***
Мы смеялись. И даже немного плакали. Она — от счастья, зажмурившись, розовея щеками и улыбаясь. Я — от понимания того, что счастье это, может быть, окажется совсем недолгим, а вечером, вполне возможно, мы обе погибнем. Или, если сбудутся мои кошмары, умру только я, а бедная Мэйвис останется в одиночестве, одна на целом острове. Не знаю даже, что хуже — умереть, или остаться совсем одной? Я бы точно сошла с ума. Мы болтали о всяком разном: — А у тебя глаза красивые. Такие зелёные, как изумруды. И почему-то без зрачков… — У тебя тоже красивые, тёплые, как гречишный мёд. А у меня действительно зрачков нет? — Ага. Одна радужка сплошная. — Ой! Интересно, почему так… Обсуждали книги, город, школу, других членов нашей гильдии, их привычки и разные забавные случаи. Вспоминали родителей Багряной, которые были вовсе не багряными, а такими же блондинами, как она сама, и мою маму. Сидеть в обнимку было тепло, приятно и очень уютно. А потом мы уснули. Сначала Мэй, которой вообще редко удавалось нормально выспаться, учитывая тяжёлую работу с утра и допоздна. — Спи, подруга. Спи, — беззвучно, одними губами прошептала я. — Последние спокойные часы перед неизвестностью. И я не умру, ни за что не умру, я буду жить ради нас обеих! А затем заснула и я — сказались нервное напряжение и затянувшееся, выматывающее ожидание беды. И впервые за месяц мне ничего не снилось. Вообще ничего.Под деревом.
6 января 2020 г. в 19:00
— Сдаётся мне, в школе весело! — воображает себе школьную жизнь Мэйвис, сидя рядом со мной у подножия дерева.
— Когда как, — пожимаю плечами. — Но в целом — да. Хотя кое-кто из учителей — такие вредные зануды…
— Хотелось бы и мне туда ходить, — мечтательно вздыхает Мэй. Ну, всё с ней ясно: Багряная по уши влюбилась.
Влюбилась в библиотеку и учебники.
— Я поговорю с папой, и, может, он разрешит. Вдвоём будем учиться, вместе делать уроки, так проще и веселее, — предлагаю я, старательно отгоняя мрачную мысль о том, что сперва надо бы сегодняшнюю ночь пережить. Причём не только нам с ней. Эх, ну почему девчонки не согласились пойти с нами?! И почему взрослые не поверили мне?!
Плохо, очень плохо. За месяц я не смогла сделать ни-че-го. Разве что сама спасусь, и то… вилами по воде писано.
— Было бы здорово! — Мэйвис преисполнена воодушевлением. Везёт же ей: ничего не знает, и ни о чём не переживает. — Учиться, читать книги, узнавать много нового…
— Ки! — внезапно пищит бельчонок, привлекая к себе наше внимание. Рядом с ним сидит взрослая белочка леопардового окраса. Длинные заячьи уши, глазки-пуговки… Милашка!
— Ой! За тобой мама пришла? — удивлённо спрашивает у детёныша Мэй.
— Ки! Ки! — отвечает тот.
— Ну, тогда — пока! — тепло улыбаясь, прощается с малышом Мэйвис, и оба зверька, будто поняв её, большими прыжками направляются в лес.
— Я же говорила, что мы её обязательно встретим, — улыбаюсь я.
Никогда не была раньше тут, но мне здесь нравится. Даже очень.
Утёс, на вершине которого мы устроились, напоминает голову тигриного волка, воющего на луну. И прямо на самом кончике каменного «носа» оскаленной пасти — наше дерево.
А мой обед Мэй так и не съела тогда в библиотеке, поскольку воспользовалась случаем, чтобы вдоволь насытиться знаниями — там я её и нашла после уроков, обложившуюся целой крепостной стеной из книг. Поэтому мы съели его вдвоём, уже здесь. Было вкусно.
А что сейчас творится дома?
Без труда могу представить себе суету, которая воцарилась в гильдии и во всём городке, когда я не вернулась из школы. Папка наверняка всех до единого на ноги поднял, вооружил и погнал в лес на поиски — а вдруг меня похитили?! Или съели дикие звери?! Уже три часа, как я должна была вернуться.
Ну, хоть так. Надеюсь, теперь-то они вовремя заметят высадившихся на берег врагов, и неожиданного нападения у тех уже не получится, а значит, у нашей Красной Ящерицы появится шанс выстоять, победить!
Почему, ну почему мне раньше не пришёл в голову такой очевидный путь? Я бы давно уже опробовала его во сне, и сейчас не сидела бы, словно на иголках, гадая, получится ли спасти…
Ай!
Муравьи ничуть не лучше иголок. Даже хуже: большие, рыжие и кусачие чудовища-солдаты, вооружённые огромными изогнутыми, как ятаганы, челюстями, беззвучно крадущиеся по одежде, чтобы неожиданно нанести удар; они очень больно кусаются. Вцепится такой муравей-воин, как бойцовый пёс, мне в руку и висит, жуёт себе потихоньку.
Кыш отсюда!
Вот чем я ему помешала?
А Багряную не кусают. Её, наверное, и саблезубый медведь не тронет — любят её звери.
Кстати, о ней.
— Слушай, — нерешительно начинаю я, вспомнив, как спрашивала её во снах, когда Мэй в очередной раз вытаскивала меня из погибающего города, вот только ответа уже не слышала: сон заканчивался в тот момент, когда я теряла сознание, умирая от потери крови, — а мы… могли бы подружиться?
Она замирает.
— Подружиться? — переспрашивает растерянно. Затем, несколько мгновений спустя, резко развернувшись ко мне, улыбаясь от уха до уха и зачем-то зажмурившись, решительно кивает. — Да!
Мы обнимаемся. Прижимаю её к себе.
— А можно я буду называть тебя — Мэй?
— Конечно! А я тебя… а твоё имя не сократишь, оно и так слишком короткое! Не честно!