Оранжевым нарисовать свет

Нож входил в мягкую плоть слишком легко, что заставляло с большим азартом отдаваться делу, в иной раз проходясь по множественным поверхностным насечкам. Беспорядочно перекрещивающиеся резаные и рубленые раны открывали-таки обзор на поврежденные внутренности, которые психопат исхитрялся вынимать ложкой, а места, где они натягивались, он подрезал ножом, окончательно отрывая от тела. Наконец, наступил момент, когда твёрдо зажатый в кулаке нож начисто пробил остриём глазное яблоко, вдавливая его назад в голову, и наблюдая за тем, как его небольшие части, ставшие буквально фаршем, выпадают из глазницы. Жертва с самого начала была лишена возможности кричать, и маньяк позаботился о том, чтобы такой эффект она перенесла через всю оставшуюся жизнь. Он давил на рукоять все сильнее и сильнее, с упоением соскабливая кожу, навеки обезображивая лицо. Рот уже не выглядел так, как раньше. Странные квадраты, вырезанные на коже, соединились в одну скошенную полоску, из которой спустя пару минут начала обильно вытекать кровавая пена. Животный дикий вой, который отдаленно напоминал попытку на смех, разрастался. — Джей, будь так добр, не превращай стол в место, где разворачивалось ледовое побоище. — мужчина в упор смотрел на сидящего рядом с ним человека, продолжая прокручивать меж пальцев небольшой нож с оранжевым острием. — Пожалуйста. — Брюс чуть прищурил свои глаза, услышав на свою просьбу недовольно фырканье. Оно и видно, оторвали от веселья. Джокер нарочито медленно втянул щеки и прикусил их изнутри, выпячивая губы, перемазанные гигиенической помадой с ореховым запахом и закатил глаза, оттолкнув от себя тыкву, которую так искусно придавал культу стервятников с минуту назад. Он уперся ногами в ножку от черного стола и откинулся назад, балансируя на двух ножках от своего стула. Медленно выдыхая, он изображал, будто его щеки сдуваются, как воздушный шар, и начинал бездумно блуждать глазами в надежде зацепиться за что-нибудь. Он обводил глазами предметы и украшения, разложенные перед ним на столе, бегло прошелся по Брюсу и, наконец, его взгляд привлекла красивая медовая свечка, стоявшая на старинном подсвечнике, который был вытрясен из Брюса парой истерик. Влажные губы тронула едва ли хитрая улыбка, которая спровоцировала воспоминания нескольких последних дней. Джокеру не очень нравилась осень, более того, он признавал теплые месяцы, но в одном ему всегда везло, ведь у большинства людей было подавленное настроение, которое его никоим разом не касалось. Ему было хорошо и весело. Ближе к концу лета из их гардероба напрочь выпадали все имеющиеся жакеты, и зеленоволосый мужчина принимался носить свитера со слишком длинными рукавами, полностью пропитанными духами с запахом жимолости и пряным ароматом корицы. Толстые одеяла строгих тонов сразу же заменялись на мягкие и большие пледы, выраженные в палитре пурпурных оттенков. Небольшая скрытая любовь Брюса к фиолетовому. В гостиной все кресла и ещё несколько диванов были покрыты шерстяными одеялами. Зажженные цветные свечи с различными запахами, начиная от ванили и жасмина, заканчивая сандаловым деревом и черным кофе, были теперь в каждой комнате, в минимальном количестве из шести штук. Не сказать, что это больше напоминало деревенский домашний декор, и в разные углы дома был запихан дубовый мох с шалфеем. Нет, вовсе нет. Но почему-то именно в этом Брюсу чувствовалось что-то такое родное и одновременно отдалённое, будто бы это была какая-то частичка той атмосферы, которая царила в строгом особняке Уэйнов, действительно отзываясь из его далекого далекого детства. Медленно приходящими осенними вечерами, которые быстро перетекали в ночи, они могли себе позволить гораздо больше, чем когда-либо. Вместе, в одной постели, встречать утреннее солнце, проникающее сквозь пушистые облака. Есть сладкое мороженое или сахарную вату, ощущая, пока она тает на языке и ждать. Ждать, пока не закончится дождь, что так яростно хлещет по оконному стеклу, и наконец-то дождаться возможности, когда они смогут бесцельно прогуляться вдоль реки, наблюдая за размытыми огнями Готэм-сити, что кажутся настоящими драгоценными камнями в кромешной темноте ночи. Образ, состоявший из искусно уложенных волос, высоких