — Рыжий, — обращается Милкович к Галлагеру, повернув голову. Йен сглатывает, смотря на него, — ладно он, идиот, — врёт жёнушке и выродкам, — кивает Микки на Кеша. — Но ты-то куда полез? — Милкович уходит из магазина совсем.       Йен теряется. Смотрит на дверь и явно нервничает. Правда, не совсем понимает, что Микки имел ввиду. Но Кеш точно понял, если судить то, как он сжался и заметно повесил нос.        — Как думаешь, у нас что-то выйдет? — Кат смотрит на Менди, так и не сумев сосредоточиться на математике. Милкович жмёт плечами.        — Думаю, Микки может начать встречаться с тобой, если настоять на этом побольше. — Кат улыбается и пересаживается из-за стола к ней на кровать, выдыхая. Она поглядывает на небольшую фоторамку с лицом Микки за стеклом, окружённым кучей сердечек из бумаги и фетра. Фото было сделано наспех, когда Кат была в гостях у Менди. — Могу попробовать устроить вам свидание, — предлагает Менди.        — Правда? — воодушевляется Кат.        — Да. Это может быть трудновато, но всё же вполне себе реализуемо.        — Спасибо, Менди! — Кат крепко обнимает её, пока Милкович негромко смеётся и похлопывает её по спине.        — Задушишь.       На удивление Менди, Микки не приходится долго уговаривать. Он соглашается всего на вторые сутки после начала уговоров. Только Милкович ставит условие, что свидание будет всего лишь одно. Менди соглашается и просит его вести себя там как можно более мерзко, чтобы у Кат отпало всё желание встречаться с ним. Ей стыдно за то, что она такая двуличная: при подруге говорит одно, а при брате — совсем другое. Но она замечательно понимает, что Кат с Микки точно не по пути. У неё впереди хорошее будущее, а они с Микки просто зиму пережить надеются.       Перед свиданием Микки идёт в торговый центр, чтобы утащить оттуда более-менее приличный свитер. Ничего нормального нет, но он не отчаивается и обходит все магазины. На предпоследнем этаже находит то, что ему нужно, и крадёт тёмно-серый свитер с высоким воротом. Его размера там нет, но от этого только теплее. Ему даже нравится, что свитер достаёт почти до середины бедра. Да и поясница в последние пару дней подозрительно как-то ноет. Милкович из-за этого чувствует себя старым и немощным и боится, что его правда продуло, хотя совсем не понимает, как это могло произойти. Хотя, наверное, расстёгнутая куртка зимой — это не очень хорошо.       Микки уже хочет пойти к выходу, как чувствует желание наведаться в туалет. И он идёт туда, только вот чуть ни подскальзывается в коридоре на мокром полу.        — Блять, кто этого сраного уборщика учил тряпку выживать? Выжму его, суку… — ворчит Милкович себе под нос. Он добирается до мужского туалета и заходит в кабинку, игнорируя писсуары и щеколду на дверце. Ему вообще непонятно, как можно выстроиться в ряд и просто стоять с приспущенными штанами и ссать вместе с другими. И, самое главное, как можно сдержаться и не глянуть ради интереса на члены справа и слева от тебя? Да, это уже перебор… — Какого хера?.. — Микки, не успевший даже развернуться, смотрит на дверь кабинки и тут же оказывается зажатым между хлипкой стенкой и горячим телом. И тело в прямом смысле горячее. — Ты охерел? — рычит Милкович, дёргаясь и совершая слабые попытки вырваться.        — Тише. — Йен зажимает его рот ладонью, прижавшись нос к носу и скосив взгляд в сторону закрытой двери. Микки притихает и слышит шаги, хмурится, задавая вопросы Галлагеру одним взглядом. Естественно, ответа Милкович не получает. Зато чувствует, как Йен поднимает его, и Микки тут же обхватывает его ногами и держится за шею свободной рукой, пока другая сжимает кисть Галлагера.        — Да где ж ты? — рассеянно недоумевает мужчина, проходя вдоль ряда кабинок несколько раз. Видимо, так и не решившись заглянуть хотя бы в одну, он идёт к выходу.       