~*~
Мальчик сказал мне: «Как это больно!» И мальчика очень жаль. Ещё так недавно он был довольным И только слыхал про печаль. А теперь он знает всё не хуже Мудрых и старых вас. Потускнели и, кажется, стали уже Зрачки ослепительных глаз. Я знаю: он с болью своей не сладит, С горькой болью первой любви. Как беспомощно, жадно и жарко гладит Холодные руки мои.~*~
Юный Глеб тихо сидел за школьной партой, третьей по счёту, почти по середине класса, украдкой поглядывая вперёд, сквозь свои объёмные увесистые очки, на соседний ряд, расположенный слева, ближе к белым высоким стандартным окнам, уходящим от подоконников к гардинам и лампам, прикрепленным на недосягаемом потолке. Однако интересовали его совсем не они. И не столь живописный осенний вид, который ныне виднелся за окнами. Среди ребят и девчат, облаченных в однотипную форму, его внимание привлекла одна особа, у которой были насыщенные чёрные густые волосы, что непрестанно лоснились по хрупкой спине, словно длинный шарф, исходя из высокого хвостика, украшенного пышным, слегка прозрачным, бантиком. Её ресницы чуть трепетали, то резко опускаясь вниз, к клетчатой тетради, придерживаемой маленькой рукой, что-то записывая, стройными витиеватыми цифрами и буквами, затем очи внезапно взлётали вверх, возвращаясь к доске, что-то сверяя и запоминая, анализируя, чтобы не оплошать при незапланированном вопросе учителя или при готовке домашнего задания. Наш герой не хотел обращать должного внимания на то, что предстало в виде меловой записи на широкой зелёной доске, ему было вовсе не до этого. Посчитал, что гораздо важнее отчётливо запомнить эмоции и движения своей любимой, запечатлеть их надолго. Ведь предстоял заслуженный выходной, коль завтра наступит воскресенье. Размеренным темпом длился последний урок. После заливистого громкого сигнала многие разбегутся по домам, или по гостям, или просто пойдут куда-то — гулять, сновать по улицам небольшого городка, — а некоторые отправятся с родственниками в Свердловск, чтобы совершить запланированные необходимые покупки или посетить культурные мероприятия. Раздался звонок. Кто-то из учеников ждал его с нескрываемым нетерпением, поэтому еле сдерживал себя на месте, пока учитель диктовал задания, которые беспрекословно следовало выполнить к понедельнику. И таких непосед оказалось большинство, они быстренько запихнули учебники, тетради, дневники и канцелярские принадлежности в собственные портфели. Попрощавшись с педагогом, понеслись по постепенно заполняющемуся коридору, бойко спустились по извилистой лестнице, прямиком в заветную раздевалку. Забрав с крючков, облачившись в свои "обмундирования", продолжили свой путь, отныне пролегающий уже вне стен здания — беспрепятственно вырвались наружу. Однако Глеб почти никогда не следовал за преобладающим большинством, так как находились какие-то значимые причины, чтобы желать абсолютно иного. Он был стеснительным, поэтому не старался выделяться намеренно, конечно, но и не собирался подавлять задатки чего-то внутри себя. Хотя, безусловно, приходилось и ранее преодолевать какие-то незримые барьеры, которые формировало общество; например, некие запреты на литературные или музыкальные произведения, направления, которые ему необычайно нравились, приносили недюжинное вдохновение, формировали его сознание. Он заметил, что объект его наблюдения замешкался. Собрав всю свою волю в кулак, решился предложить помощь, как настоящий молодой мужчина должен обращаться с дамой сердца, как джентльмен. И понимал, безусловно, что надо же как-то начинать разговор, прямые ухаживания когда-нибудь должны иметь место быть, должны свершиться по его инициативе, а ей предстоит решать дальнейшее развитие. Что позволит, что не позволит. Настаивать не собирается, если получит отказ. — Привет, Даша! Могу чем-то помочь тебе? — он старался звучать уверенно и чётко, но голос от волнения стал заметно тише в конце фразы, как некстати. Девчушка захлопала ресницами, повернув голову, чтобы внимательно посмотреть, распознать откуда взялась такая забота. Направила пристальный взор сквозь прозрачные очки, которыми были скрыты серо-голубые