Коттия

В глубине запущенного старого сада, в тени одичавших фруктовых деревьев, на мраморной скамье сидела юная девушка-подросток и нетерпеливо смотрела на аллею. Довольно высокая для своих лет, прямая и стройная, как древко копья, она не была красавицей, но обещала со временем ею стать. Очень светлая кожа и волосы цвета меда выдавали кельтское происхождение девушки, но одета и причесана она была на римский лад. Звук приближающихся шагов заставил девушку вскочить со скамьи, а когда в конце аллеи кто-то показался, она с мальчишеской прытью помчалась навстречу. - Здравствуй, госпожа, - приветствовал её невысокий юноша с более светлыми, чем у неё, но тоже рыжеватыми волосами. Если бы не обрезанное ухо, его легко можно было принять за молодого кельтского воина знатного происхождения. В нем чувствовалась порода. - Ты кошмарно выглядишь, - заявила девушка со своей обычной прямотой. - Но ты здесь, значит, с Марком всё в порядке. - Врач в этом уверен, - вздохнул молодой человек. Сам он особой уверенности не чувствовал. - Это было ужасно, да? Молодой бритт замялся. Будь перед ним римская девица, следовало ответить "нет". Но Коттия не была римской девицей, она была дочерью его народа, сделанной из того же теста, что и воинственные кельтские королевы. Её легко было вообразить с копьем в руке, на боевой колеснице. - Не то слово. Еще чуть-чуть, и я бы упал в обморок. Девушка побледнела и прикусила губу. Они помолчали, и в этом молчании чувствовалось доверие и симпатия. Эти двое были союзниками и искали поддержки друг у друга. - А меня обещали выпороть, - с гордостью сообщила Коттия. - Тетя Валария говорит, что римские аристократки не бегают за молодыми людьми. Римские аристократки, бывало, бегали даже за гладиаторами, о чем Эска отлично знал, но Коттии знать было не обязательно. - Я тебя задерживаю? - озабоченно спросила девушка. - Тебе, наверное, нужно к Марку? - Там его дядя, - покачал головой бритт и добавил с понимающей усмешкой: - Он тоже волнуется, но не хочет, чтобы я это видел. Внезапно из-за изгороди, разделявшей сад и соседний двор, послышались визгливые вопли. - Камилла! Госпожа моя! Сокровище моего сердца! Где ты?! - Ах, она с ума меня сведет, - понизив голос, пробормотала Коттия едва ли не с ненавистью. - Тебе пора возвращаться, госпожа, - заметил Эска. - Ох, нет! Давай еще немного побудем здесь! Меня, наверно, запрут из-за того, что я убежала, и я не смогу приходить сюда неделю, а может, и дольше. Эска кивнул. Честно говоря, он и сам не хотел оставаться один: ужасная картина, свидетелем которой он был, все еще стояла перед глазами. Он не представлял себе, насколько грязна и груба работа военного хирурга. Коттия разделяла его беспокойство о Марке, и с ней можно было поговорить на родном языке. Если Эска иногда говорил по-кельтски хотя бы с Марком, то Коттии это было запрещено, более того - ей приходилось откликаться на ненавистное римское имя. Они сели рядом на скамью, нимало не заботясь о том, что держатся слишком непринужденно для раба и свободной девушки. - Я впервые увидела Марка тогда же, что и тебя, - в цирке, во время Сатурналий, - заговорила Коттия после паузы. - И сразу подумала, что он, наверное, очень храбрый, но такой грустный... - Марку уже не жить той жизнью, для которой он был рожден, - ответил Эска. - Эта жизнь потеряна для него навсегда. - Как и для тебя, верно? - проницательно заметила девушка. - Значит, у вас много общего. Поэтому ты его так любишь? Эска пожал плечами, как если бы его привязанность к Марку не нуждалась в объяснениях. Но Коттия ждала ответа. - Он дал мне надежду, - просто сказал молодой бритт. - Я не хотел умирать, тем более - так, но это нельзя было назвать жизнью, Коттия. Девушка сосредоточенно молчала, видимо, что-то обдумывая. Вдруг она вскинула голову и выпалила: - Ты случайно не знаешь, Марк оставил дома невесту? - Жену и троих детей! - прыснул со смеху парень. - Не беспокойся. Центурион не получает писем из Рима и сам никому не пишет. Значит, никто его там не ждет. - Это хорошо, - решительно заявила девушка. - Потому что Марк - мой! Я еще в тот день поняла, что когда-нибудь выйду за него замуж! Эска взглянул на её раскрасневшееся личико и подумал, что через полгода-год Коттия превратится из угловатого подростка в юную женщину, и Марк разглядит её чувства. Разглядеть их было нетрудно, будь он чуть более самонадеянным. - Когда центуриону опять стало плохо, - неторопливо начал он, - он бредил и всё поминал какую-то Гвингумару. Я уж подумал, что это плохая новость для тебя, но ошибся. Это не его женщина, это жена его друга. - Какого друга? - удивилась Коттия. - У Марка был друг-бритт? - Да, его звали Крадок. Возничий колесницы, из-за которой Марк стал калекой. Он погиб. - И мне его не жалко, - возмутилась девушка. - Предатель! - По правде говоря, я и сам того же мнения, - кивнул Эска. - Нельзя платить злом за добро, тот, кто так поступает, недостоин жить. Но Марк думает иначе. - И что с этой Гвингумарой? - спохватилась Коттия. - Кто знает... - на лицо бритта, и без того осунувшееся и усталое, набежала тень, и он вдруг показался Коттии гораздо старше своих лет. - Когда деревню сожгли, всех уцелевших мужчин продали в рабство, а поля засыпали солью, Марк был ближе к смерти, чем к жизни. Это его дядя так говорит, - подчеркнул он, поскольку сам Марк никогда и ни на что не жаловался, и Эска в душе одобрял его стоицизм. - Он не мог её защитить и думает, что она, наверное, умерла. Он говорит, такая женщина не смирилась бы с рабской участью. - Бедный Марк... - очень тихо проговорила девушка. В эту минуту она тоже выглядела совсем взрослой. Вдруг она снова вскинула голову, как норовистая лошадка. Её зеленовато-карие глаза сверкнули золотом. - Мне недавно приснилось, что мы все - Марк, я, ты и Волчок - живем в каком-то красивом месте, где есть лошади. И где нет никакой Ниссы! - заключила она с яростью, поскольку из-за изгороди снова раздались вопли. - Ты веришь снам? - А ты нет? - Коттия с таинственным видом поманила собеседника пальцем и шепнула: - Между прочим, мать моего отца была знахаркой. И видела вещие сны. - Камилла-а!!! - Надо идти, - вздохнула девушка и, подхватив подол шафранной туники, побежала к изгороди. Эска смотрел, как она бежит - легкая, грациозная, с развевающимися рыжими прядями, выбившимися из прически, - и улыбался. Марк отчасти заразил его своим истинно римским скептицизмом, и все же сон Коттии чем-то запал ему в душу.