***
Яркий белоснежный свет проникает сквозь закрытые веки. В голове роится тысяча мыслей, среди которых одна пугает своей правдивостью и имеет место быть. Эта назойливая мысль о том, что он умер, и вокруг него уже стоят толпы ангелов в чистых одеяниях со светящимися над головами золотыми нимбами, не давала покоя, словно огромная муха залетевшая в помещении через распахнутое окно. А другая же мысль, со стороны его ещё здравомыслящей головы набатом отбивала в голове слова о том, что он всего лишь лежит на заснеженной поляне, окружённой голыми чёрными деревьями. Но ведь было тепло, где бы он не было здесь тепло и пахнет лекарствами, необычными мазями, новыми бинтами и слегка причудливым запахом хлорки. Слегка приоткрыв правый глаз, Коул осмотрел палату в которой находился. Он лежал на шершавых простынях, на самой простой больничной койке и вокруг него было множество белых аппаратов с красными и зелёными моргающими кнопками, прозрачное окно с маленькими пылинками на нём. В всё ещё затуманенный после долгого сна мозг поступила ненавязчивая мысль о том, что дышит он с трудом, словно кто-то давит на лекгие и не даёт сделать глоток свежего воздуха. Минута, осознание и рука уже тянется к маске, одним рывком он срывает её, возможно жалея об этом ведь моментально слышит громкий, противный звук исходящий по палате. Прислушавшись, Коул различает через писк топот бегущих ног и множество голосов, громыхание тележек.. В палату врывается врач и медсестра, нарушая загадочную тишину повисшую в воздухе. Видя его сидящего на койке, медсестра покидает палату, осторожно прикрывая за собой дверь, а доктор в этом время подходит к его койке и щёлкая кнопками на панеле медицинских приборов, интересуется состоянием парня. Спустя время за дверью становится слышен голос до боли знакомый и такой родной. Голос мамы. Она медленно входит в палату, с блестящими от слёз на щеках дорожками и словно неверя глазам, медленно находясь в прострации подходит к сыну. Они долго сидят, обнимаясь, и тихо вздыхая. Коул вдыхает её запах, такой приятный и близкий сердцу. Запах матери всё больше погружает его в атмосферу домашней уютной обстановки. В голове проскакивает мысль об отце, он вспоминает большие руки вечно испачканные чернилами и йодом, белоснежную улыбку, русые кудрявые волосы и лёгкую щетину на лице. Любовь и окружение родных - это всё, что сейчас нужно Коулу. Всё плохое позади. Раны, нанесённые любимым им человеком, вскоре заживут, но только вот боль в сердце никуда не денется и шрамы останутся, как напоминание о том, что любовь иногда может сыграть с тобой злую шутку. И сломанное запястье вновь срастётся, да вот только рисовать он более не сможет, да вот только превозмогая боль Коул будет рисовать, он будет пытаться, до тех пор пока в его сердце всё ещё живёт любовь к Гилберту Блайту.***
восемь месяцев спустя
Слёзы медленно бегут по щекам, оставляя за собой влажные дорожки, бледные пальцы сжимают карандаш. Альбомный лист всё такой же чистый, как снег девять месяцев назад на поляне усыпанной алыми звёздами. Девятая попытка нарисовать что-либо дрожащими руками и двадцать четвёртая попытка нарисовать не его. Коул не знает сколько это будет ещё продолжатся. Он не может перестать думать о нём, о его кудрях и чертовски эстетичных разбитых в кровь костяшек пальцев. Он снова поймал себя на мысли, что хочет нарисовать его. С тихим вздохом он убирает альбом в верхний ящик комода и выходит из комнаты. Серые тучи угрюмо нависли над городом, холодный ветер срывал пожелтевшие листья с веток деревьев и унасил их в даль. Прохожие спешили по своим делам, перепрыгивая лужи и держа на готове зонты. Высокий юноша с светлыми волосами убранными в одну сторонуя не спеша шёл по улицам города. Казалось, что его одетого в тонкую водолазку и светлые брюки, совершенно не пугала перспектива быть облитым водой из под колёс проносящихся мимо машин. Коул вышел на улице лишь для того, чтобы промозглый ветер вынес из его головы все не нужные мысли, но вот только он прогадал. Тревожная атмосфера на улице лишь больше сгустилась вокруг парня. Яркая вспышка озарила небо и повлекла за собой череду раскатов грома. Юноша поспешила в сторону небольшого навеса у дверей музея. Первая тяжёлая капля упала с неба и повлекла за собой остальные. Холодная вода лилась с неба вёдрами. Тонкая водолазка насквозь вымокла и прилипла к телу, позволяя увидеть шрамы на теле парня. Облокатившись на запертую деревянную дверь, Коул тихо вздохнул и прикрыл глаза. Вскоре послышались шаги бегущих