Йен с облегчением выдыхает и смотрит в глаза Микки. Замирает. Сглатывает. Микки заметно расслабляется и, дёрнувшись, опускает руку, чтобы попытаться расстегнуть ремень Галлагера. Йен втягивается уже в следующую секунду.       Наверное, это самый быстрый и лёгкий секс, который был у Микки. Йен растянул его, удивился, что Милкович кончил только от этого, но без всяких вопросов продолжил. Микки мало понял, что произошло. Кажется, он просто втянулся и правда получил удовольствие, расслабившись и позволив Йену делать всё, что тому вздумается. Кроме поцелуев. Их Милкович стеснялся. Точнее, ему было мерзко. Да и не хотелось ему отдавать свой первый поцелуй в общественном туалете во время разового перепиха.       Да, скорее, стеснялся.       Вообще, Микки понравилось. Понравилось, что Йен одновременно спешил и не спешил, что ему можно было покусаться и издать те звуки, которые он хотел издать, и что всё было как-то… просто?.. Да, наверное. Они просто занялись сексом в общественном туалете, и Микки понравилось получать кайф и не думать о том, что он вообще этого не хочет, как это бывало у него в комнате каждые несколько месяцев.        — Встретимся ещё? — Йен упирается о его лоб своим, тяжело дыша. Он поправляет растрепавшиеся волосы Милковича, пока не отпускает его на пол. Микки жмёт плечами.        — Возможно. — Галлагер улыбается и тянется к нему за поцелуем. Микки ударяет его лбом в нос и встаёт на кафельный пол, как только Йен отстраняется, сморщившись и схватившись за пострадавшую часть лица. — Неженка, что ли? — Микки быстро приводит себя в порядок и покидает туалет. Чувствует, что в животе всё ещё жар. Или Галлагер просто передал ему какое-нибудь ЗППП*, потому что ни у кого из них презерватива не оказалось. Да и времени думать о нём не было.       Дома Менди устраивает небольшой скандал из-за того, что Микки не появился на свидании с Кат. Сестра недовольна, потому что подруга забила её телефон пропущенными звонками и СМС. Микки понимает её, но проблема в том, что Милкович забыл о свидании с Кат. Микки отмахивается от сестры, берёт пиво из холодильника и новую пачку сигарет со стола и идёт к себе в комнату. Смотрит на время. Понимает, что секс в туалете занял больше часа.       Ну, зато у него теперь новенький и тёплый свитер, который Микки правда нравится.       Только на следующий день его настроение снова портится, потому что Менди устраивает более грандиозный скандал и собирает свои вещи, чтобы съехать к своему парню. Микки это не особо заботит. Но всё же немного волнует, потому что Менди впервые так сбежала.       А потом он успокаивается, когда узнаёт, что она в доме Галлагеров со своим парнем.        — Опять какую-то херь смотрите? — проходит мимо братьев и отца Микки. Он притормаживает, чтобы распутать шарф и снять куртку, и смотрит на телевизор.        — Сам ты херь, — скорее дежурно выдаёт Игги и тут же довольно лыбится. — А её тоже тошнит от всего, как и тебя. — Милкович смотрит на актрису и стоит ещё около минуты, чтобы увидеть, как героиня спешит в аптеку, где ей дают тест на беременность, расспросив о симптомах. Микки сглатывает и, шмыгнув, идёт к себе.       Он ходит из стороны в сторону, взъерошивает свои волосы и сдерживается, чтобы не навести шуму в доме. Это может вызвать вопросы в противном случае. Микки щёлкает языком. Всё же делает несколько тестов, которые ему первыми под руку попались, и ставит таймер на телефоне.       В первый раз он нервничал не так сильно — это точно. Эти же три минуты дались так тяжело, что Микки чуть ни сошёл с ума.       Если будет одна полоска, то это вполне себе хорошо. Очень хорошо. Особенно, если на всех пяти штуках. Милкович выдохнет и будет жрать активированный уголь пачками. Либо сходит к какому-нибудь домашнему врачу и заодно выбьет у него деньжат.       