каблуков, дымчатого макияжа на глазах и зацелованных тёмно-красных губ потихоньку переплавлялся в небрежную укладку, которая постоянно была растрепана то ли ветром, то ли из-за взъерошенной челки, которая падала на глаза, когда он чихал; небольшое аккуратное контурирование самыми светлыми тонами, подчеркивающие немного вздернутый носик, нарисованные веснушки коричневым карандашом, кружевные носки, надетые поверх колготок и комфортные свитера в оранжевых и бирюзовых оттенках. Это было ему несвойственно и ново, от того и привлекало. Но Джокер всегда остается Джокером, даже если в какие-то моменты он и становится Джеем. Небольшую капельку бредятины-изюминки вносили постоянно новые и новые солнцезащитные очки ярких оттенков, которые порой заставляли чувствовать, будто бы все тонет в море флуоресцентных и люминесцентных ламп, от звона оных в ушах невозможно было избавиться. Брюс же, наоборот, не изменял своим привычкам. Никогда, и даже если дело касалось каких-то незначительных, но в целом приятных мелочей. Он всегда предпочитал одеваться исключительно в холодной палитре, не носить никаких украшений, особенно в таком количестве, как это делал Джокер, нацепляя на себя тонкие золотые украшения вперемешку с изысканными кольцами. Ему было свойственно отдаляться от других и часто чувствовать тревогу, из-за чего он рефлекторно проводил рукой по волосам, зарываясь в них до корней и пытаясь вцепиться в кожу короткими ногтями. Он не особо любил навороченное, по типу тыквенного латте вприкуску с профитролями, этими маленькими недо-булочками с заварным кремом или же штруделем с яблоком и потрясающей корицей. Нет, мужчина предпочитал ароматный кофе, качественный виски, либо же травяной чай, который он потягивал из кружек любимой эмалированной коллекции.. Резкий и неожиданный клик новой духовки заставил вынырнуть из раздумий и вздрогнуть, после чего мужчине пришлось возвращаться обратно, как не странно, в его реальность, сотканную из настоящего времени. Он с лёту перехватил чересчур встревоженный и пронзительный взгляд Брюса, который был направлен на него через другой конец небольшого и черного кофейного столика, на что Джей ответил ему кривой, но искренней и благодарной улыбкой, которая светилась, подобно подожженным золотистым бенгальским огням. Ему все же пришлось встать со своего, теперь уже любимого и нагретого места, и направиться в сторону кухни, которую скрывали висящие серебряные и красные бусы, прикрепленные к высокой арке двери. Их стол находился в широком проходе между самой кухней, откуда уже более насыщенно доносился запах горячего печенья, и коридором, потому что тот был освещен лучше всего, поскольку Джей смог-таки спустя несколько часов доказать своему мышонку, что не только свои, но в том числе и его огромные и новые винные пальто он должен четко видеть, чтобы всегда гармонично подбирать себе на выход обувь, по надобности перчатки или теплый шарф. Не доходя до двери он застыл, но тут же быстро развернулся и быстрым шагом пошел обратно к столу, все-таки вспоминая, что сразу хотел взять с собой миску с растопленным шоколадом для своих праздничных творений. Не долго возясь, он быстро вернулся, заходя на кухню и за секунды ощущая запах эфирных масел, которые поставили только здесь. Зеркальная духовка с чистым полупрозрачным стеклом позволяла смотреть, как мирно свежая и определенно уже горячая выпечка пропекается, насыщаясь изнутри сладким медом. Пирог с тыквой и яблоком, который зеленоволосый мужчина выбрал готовить самостоятельно в прошлый раз, выглядел потрясающе, но он не мог сравнить с тем, что было приготовлено специально для Брюса сегодня. На длинную скатерть с красным клетчатым принтом были выставлены тыквенная шарлотка с яблоками и вишневые маффины с румяной корочкой. Джокер задумчиво размял руки и уже с привычной победной улыбкой стал пододвигать к себе поближе миску с молочным шоколадом, как ребенок радуясь своей идее украсить все, что сегодня смог приготовить узорами, в виде небольших летучих мышей и, если ему еще хватит шоколада, то и подтеками. И возможно, только возможно, рисунками тыкв, ведь он прекрасно знал, что сколько бы он тут не провозится, Брюс Уэйн все равно так и будет сидеть и ждать его за столом.