***
Они собирают мечтателей по всей стране и дают им приют, помощь, поддержку. Кто-то отказывается, кто-то уходит, едва взглянув на Лио. Он неплохо поднаторел в чтении мыслей, однако порой выдает собственные ожидания за чужие, и происходит неразбериха. Добрая половина его предсказаний сбывается, какие-то чуть по-другому, какие-то с точностью до наоборот. Самые большие вообще не сбываются, но он не расстраивается. Он ищет настоящую, полноценную мечту, ту самую, которую смог бы пережить сам, приручить и сделать своей, воплотить в реальность всей душевной силой и навеки остаться в ней. Но такие мечты встречаются раз в десять тысяч лет, а Лио всего восемнадцать. Он не отчаивается, просто работает сколько может, валится с ног от усталости, прям в руки Гуэйре с Мэйсом. Они смеются над ним, лохматят его светлую макушку. Лио из последних сил представляет их счастливыми. — Босс, иди отдохни. — Ну хватит уже, и так заработался. Лио кивает им с благодарностью. Лио ковыляет к себе, валится на матрас без сознания. Ему ничего не снится.***
В странствиях они собирают за собой толпу и решают осесть в большом городе. Пути их сходятся в Промеполисе, потому что там туго с мечтателями и еще туже с собственно мечтами. У людей все есть, людям нечего желать, не о чем мечтать. Лио такие места отнюдь не привлекают, но мелкие устали бродить по пустыне под открытым небом. Охота под крышу, стабильности, тепла. Пилигримом быть хорошо, если ты один-одинешенек. А Лио не хочет больше одиночества. Лио никогда не умел ни с кем сблизиться. Они понемногу обживаются, пробуют честную простую жизнь. Лио придумывает каждому по семье, но это, ясное дело, так просто не срабатывает. У вселенной свои законы, а чудес творить Лио все еще не умеет. Способностей на всех не хватает. Зато удается найти кой-какую работенку, Гуэйра с Мэйсом устраиваются следом. Начинается быт. Лио доволен и этим, пока все в безопасности. Он пытается развить свою мечтательность и дальше, но барахтается на месте и всего два раза правильно подсказывает другим. Потом ясность пропадает, и он угадывает, ошибается, снова угадывает, промахивается вдвое чаще. Решает сделать перерыв. Ментальные силы обижаются и покидают его насовсем. Он ломает на работе тарелку, полностью осознав это. Тарелка разбивается вдребезги, крошит стекло, режет ему руки, но он не замечает боли. Только пустоту. Он не может ничего вообразить. Опять. — Босс, ты как? — Пока нормально. Он не говорит никому. Вместе с ребятами заканчивает смену в ресторане и идет домой перемотанный.***
Ему исполняется девятнадцать, когда появляется сдвиг. В рестик для семейных пар, где он мойщик посуды, приходит большая разноцветная компания. Среди них Лио сразу опознает своего. Он высокий, смешливый, с крашеной в синий челкой и манерой лыбиться так, что это похоже на оскал, и чем больше Лио пялится на него из-за двери «stаff only», тем сильнее ему охота попробовать. Он вновь закрывает глаза, силится что-нибудь придумать. Иллюзия разбивается в пух и прах, стоит парню за столиком взять девушку рядом за руку. Лио сразу определяет любовь, вот прям безо всяких колебаний и оговорок. Это она, Лио много времени потратил на поиск идеальной картинки, Лио фантазировал и грезил о подобном, но все тщетно. Нигде, никогда не сымитировать подобное, никому это не предсказать. Это самое спонтанное и сложное, самое таинственное чувство, сердечная привязанность, высшая цель. Лио старается так сильно, что у него выступает пот на лбу. Ничего не выходит. Парень уходит, оставляет чаевые Мэйсу, проносится мимо Лио, так ничего и не заметив. Лио вовремя сдерживается, чтоб не кинуться за ним следом. Ночью к нему впервые за долгое время приходит сон.***
Лио высматривает его регулярно и все думает, как бы ненароком обратить на себя его внимание. Цех, где он моет посуду, расположен за кухней, а уж до зала со столиками ему вообще дороги нет. Вариант один — ходить на работу в выходной, чтоб заодно чуть скалымить. Однажды Лио натыкается на него перед самым закрытием. Он снова не один, а с той самой девушкой. У нее розовые волосы, и это такое очевидное свидание, что Лио аж не по себе. — Можно еще кофе? Пожалуйста! — Просит он, подняв руку, чтоб подозвать Лио. У него огромный шрам от ожога аж до самого плеча, и вообще Лио не официант, но кофе им приносит. У него трясутся колени. Вблизи парень нереально красивый, глаза синие, с неровными разводами, будто васильковые лепестки в радужке. Лио моргает, и тут же перед взором его мелькает сцена. Большой огонь, маленький мальчик. Запах горелого мяса, смерть. Лио моргает раз, другой, отгоняет видение. Парень перестает улыбаться. — До свидания. Приходите еще, — отчеканивает Лио бесцветным тоном, тут же разворачивается, ковыляет в кухню, а у самого сердце аж разрывается. В зале остается откуда-то знакомый ему человек. Лио медленно сползает по двери спиной. Видение повторяется всякий раз, стоит ему закрыть глаза.***