А если две… Микки с катушек слетит. Наверное, специально сбросится с лестницы, чтобы не тратить деньги на аборт. Ему точно не нужен ребёнок, который вызовет уйму проблем. Где он найдёт подходящие вещи, памперсы, кроватку и остальное? Как он объяснит это братьям и Менди? «Эй, я тут непонятно от кого залетел — мне надо всё это дерьмо для ребёнка!» Милкович тянет себя за волосы, продолжая мерять комнату шагами. Он ещё и не знает, от кого ребёнок может быть. Если срок маленький, то точно Йен, а вот если побольше…       Микки падает на край постели и трёт глаза, сдерживаясь. Всё ведь было совсем неплохо и до этого. Как-то ему не удавалось залететь от отца несколько лет подряд, хотя поначалу это его сильно беспокоило. Он даже хотел попросить кого-нибудь сходить за противозачаточными, но передумал, когда понял, что тогда, скорее всего, придётся всё объяснять. Это точно вызвало бы немаленькие вопросы. А Микки стыдно. Ему слишком сильно стыдно из-за того, что он не может противостоять отцу и ложится под него, как только тот этого захочет. Как вообще можно сказать об этом кому-то?       Телефон вибрирует, оповещая Микки о том, что время истекло.       Милкович выдыхает, сглатывает и решает не медлить. В противном случае тесты могут показать неверный результат.       Когда Микки видит десять ярких красных полосок, он сдерживается от желания убежать в ванную и вывернуть свой желудок.        — Блять…       Карл приделывает к старой кукле Дебби вместо головы член из пластилина, когда в дверь раздаётся несколько громких ударов.        — Фи! — Маленький Галлагер не жалеет своего горла, чтобы позвать кого-нибудь, кто мог бы открыть кому бы там ни было, хотя сам сидит в гостиной — не так уж и далеко от двери. Но Фиона не откликается. — Лип! — продолжает орать Карл, но потом вспоминает, что Филипп уехал по делам. — Йен!       Когда и Йен не откликается, Карл тяжело вздыхает и неохотно встаёт. Он подходит к двери, с явным раздражением открывая её.        — Чё надо? — интересуется Карл у незнакомого парня на пороге. Микки оставляет сигарету в пепельнице на перилах.        — Менди тут? — Милкович жуёт нижнюю губу, нервничая и сжимая в свободной руке в кармане тест, спешно впихнутый обратно в коробку.        — А кто спрашивает? — Карл виснет на двери, покачиваясь.        — Брат, — закатывает глаза Микки.        — Она с Липом в школе. — Карл пропускает его в дом. — Должны вернуться скоро. — Милкович проходит внутрь и расстёгивает куртку. Он оглядывается, развязывая шарф, пока Карл возвращается к своим творениям.        — А ты какого хера не там?        — Я сбил трубы в подвале и туалетах у себя в школе. Там сейчас ремонт, — просто отвечает Карл, вытягивая пластилин ещё больше, чтобы член казался длиннее.        — А ты шаришь, — оценивает этот ход Микки. — Где я могу подождать Менди?        — Наверху. Комната в конце коридора.       Милкович благодарит одним кивком и поднимается наверх. Там, с лёгкостью отыскав нужную комнату, проходит внутрь и садится на кровать прямо напротив двери. Микки вздыхает. Снимает куртку с шарфом совсем и укладывает их рядом. У него есть время придумать, как рассказать обо всём сестре. Наверное… Он вообще без понятия, как это сделать.        — Да бляха… — Микки взъерошивает свои волосы сильнее и выдыхает. — Спокойно. Она поможет… — Милкович закусывает губу. Менди вряд ли хоть как-то поможет. Даже если он попросит её помочь скинуться с лестницы, то вряд ли обойдётся без возмущений.       Микки закрывает глаза и ложится на постель, устраиваясь поудобней. Поясница снова даёт о себе знать. Да и за прошедшие пару дней он немало потрепал нервы самому себе всякими идиотскими мыслями, пока думал, что делать. Милкович прижимает ноги к груди, скручиваясь, и достаточно быстро засыпает, где-то на грани сна и реальности услышав, как кто-то приближается к комнате.       Просыпается Микки, когда уже начинает темнеть. Он выдыхает, неохотно разлепляет глаза и смотрит на знакомого скелета, который обустроился на краю постели. Милкович неспешно садится и продирает глаза. Давно ему не было так плохо после сна. Вроде бы отдохнул, а вроде — нет.        — Привет. — Йен смотрит на него. Микки кивает, махнув рукой. И только потом замечает, что Йен как-то странно улыбается. Милкович рассматривает его с напряжением. — Слушай… Он… Он мой, да? — Микки хмурится, недоумевая.       А потом до него доходит.        — Возможно… — Его воротит от собственного уставшего голоса. Милкович вздыхает и не выдерживает: падает обратно на кровать, упираясь взглядом в потолок.        — То есть?.. — Микки слышит разочарование в голосе Йена.        — Слушай, я не хочу говорить об этом с тобой. Вали к своему индийцу. — Милкович трёт глаза пальцами, подавляя зевок. — И не задавай тупых вопросов.        — Если он мой, то я помогу.        — Блять, Галлагер. — Микки снова поднимается и спускает ноги с кровати. — Я же вроде понятно сказал, что не хочу говорить об этом с тобой. Мне надо обсудить это с Менди.        — Менди тут нет. — Йен наблюдает за тем, как он встаёт и пытается привести себя в порядок.        — Я подожду, когда придёт.        — Ты не понял. — Йен берёт его за руку и заглядывает в глаза. — Катлин умерла. — Микки хмурится и часто моргает, явно ничего не понимая.        — Какая, нахер, Катлин?..        — С которой ты должен был пойти на свидание, — вздыхает Галлагер.        — А… — Микки теряется. И чего от него ждёт Йен? Раскаяний? Микки не знал Катлин и не хотел знать. И её смерть ему вообще ничего не изменила.        — Она подумала, что вы с Менди над ней решили посмеяться, — рассказывает Йен. — Похороны были сегодня…        — Я не помню, чтоб когда-то хоть одним словом с ней перекидывался. — Микки всё больше хмурится.        — Кат влюбилась в тебя, ждала свидания с тобой. Менди пообещала устроить это. Ты согласился, но не пришёл, потому что мы с тобой… — Йен прокашливается, и Микки хочет ударить его. — На следующий день Кат устроила Менди скандал, потому что думала, что они настоящие подруги и всё такое… Менди ей так и не смогла объяснить, что случилось на самом деле.        — Ты ещё и Менди рассказал? Отлично, рыжий лобок, — ещё недовольней морщится Микки. Йен поджимает губы и сдавленно кивает.        — Да, прости, просто… Это, типа… Я не мог об этом молчать. А потом она сама как-то узнала, что это был ты…        — Да твою же ж мать! — Микки сдерживается от желания ударить Йена пару раз ногой в живот.        — Эм… Ну… В общем, после этого о Кат поползли не очень приятные слухи… И на прошлой неделе она наглоталась таблеток в туалете во время урока. Откачать её не успели… — Йен заламывает пальцы, понурив голову.        — Если ты не заметил, мне срать, что за там Кат выпилилась из-за меня — её проблемы. — Микки роется в карманах куртки. — Где, бля? — Йен протягивает ему коробку с тумбочки, вздохнув, и Милкович выдёргивает её из рук альфы. — Не ройся по чужим карманам.        — Она сама выпала, — объясняет Йен и смотрит, как Микки поудобней укладывает куртку на руке. — Лип увёз Менди во Флориду на пару недель, чтобы она успокоилась и пришла в себя.        — Заебись, блять, — цокает Милкович языком.        — Так, эм… Что ты собираешься делать с ребёнком? — Микки показывает средний палец на этот вопрос.        — Тебя это не касается. Не твоя проблема.        — Ты уверен?.. Я…        — Мы всего один раз трахнулись и тебя серьёзно это парит? — Милкович выгибает бровь, смотря на него. — Или ты просто хочешь, чтобы я стал твоей дражайшей жёнушкой на побегушках, которая будет отсасывать тебе по щелчку пальцев? — Йен поджимает губы от этого сравнения.        — Нет, но… Я думаю… Я думаю, если ты… оставишь его, то… тебе понадобится помощь и-и…        — Если бы и понадобилась, то ты был бы последним, у кого я бы попросил её. — Микки быстро одевается и впихивает в карман куртки коробку. — Никому, блять, ни слова, понял?        — Мик…       Милкович снова показывает ему средние пальцы, давая понять, что разговор окончен, и спешит покинуть дом.       Йен намазывает арахисовое масло на тост, зевая, и даже не может поругать себя, когда понимает, что его уже почти готовый завтрак прямо с руки стащила Дебби.        — Спасибо, Йен. — Галлагер кивает и мажет себе другой тост. Не стоит устраивать войну из-за какого-то там поджаренного куска хлеба.       Он почти не спал прошлой ночью из-за переживаний по поводу Микки. Конечно, Йен не верил, что это и правда его ребёнок, но шанс был вполне себе реальным. Несколько недель прошло, и токсикоз мог дать знать о себе. Но Галлагер явно не ожидал услышать столько резких слов в свою сторону. Он ведь только помочь хотел и, если что, попробовать стать каким-никаким отцом ребёнку в свои шестнадцать. Может быть, вышло бы не очень, но дай Микки ему шанс… Йен вздыхает, лениво пережёвывая тост. Ему так рано думать о чём-то таком. А Микки всё с ног на голову переворачивает. Наверное, надо подумать об этом побольше. И бросить Кеша тоже стоит. Линда поймала их не так давно. И Йен только тогда понял смысл того, о чём говорил Микки, когда в последний раз заходил в магазин. Кеш не был отличным парнем или примером. И надежды Йена на то, что всё станет намного лучше, чем есть, изначально были пустыми. У Кеша изначально была семья, которая появилась, потому что он боялся. А с человеком, который боялся самому себе в чём-то признаться, Йен своего будущего никак не видел. Видимо, так первая подростковая влюблённость ослепила его. А теперь и Микки…        — Там какой-то дядька с пушкой по улице ходит, — рассказывает Карл, вернувшись на кухню с улицы, где справлял нужду из-за проблем с водой в доме. Никто на него особого внимания не обращает: все спешат плотно позавтракать и сделать себе обеденный перерыв.       Йен вздыхает и отпивает кофе. Сейчас было бы неплохо поговорить с Липом. Он бы наверняка дал какой-нибудь дельный совет. Вообще, с Липом легко общаться. И с Менди. Менди, наверное, помогла бы даже побольше. Рассказала бы про Микки. Галлагер трёт переносицу и поднимается из-за стола, чтобы дойти до раковины и помыть посуду. Но он не успевает даже барную стойку обойти, как до того шумное гнездо Галлагеров мгновенно притихает.        — Где рыжий? — громко сопит Терри на пороге. Все растерянно смотрят на него. Йен вообще ничего не понимает даже тогда, когда Терри накидывается на него и бьёт прямо по носу, повалив на пол. — Сукин ты сын! Я твой хер на такие мелкие кусочки покрошу, что потом сам сожрёшь оливье с этим дерьмом! — Фиона пытается оттащить Милковича от брата вместе с так вовремя пришедшим Кевином. Наверное, только благодаря им Йен и остаётся в порядке. Он закашливается и стирает кровь рукавом кофты, поглядывая на обезумевшего Терри.        — Какого хера, Терри?! Что он тебе сделал?! — вопрошает Фиона, продолжая его держать за одну руку и утаскивать в сторону двери во двор.        — Выродок! Микки беременный! И ты, блять, ответишь за это!       Сначала Фиона пытается всеми силами как можно скорее переварить сказанное, переглядывается не менее шокированной подругой и её парнем и наконец смотрит на брата, который всё ещё лежит на полу.        — Твою мать, Йен…       Такой синхронности от своей семьи Йен давно не слышал.        — До сих пор не могу поверить, что из всех возможных парней от тебя залетел именно Микки, блять, Милкович! — экспрессивно взмахивает руками Фиона, шагая туда-обратно прямо перед носом у Йена на диване. — Серьёзно?.. Почему не Роберт с соседней улицы или не Патрик какой-нибудь? Почему именно Микки, еби его в рот, Милкович?        — В рот он ещё не давал, — пытается отшутиться Йен, тихо посмеиваясь и тут же корчась из-за боли. Он прижимает лёд к лицу поплотнее и болезненно стонет.        — Да лучше бы в рот! Терри тебя убьёт, Йен! Почему ты презервативами не воспользовался-то?!        — Ну… Во-первых, у нас было всего один раз в туалете. И нам было немного не до этого, — неловко сообщает Галлагер. — Во-вторых, Микки сказал, что это возможно мой ребёнок. — Фиона прекращает хождение и смотрит на него с недоумением.        — То есть?.. То есть Микки не только с тобой спал? Ты это хочешь сказать?        — Я не знаю, Фи. Я спросил у него, мой ли это ребёнок, и он ответил, что возможно мой. А потом вообще сказал, что не хочет говорить об этом. Я помощь хотел предложить. — Йен откидывается на спинку дивана, поглядывая на нервную сестру.        — Значит, так… Поговори с Микки как можно скорее. Своди его в больницу. Хоть что делай, но узнай, какой срок, понял? Если не совпадёт, то отправь Микки домой с результатами. Если да, то… — Фиона поджимает губы и взъерошивает свои волосы, вздыхая.        — Я покойник, — понимает Галлагер. И Фиона уже никак успокоить его не может.       Первые несколько дней после того, как Терри нашёл тесты и его догадки подтвердились, Микки проводит у тёти в более тихом и безопасном районе. Она не задаёт ему лишних и странных вопросов, только сообщает каждый вечер о том, сколько раз за день к нему пытался наведаться какой-то рыжий парень. Когда Микки это надоедает, он идёт домой. Терри, скорее всего, ещё злой. Наверняка разносит всё вокруг и не даёт скелету мирно жить свои деньки. Наверное, Микки это задевает, но не слишком сильно. На Йена ему плевать как-то… Ну трахается парень неплохо — что теперь, памятники в его честь возводить? Да и ошибкой это было, скорее всего. Им вообще не стоило пересекаться.       Микки тяжело поднимается по ступенькам к входной двери и, вздохнув, нажимает на ручку, как замечает кого-то в стороне. Он поворачивает голову.        — Галлагер?.. — морщится Милкович. Филипп неуютно сжимается под его взглядом.        — Да, слушай… Там… — Филипп указывает на дом. — Там Йена сейчас подстрелят и…        — Блять, сраные альфы… — Микки быстро заходит в дом, хватает со стола первый попавшийся под руку пистолет и идёт на кухню, откуда доносится глухой голос Терри. — Положи, нахер, пушку. — Милкович направляет пистолет на отца, поглядывая на зажатого в углу комнаты Йена.        — Ты ох?..        — Положи пушку, блять, Терри! — не выдерживает Микки и кричит. — Как будто бы ты не знаешь, откуда это дерьмо могло взяться, а? — Терри откидывает оружие, оставаясь с голыми руками и поглядывая на Микки с опаской. — Ещё и помнишь что-то? Отлично. Радуйся, что до сих пор не сидишь за это дерьмо. — Милкович поджимает губы, еле сдерживаясь от того, чтобы не выплеснуть всю накопившуюся обиду. Он смотрит на Йена и Филиппа. — Вы-то нахуй припёрлись? Съебитесь, а? Вам ваще не о чём париться. Ни в жизнь не буду участвовать в пополнении вашей ёбнутой семейки. — Йен гулко сглатывает и поджимает губы. Он еле как выбирается на волю и идёт с братом к выходу из дома.        — Слушай, я… Я с Микки поговорю… — Филипп жмёт плечами и, пожелав брату удачи, выходит из дома. Йен дожидается, когда Микки приберёт пистолет и заметит его. Милкович закатывает глаза, подходит к нему, попутно закуривая. — Это… Слушай, мне жаль…        — Нихера, — сквозь сигарету во рту бубнит Микки. — Тебе похер, Галлагер, потому что тебе вряд ли удастся понять, что можно испытывать, когда тебя пьяный отец со своими друзьями потрахивает. — Йен опускает голову, понимая, что это действительно так, и выдыхает.        — Ты был на УЗИ? Может, это всё же не…        — Был. Думаешь, я бы сейчас так уверенно говорил, а? — Милкович выдыхает дым в сторону и взъерошивает свои волосы. — Съёбывай. Я затрахался уже с тобой: лезешь, куда не просят. — Йен шмыгает носом, кивнув.        — Я могу забрать тебя с больницы, если ты…        — У меня для этого братья есть. Ебись конём уже.       Йен вздыхает и выходит из дома. Впервые он так запутан и растерян, что не знает, как дальше действовать.