преобразование.

Одна из первых истин жизни, которую понял восьмилетний Марк Бёрнт, - «человечество не испытывает недостатка в знаниях, оно испытывает недостаток доброты». Он пришёл в эту жизнь не вовремя. Прогадал со временем рождения. Получилось так, что он встретил войну в свои восемь лет. Но откуда мальчик мог знать, что такое случится? Что люди готовы убивать целые народы ради богатства и территорий? Конечно, Марк не знал, что такое произойдёт. Он был потерян, испуган, загнан в угол. Но его волновал один вопрос (на который мальчик так и не смог найти ответа) - как люди могут достичь такого прогресса в областях наук, изобрести тонны разного оружия, но не могут найти общий язык друг с другом и просто элементарно ценить жизни друг друга? Бёрнт также не понимал, за что люди ненавидят друг друга. Он испытал на собственном опыте проблему расизма (хотя сначала и не знал, что это такое). И отказывался понимать, что люди ненавидят друг друга просто так, за то, что кто-то на них не похож, за то, что он другой расы и другой веры. Первый раз Марк увидел Гидеона в школьном коридоре. Бёрнт точно знал, что мальчик младше его на год. Первое, что он понял после появления в их учебном заведении Фолкнера - нужно держаться от него подальше. Первое, о чём он подумал, увидев его: "Что этот еврейский мальчишка забыл в немецкой провинции, где царит дух ненависти?" Пока все остальные бегали по коридорам, восхваляя Гитлера, желая скорее отправиться на фронт, и, может быть, убить парочку русских, он читал свои книжки про птиц и всегда задумчиво и серьёзно смотрел из-под нахмуренных бровей. Но и его можно было понять. Ему было нелегко. Все без исключения в этом городе ненавидели евреев. А в период войны это лишь обострилось. Родители показывали свою открытую неприязнь, а довольные дети повторяли за ними. Они рисовали жёлтые звёзды на дверях, не задумываясь, кто и что скрывается за ними. Они жгли дома живых людей и готовы были плясать под хлопьями пепла, которые кружили в воздухе. В коридоре над Фолкнером все смеялись и показывали на него пальцем. Зелёные шкафчики, серый выцветший линолеум и большие стеклянные окна, встречающиеся везде, где только можно было, в самых необычных местах. Школьный коридор был своеобразным чистилищем, где можно было узнать истинный вид каждого. Дома ты являешься маминым любимчиком, а в школе издеваешься над младшеклассниками. Над мальчиком же смеялись открыто. Но Марк не был таким. Он не понимал, почему кто-то ненавидит человека просто за то, каким он родился (он же не выбирал этого). Иногда Бёрнт признавался самому себе, что скорее бы ненавидел Гитлера за то, что сейчас происходит в стране, но быстро прекращал эти мысли, страшась того, что будет, если отец об этом узнает. В такие моменты главный герой чувствовал себя каким-то неправильным. Но самое ужасное было в том, что почти все ненавидели Гидеона. А Марк желал с ним подружиться. Прекрасное солнечное утро. Но оно несовместимо с тем, что будет происходить сегодня. Холодный воздух режет лёгкие. Но зачем же Зак Бёрнт разбудил своего сына так рано? Это что, посвящение в ряды обожателей Гитлера? О нет, только не это. Не сейчас. И правда, зачем же отец разбудил своего сына в столь раннее время, сказал ему «одеться по-парадному и готовиться к походу на главную площадь»? Что замышляют нацисты? Мальчик этого не знал, а стоило бы. Всё утро Зак торопил его. Был каким-то чересчур нервным и напряжённым. В его движениях появилась истеричность. И правда, мистер Бёрнт, что вы задумали? Вам не кажется, что вы поступаете неправильно? Нет? Солнечный свет слепил глаза. Но чему же посвящены эти белые рубашки, пропахшие порошком? На это Марк также не знал ответа. Так много вопросов, а все ответы на них нужно искать самому. Семья быстро собралась у крыльца дома. Тихо шелестели деревья, дул свежий прохладный ветерок, ярко светило холодное солнце. Войны нет как таковой. Это люди её придумали, желая разбогатеть, идя на поводу у своих желаний. Конечно же, в сердце Бёрнта закралась тревога. Боязнь неожиданного и неожидаемого. Его словно хотели резко окунуть головой в ледяную воду, а потом сжечь. Мальчик рассеянно смотрел по сторонам и ждал отца с матерью. Вот они уже стоят на площади. Холодная серая плитка на земле, словно голое пространство. Фонарные столбы и здание