Он приходит к нему через три дня. На самом деле Лио не знает, приходил ли он на первый или второй день, потому что эти самые три дня сидел дома и плакал от боли, потому что прошлое его и впрямь было ужасно. Пожар, в котором он, видимо, потерял родителей и обзавелся грубым шрамом. Лио прокручивает в голове его слезы. Парень подходит ближе и берет его за руки. — Что это было? Почему я тебя знаю? У Лио нет ответа, потому что номинально они не знакомы. Лио впадает в оцепенение, и от прикосновения его триггерит на новую картинку — розовая девушка, гладкая кожа, поцелуй. Дальше Лио не хочет смотреть. Парень отскакивает от него на метр, пялится круглыми глазами. Лио не спрашивает, что он сам видел. — Потому что ты тоже мечтатель. Поздравляю. Парень наклоняет голову, и в ноябрьских сумерках челка его гладко падает на глаза. Он по-прежнему ничего не понимает. Лио ведет его в ресторан, чтоб отпоить кофе и все-все рассказать.***
— Так ты Лио. — А ты Гало. На это Гало усмехается, чешет в затылке. У Лио пять минут до начала рабочего дня и уже горы посуды от поваров, но он сидит с ним в углу зала и никак не может уйти. Гало рассеянно гладит край чашки с кофе. — Я тебя с детства во сне вижу. Лио делает вид, что его это не задело, а сам зарыдать готов. И рассказывать ничего не надо. Он ползет пальцем по столешнице, приземляет кончик указательного в ладонь Гало. Гало вздрагивает, враз увидев свое собственное прошлое. Лио показывает ему кусочек настоящего. — Офигеть. Это ты все? — Нет, ты сам. Откуда б я узнал? Гало сжимает кулак, ловит палец его в капкан. Потихоньку вытягивает сцену из детства Лио. Лио понимает, что наконец-то встретил себе равного. — Я думал, я тебе тоже снюсь. Лио пробует представить себе такой сон. Получается на ура.***
Гало и впрямь приходит к нему во сне. Это такие реальные и живые сны, что Лио с трудом отличает их от реальности — больше похоже на кусок прожитой за ночь жизни. И в этой жизни Гало принадлежит только ему. По первости его это смущает, потому что они еле знакомы, и у настоящего Гало есть девушка. Айной ее зовут. Это Лио узнает сам из другого сна. Наяву Гало часто ужинает с ней в рестике и оставляет чаевые уже и для Лио. Через бумажные деньги, побывавшие в его руках, Лио видит фрагменты той самой жизни. Стало быть, Гало тоже она снится. Они здороваются вежливыми кивками, и на том все. Лио молча наблюдает, как он держит Айну за руку. Надо радоваться, что способность вернулась, что в Промеполисе они не одни такие, но Лио чего-то не радостно. Он игнорирует мечту свою до последнего, прячется за вавилонами немытых тарелок и везувиями кастрюль, на обеде торопится прикорнуть в углу ненадолго и вновь проваливается в эйфорию. После смены Гуэйра с Мэйсом заставляют его поесть. — Ты ни разу не вышел из своей каморки. — Ел хоть что-нибудь? Эх ты. — Да ел я. Лио врет им, чтоб не спалить такое огромное бремя за плечами. Мечта его окукливается и тяжело цепляется к лопаткам.***
— Я никому не говорил. Даже Айне. — Я тоже. Гало выцепляет его в выходной и ведет в парк погулять. Самое начало декабря, в Промеполисе снежок и легкий минус, всюду парочки и дети лепят снеговиков. Лио кутает нос в шарф. У Гало начинает появляться тот самый залом меж бровей. — Сложно это. Я раз попробовал, ничего не получилось. — А как пробовал? Гало пожимает плечами, нервно щелкает пальцами. У него варежки тоже будто б огнем коцаные. Лио находит дырочку на ладони и соскальзывает туда мизинцем. — Давай помогу. — Давай. Чувство такое, словно надо прыгнуть с высоты. Лио набирает морозца полную грудь. — Подумай о чем-нибудь. Не закрывай глаза. И тут их обоих бросает в какой-то новый завиток реальности — лето, жаркое лето, и они на лугу в самой травище, густо пахнет чаем и сеном, бабочки садятся на кончик носа. Гало берет за руку его, не Айну. Луг смыкается с заснеженным Промеполисом в одной-единственной точке, и они прыгают туда. Наяву оказывается, что у детей порушился снеговик. Стало ощутимо теплее. — Ну как? Видел? Гало дышит тяжело, краснеет. Смотрит на их переплетенные пальцы. Лио тоже неловко. — Видел. Так Лио впервые берет ученика.***