по лужам ног и тяжёлое дыхание. Кто-то пристроился рядом с Маккензи под маленьким навесом. В нос ударил ярко выраженный запах духов и дорогих сигарет. Наморщив нос, юноша нахмурился, этот запах казался ему таким знакомым. Сердце парня пропустило удар и упало в пятки. Медленно приоткрыв глаза Коул увидел его. Он был таким же, как в тот морозный декабрьский день. С тёмных кудрей падали капли дождевой воды, а бледные руки выжимали промокшую чёрную толстовку. Казалось время словно остановилось. Пропустившее удар сердце забилось так сильно, что чудилось будто оно перекроет шум ливня. Язык так резко стал словно свинцовым, а глаза застлала пелена тумана, что Коул и не мог сообразить, что ему делать. Бежать? Бесполезно. Сделать вид, что не заметил/не узнал свой предмет воздыхания? Не прокатит. И так резко пустая голова наполнилась мыслями, пугающими и неприятными. Парня кидало из крайности в крайность. Воздуха стало не хватать, как тогда в больнице. Начав пятиться назад, он забыл, что платформа не велика и начал падать. Наверно хуже сценария и не придумаешь. Последние десять месяцев пронеслись перед глазами парня, старые раны отозвались фантомной болью, а сердце вновь проткнули острым мечом. Это конец, подумал Коул, определённо конец. Сильные руки аккуратно ухватили за талию и притянули к себе. Лицо обожгло горячим дыханием. Маккензи медленно открыл глаза и встретился с ним взглядом. Их лица находились так близко к друг другу, что ещё чуть-чуть и они бы столкнулись носами. Сейчас Коул мог сосчитать все веснушки на лице парня. Казалось время будто застыло, а небо разорилось, в надежде увидеть дальнейший исход событий. — Значит мне не показалось, — произнёс еле слышно Гилберт, — это правда ты, Коул. Ничего не ответив, Маккензи лишь зажмурился надеясь на то, что это всего лишь глупый сон. До жути абсурдная ситуация. — Коул? — Гилберт, — тихо всхлипнув, прошептал светловолосый. — Эй, ты чего, Коул? — Я.. Почему, ты, ведёшь себя так словно ничего не было? — Я не понимаю о чём ты. — Чего ты не понимаешь, Гилберт!? — крикнул Маккензи, отталкивая от себя кудрявого. — Разве не ты испоганил мне жизнь тогда, ты не помнишь, что произошло тогда в лесу? — Коул, давай поговорим спокойно. — Я не собираюсь разговаривать с тобой, урод, — понизив голос, сказал он, — я тебя любил, а ты поступил со мной так, я тебя и сейчас люблю.. Гилберт медленно двинулся у парню и обвив руки вокруг его талии, рывком притянул к себе. Обняв крепче, он не отпускал пытающегося выбраться из стальной хватки парня. — Послушай меня, Коул. — взял в руки лицо младшего и заглянул ему в глаза. — Я знаю, что ты не хочешь меня видеть, но знай я хочу извиниться перед тобой, я очень сильно оплошал тогда. Прости меня, я знаю, что не могу просить тебя об этом, но знай я правда очень сожалею о том, что сделал. — Г-гилберт, ты.. — Я знаю, что уже поздно об этом говорить, но я люблю тебя, я понял это не так давно и корю себя за это, — медленно сказал парень, — я пойму, если ты не захочешь быть с тем, кто испортил тебе жизнь, но я пытаюсь исправиться ради тебя, Коул. Мир остановился. И лишь деревья могли обсуждать между собой драму развернувшуюся на их глазах. Кристально-чистые слёзы побежали по щекам Маккензи. Словно не веря происходящему, он медленно потянулся ближе к кудрявому. Блайт приметив это маленькое, но столь значимое движение, притянул младшего к себе и заключил его в обьятия. — Гилберт, я люблю тебя. — А я люблю тебя, Коул, прости меня за всё, — прошептал на ухо, — могу ли я поцеловать тебя. Ответом ему был лишь слабый кивок. Аккуратно взяв его за подбородок, кудрявый склонился и мягко, словно боясь вспугнуть прикоснулся к его губам. Губы светловолосого были мягкие и тёплые. Маккензи лишь сжал его волосы на затылке, то что он хотел сделать так давно. От нехватки воздуха он преоткрыл рот, чем воспользовалься Блайт, углубляя поцелуй. Ощущать чужой горячий язык у себя во рту было странно, но ровно настолько насколько оно отличалось от его самых сокровенных фантазий. Обоим было плевать на то, что их могут увидеть случайные прохожие, в тот момент для них никого не существовало. Гилберт отстранился и глянул на светловолосого. — Спасибо тебе, Коул, — тихо сказал, — спасибо, что дал мне шанс, обещаю я не упущу его. На эти слова Маккензи лишь уткнулся парню в ключицу. Потихоньку тучи расползались, унося вместе с собой всё плохое, всё что было. Вышедшее на чистом небе яркое солнце озаряло окрестности и чистый лист бумаги с которого начиналась их история.