управления. Всё вокруг потеряло цвет, стало каким-то серым и мрачным. Сплошной минимализм во всём. Деревья уже где-то вдали, но всё ещё слышен их шелест, они тоже выжидают. Вновь можно почувствовать себя совершенно одним перед Вселенной. Свободным от препятствий и преград. Собралось несколько десятков людей. Всех их Марк когда-то или довольно часто видел. Друзья отца, друзья матери, их знакомые или просто фанатики, желающие посвятить войне жизнь. В этом городке все жители знали друг друга. Солнце продолжало светить, желая сжечь всех людей на планете, чтобы воцарился вечный покой. Но было также холодно. Холод закрадывался в сердце. И вот Бёрнту стало страшно, когда все встали, ожидая чего-то. До этого люди бездумно копошились, беседовали о чём-то или просто ходили туда-сюда. Но не сейчас. Сейчас все остановились, замолчали. Отец похлопал сына по плечу, мол, "всё в порядке, ты молодец, просто подожди". Но Марк никогда не доверял ему. Суровому, но кто же не был суровым в военное время? Было в нём что-то угрюмое. Будто бы он ненавидел весь мир вокруг себя и стал радоваться войне. Тогда мальчику стало ещё страшнее. Почему отец пытается поддержать его? Что ему предстоит увидеть? Ему захотелось убежать. Убежать далеко-далеко, куда-нибудь в поле, забыв про войну и ненависть, забыв все те холодные мрачные лица, собрать букет полевых цветов, словно недостаточно ярких, а затем лежать на мягкой душистой траве и наблюдать за мирно плывущими облаками. Но нет, он не мог. Общество связало его и держит у себя на коротком поводке. Волнение съедало его изнутри. И почему же они так долго стоят? Чего они ждут? И тут началось представление. Марк никогда не забудет этот день. Это первое его серьёзное столкновение с ужасающей несправедливостью. Тогда он окончательно поймёт, что если люди смогли придумать такие ужасные вещи, то миру всегда будет недостаточно доброты. Потому что именно в этот момент на площадь, пустую и бессмысленную, вывели толпу людей, которые ценили свою веру. Военные в форме, словно специально выглаженной и отстиранной от крови невинных по такому поводу, вели людей, угрожая им автоматами. Но шли они так, словно это была их воля. С высоко поднятой головой. Словно они просто хотели поддержать свою веру, а не шли на мучения. Их вывели из здания ратуши и теперь вели к постаменту, который тут же поставили по такому поводу. Чтобы было лучше видно то, как люди сражаются за правоту, а остальные так жестоки к ним? Нет, чтобы наблюдать за пытками. Марк еле смог сдержать удивлённо-испуганный вздох и унять дрожь. На что же могут быть способны люди? Но люди продолжали идти, за ними внимательно наблюдали все, кто собрался на площади. Их выстроили в ряд, сопровождая "просьбы" руганью и «обзывательствами», а затем всё вновь резко прекратилось. Все остановились и замерли. Время перестало идти. Бёрнт пытался не выдавать волнения и смотрел в одну точку, всё в нём холодело, когда он задумывался о том, что будут делать с этими людьми. Он словно был в трансе, не желая ничего слышать и понимать. На глазах выступили слёзы. Мальчику было страшно. Возможно, так, как никогда в жизни. Он не заметил, как вся публика, словно по повиновению дирижёра, повторяла "Зиг Хайль", но они же на самом деле были фанатиками. Отец толкнул сына в плечо, тот поморщился, но ничего не ответил, продолжая стоять истуканом. Внутри у Марка словно всё застыло, он не мог даже пошевелиться от страха, лишь смаргивал слёзы. Зак нахмурился, но понял, что сейчас не время показывать семейные отношения всем окружающим, поэтому просто сжал тонкие губы и отошёл слегка в сторону от сына. Марк никому ничего не должен. Он первый раз присутствовал на подобном, но отец надеялся, что вскоре тот привыкнет и станет с удовольствием ходить на данные мероприятия. Но как же простой ребёнок, искренний и добрый, сможет привыкнуть к такому?! Марк всё продолжал смотреть куда-то себе под ноги, боясь пошевелиться. Уже началось действие. На счастье, сегодня только били плетью по спине, а затем отпускали восвояси. Все радовались, совсем не замечая, как евреи хромают и уходят, а их спины истекают кровью. Это же во имя Гитлера! Бёрнт изо всех сил старался не смотреть, со всей силы зажмуривал глаза и верил в то, что скоро он пропадёт, но слух у него никто не мог отобрать. Кому-то доставалось