Он теперь мечтает не только ночью, но и днем. Набирает полную раковину воды, льет мыло, взбивает пену и мычит песню, пока работает. Песню ему пел Гало в общем сне. Вчера у Гало сбылась первая маленькая мечта. — Лио, смотри, смотри! Я представил, и сразу же сбылось! Лио мягко улыбается, заглядывает ему в телефон. Какая-то его любимая баскетбольная команда победила ровно с тем счетом, какой он и предсказывал. Лио от этого становится тепло и особенно радостно, и полчаса они обсуждают техники и приемы, следующие полчаса пьют латте с булками и воображают всякую ерунду. Потом сидят в тишине, отходят от своих путешествий вместе. До Лио невовремя докатывается, что они всегда были вместе, только в домашней реальности почему-то не встретились вовремя. Гало первым берет его за руку. — Давай еще раз. — Не хочу. Устал. Руки у Гало грубые, горячие, левая, на которой шрам, словно все еще пылает. Лио отказывает, потому что больно за него, а сам гладит большим пальцем неровности и трещины на коже. Здесь Гало принадлежит не ему. Гало моргает, и в отражении синих глаз его Лио смотрит свою никчемную жизнь, как в телевизоре. — Давай провожу хоть? — Тебя Айна ждет. Иди домой. Он не обижается, но морщинка на лбу его становится глубже. Лио клянется себе, что никогда больше не будет мечтать о нем столь свободно.***
Гало настигает его внезапно, как мокрые ветки хлещут по лицу во мраке или брызгает вода, попавшая в ложку. Лио клялся себе и действительно не мечтает, но спать-то ему надо, чтоб на работе нормальным быть, а не овощем. Гало без стука врывается в его подсознанку. Это та самая развилка, где они вместе. Без единого слова Гало начинает его целовать. Лио поддается, потому что тут всегда так было, и их уютная цветочная постель лишь для этого и существует, чтоб они ласкали друг друга на ней и задыхались сквозь стоны. Мечта плещется у Лио за спиной, щемит крылышки сквозь кокон, толкает его к Гало. Лио боится заглянуть, но чует, что у Гало такая же, а как это возможно, если мечты рождаются раз в десять тысяч лет, а им на двоих даже сорока нет. Лио решает не спрашивать. В нем нагнетается целое море любви. Гало тыкается в этот влажный пузырь раз, другой, толкает его бедрами, и вот они оба не выдерживают, оба рвут его руками и обессиленно замирают на пике. Лио коротко вскрикивает от силы сладкой судороги. Оргазмом его относит на теплое побережье горевшей в пожаре кожи и убаюкивает прибоем. Гало гладит его по голове. — Ты же тоже это чувствуешь. А, Лио? Лио остро вдыхает, тыкается носом в сгиб его шеи. Лио здесь любит его так, что никакой мечтой не описать. Ясное дело, Лио чувствует. — Да, придурок ты, да! Все я чувствую. Лио просыпается в слезах.***
Гало не показывается с неделю, а когда наконец приходит, на пальце у него обручальное кольцо. Лио понимает, что это прощание. — У меня скоро свадьба. — Круто. Они сидят за рестораном у черного хода, и Лио так-то надо работать, но только он так разбит и расстроен, что даже пальцем шевельнуть не может. Гало женится на Айне, вот этот конкретный Гало Тимос, который ему не принадлежит. Тут хоть завоображайся. Лио не моргает, чтоб глаза сохли, но с кончика носа его все равно стекает слеза. Он шмыгает. Сегодня канун Рождества, а в мыслях у него вечное лето и соленый вкус губ. Гало закусывает их, эти самые губы. Лио закрывает глаза. — Лио, я знаю, это неправильно все, но… — Заткнись. — Я всегда будто не на месте был, а ты мне показал столько всего, ты меня самим собой сделал! — Ты замолчишь, нет? Но Гало не замолкает. Гало опускается перед ним на корточки, берет его руки в свои, как в первый раз. Они откуда-то знакомы, и у Лио никогда не было ничего своего, ничего не получалось как следует, ни предсказания, ни собственная корявая судьба, но, быть может, самую малость. Кое-что все ж удалось. Гало прижимает ладони его к своим губам. На коже его стынет след поцелуя из сна. — Я всегда тебя знал. Всегда с тобой был. Как думаешь, если изо всех сил, то получится? Лио, скажи? У нас получится? Лио открывает рот, чтоб заорать на него, но рождественские пейзажи вдруг куда-то проваливаются сквозь него, и они летят в темноту мимо венков, елок, украшений, девушек, парней, любви, печали, смерти. Цепляются за карамельные трости и оставляют дорожку слез. У Лио горит левая рука, Гало громко кричит, взрываясь в пламени. Безымянный палец его туго стягивает кольцо. Они падают посреди цветущего луга с размаху, и у Лио появляется точно такое же. Шрам впридачу. У них правда получается. Он садится прямо, ерзает жопой по траве. Вокруг те же самые бабочки, в которые обратилась его мечта, жаркое лето, Гало в майке-алкашке, Гало, его любимый Гало, васильки в вакууме по радужкам глаз и самый сильный дар. Лио больше не о чем мечтать. — Говорил же, получится. Лио неверяще лупает на него, трогает его руками. Живой, настоящий. Это их родная изначальная развилка, и она никуда не исчезает, если моргнуть. — Придурок. Лио жадно целует его. Гало не закрывает глаза.