Наследник

– Мы не хотим с тобой играть. Захар слышит это не в первый раз. Но шумные кружки, в которые собираются дети в его деревеньке, манят его слишком сильно, завлекают разноцветными лентами, дразнят задорным смехом и песнями. Каждый раз он подходит, как завороженный, окидывает взглядом больших широко распахнутых глаз разложенные игрушки — и каждый раз смех стихает. – Мама говорит, с тобой нельзя играть, — хмурит тонкие бровки Маруся. Она старше Захара, выше, крупнее и от этого смелее остальных. Выступив вперед, она топает голой пяткой по пыльной дороге; стук глухой и совсем не страшный, но Захар хмурится и отступает. — Уходи! — вскрикивает Маша, сжимая маленькие кулачки. — Уходи! Захар давно уже не плачет от этих криков — только вжимает голову в плечи и, развернувшись, бежит обратно к дому. – Колдунье отродье! — несется ему вслед — в этот раз без камней. В доме тихо — дед ушел в лес по травы-ягоды. Теплый воздух напоен травяным ароматом, почти удушающе пахнет дерево, в желтом луче солнца пляшут пылинки. Захар, тяжело дыша, вытирает рукавом рубахи сухие глаза, шмыгает носом и садится прямо на горячий от солнца пол. Он не знает, что с ним; что-то душит, распирает изнутри, маленькое сердечко стучит часто-часто и будто растет, упираясь в стенки грудины. Захару так хочется… чего-то. Смеха. Игрушек. Переливающихся в ладонях разноцветными гранями камешков. Друзей. Но дед Савелий всегда хмур, его взгляд из-под кустистых бровей тяжел, голос тих и страшен — Захар не просит, как когда-то маму, его рассказывать сказки. Он не смеется, как будто боится громкого звука. И Захар тоже. – Хочешь поиграть? — вдруг слышит мальчик. Он поднимает голову и оглядывается. В избе никого. В темном углу паучок деловито заворачивает в паутину пойманную муху. Вьются, танцуют на солнечном луче пылинки. – Хочешь? — снова говорит кто-то. И Захару вдруг чудится, что вот этот солнечно-пыльный свет и говорит с ним — теплый, кисельно-вязкий… не страшный. Захар его совсем не боится почему-то. – Хочу… — тихо шепчет он.

***

Когда дед Савелий возвращается в свой дом на отшибе деревни с полной котомкой трав, его встречает радостный детский смех. Захар сидит на полу и, хохоча, хлопает в ладоши, растопырив маленькие пальчики, а перед ним, будто сами по себе, отплясывают маленькие соломенные человечки. Солнечный свет обвивает его, обнимает, сложившись вокруг кольцами огромной змеи, и пылинки в нем тянутся-тянутся, как в патоке. Хлопает дверь за спиной замершего колдуна; Захар вздрагивает. Оглянувшись, он затихает, улыбку будто стирает с его маленького личика, глаза становятся настороженными, как у зверька. Прыгавшие перед ним человечки рассыпаются соломой, и свет распутывает свои кольца, когда мальчик встает. Дед Савелий молча смотрит на него пару мгновений, потом опускает котомку наземь и проходит в горницу. Подойдя к Захару, он поднимает сухую, но все еще крепкую руку, и мальчик дергается, когда она тянется к нему — но узловатые жесткие пальцы только неожиданно нежно треплют его по коротким волосам. Колдун впервые за долгое время улыбается, обнимая прильнувшего к нему внука. И смотрит в угол — туда, где из темноты блестит на него глазами маленький волосатый домовой.