десять ударов, кому-то двадцать, всё зависело от настроения палача. И каждый удар он чувствовал, словно это избивали его. Марк вздрагивал от громких звуков и уже еле-еле держался, чтобы не упасть и не заплакать, чтобы не подбежать и самому не броситься на постамент, чтобы забыться, не слышать глухих вскриков. Он не вёл счёт времени, но то, сколько он стоял на площади, показалось ему бесконечностью. Время текло, а пытки не кончались. Хотя нет, конец близился. Бёрнт услышал, как палач кинул плеть на постамент и снова собиралось разразиться на все голоса "Зиг Хайль", но тут появилось какое-то беспокойство. Люди вновь закопошились. Военный приволок кого-то на главную площадь, бросил человека на постамент, а затем вновь отошёл. Марк услышал глухой хлопок тела о дерево и решил посмотреть, в первый и последний раз. И вот тут ему стало по-настоящему страшно. Это был Гидеон. Всегда аккуратный, но сейчас весь в пыли. Его родителей здесь не было. Кудрявый не боялся или же тщательно скрывал свой страх. В его глазах горел огонь праведного гнева. Бёрнт приложил руку ко рту и всё же охнул, но больше походил этот звук на глухой выстрел. Мальчик ужаснулся, широко раскрыв глаза. Но Фолкнер, с присущим ему достоинством, встал, поморщившись и скрывая боль. Он смотрел куда-то вверх. Выше людей. Даже вдаль. Словно думал о том, что где-то на другом материке есть другой еврейский мальчишка, но он в этот момент счастлив. Он стиснул губы, нахмурился и приготовился к самому худшему. Марк не мог дышать и весь стал зрением, одновременно гордясь своим знакомым и переживая за него больше, чем за весь мир и всю войну в целом. Он застыл, словно статуя, боясь вдохнуть. Палач с ухмылкой посмотрел на Гидеона. - Ну так что, ты пытался сбежать? Узнаю наглых евреев, - он усмехнулся, и по площади понеслись смешки. От перенапряжения в ушах у Марка зашумело. - Тогда пожалуй... Двадцать ударов. Выбьем из тебя эту дурь. Слова эхом пронеслись в ушах Бёрнта. Он сначала вновь впал в прострацию. - Как же вы можете? Он всего лишь ребёнок! Избейте тогда и меня вместе с ним! - мальчик не понял, как произнёс эти слова, но затем вновь последовала оглушительная тишина. Странно, но он даже ни разу не заикнулся, но почувствовал лишь облегчение. Ему было плевать, что его за такое могут просто расстрелять, проигнорировав значимость его отца. Но сегодня все были в подозрительно хорошем настроении. Палач рассмеялся и спрыгнул с постамента, бросив плеть куда-то в сторону. - Ну что же, давайте расходиться, господа. Пусть один безнаказанный еврей останется на душе Марка, - мужчина ещё раз громко рассмеялся, но толпа всё ещё была напряжена. В доказательство справедливости своих слов он прокричал "Зиг Хайль", а за ним уже постепенно стала повторять толпа. Действие закончилось. Люди постепенно стали расходиться, пусть и недовольными. Но Зак был явно разозлён поступком своего сына. Он уже был на грани, чтобы хорошенько не стукнуть сына прямо на площади, но взял себя в руки. Жена обеспокоенно посмотрела на него. - Марк, мы с тобой поговорим дома. А сейчас пообещай, что больше никогда так не поступишь. Ты меня понял? - холодно произнёс отец. Марк как-то отречённо кивнул, но лишь молча пообещал самому себе поступать так (по-хорошему) много, насколько будет возможно. В жизни и так слишком много плохого. Тогда Марк и понял вторую главную истину. Лучше поступать так, как чувствуешь нужным, в такие моменты нужно забывать обо всём том, как на это отреагирует общество. Если ты считаешь это нужным - делай. Особенно, если вопрос касается других людей. Если ты считаешь свой поступок на самом деле хорошим, то ты никогда не пожалеешь о содеянном, ведь это было совершено в первую очередь во благо другого человека, от чистого сердца. Нельзя считать себя мудрым или этичным, если ты позволяешь себе принижать или оскорблять других людей. А взрослые часто так и делают, забывая простые истины. Этичность и мудрость в первую очередь - это принятие общества в целом или личностей такими, какие они есть. Марк долго думал на эту тему, но пришёл к одному выводу. Лучше поступать так, как считаешь нужным, относиться ко всем с понимаем, чем идти на поводу у общества. Он проводил Гидеона взглядом, понимая, что именно этот поступок и станет причиной их будущей дружбы, а затем семья ушла с площади.