глаза галантного мальчишки. Встретив в нём непрерывно борющиеся за временное лидерство противоположные характеристики, уверенность и смущение, кокетливо отвела взор, слегка улыбнувшись. Не могла сказать точно и доподлинно, но предположительно уловила, что он подошёл не только из товарищеского чувства, а более из романтического. — Нет, я сама смогу сложить всё, но спасибо, это очень любезно с твоей стороны, — оказалась весьма удивлена, что к ней обратился одноклассник, который прежде не проявлял особого интереса, никак не пытался подружиться. На самом деле, интерес возник давно, просто неспеша рос и взрос, превращаясь в плотный комок заряженных чувств, который стал вырываться наружу, исходя прямо изнутри, Самойлов не мог его больше сдерживать. Поэтому решился сделать первый шаг. Наконец-то. Даже если не получится ничего путного из этого, попытаться стоило ведь, так он себя убедил! — Понятно. Давай тогда помогу донести до дома портфель, сегодня тяжёлый, девочке негоже самой такой носить груз, — не сдавался мальчик. — Извини, Глеб, я ценю, что ты хочешь помочь, правда, но... — она замялась, замолкла на несколько секунд, задумчиво прикусив нижнюю губу. Собеседник невольно обратил на это внимание, отчаянно желая испытать на себе прикосновение её пышных алых губ. Поморщившись, решилась продолжить прерванную ранее мысль: — Но я не могу. Пашка уже меня провожает сегодня, как и в прошлые дни делал. — Ничего страшного, раз он первый предложил, а ты согласилась, то его право, конечно, — поэт быстро попытался заверить, сопроводив свои слова кивком. То ли себя, то ли её, даже не может сказать, кого же больше надо было заверить в непоколебимой правильности положения в тот момент. — Глеб, извини, пожалуйста, — та повторилась, внезапно взяв его руку, осторожно поместив в свою. Она была холодна, на бледном лице застыло поникшее выражение. На миг даже показалось, что карие глаза покрылись корочкой льда. Прекрасна, но невероятно холодна. А ему вовсе не позволено её согреть, отчего и сам теперь стал невольно и стремительно мёрзнуть. Он отпрянул, резко вырвав свою руку, чтобы не примёрзнуть окончательно и бесповоротно, ведь иначе уже никак не сможет разъединить. — Даша, не беспокойся, — мальчик огляделся вокруг, словно проверяя что-то, — вон Пашка тебя уже ждёт у двери, желаю вам хорошего дня. До встречи в понедельник! Самойлов поспешно собрался уходить, однако был задержан. Знакомая женская рука властно легла на его плечо, вполне ощутимо сквозь тёмную ткань, разделящую их кожные покровы, сдавливавала податливую плоть, давая понять, что разговор не достиг своего истинного окончания. Следовало продолжение. — Пойдём вместе с нами! — предложила красавица; её взор наполнила возникшая надежда, что искрила в глубине, отгоняя льдинки, возвращая привычный карий оттенок. — Если Паша не против, то пойду, — чуть поразмыслив, он поставил встречное условие, кажущееся самым верным в этой непростой ситуации. Выжидающе взирал на указанного парня. Тот подтвердил, что тотчас принесло облегчение. В итоге Глеб всё-таки помог ей сложить в портфель необходимые предметы, а Павел, как и следовало по изначальному договору, нёс поклажу. Дарья была окружена вниманием со всех сторон. Накинув курточки и замотав шерстяные шарфы вокруг шеи, натянув пониже, чтобы скрыть и поберечь ушки, шапки, покинули государственное здание. Их встретил неприветливый ветер и криво падающий снег. Дорога оказалась весьма радостной сначала, они что-то оживлённо втроём обсуждали, перескакивая с школьной темы на обыденную, даже домашнюю или делились планами на то, как бы хотели провести завтра. Конечно, в составленные заранее мечтательные расписания могли вмешаться родители, внести коррективы, впрочем, могли и вовсе разрушить до самого основания, но такова уж реальность. Надо уважать решения семейства, даже если не всегда всё происходит гладко. Мимолётно эта невероятная лёгкость и радость исчезли куда-то. Растаяли так нечаянно и быстро, словно хрупкий элегантный снег, достигший соприкосновения с чем-то или кем-то. А причиной этому послужило одно эмоциональное происшествие — поцелуй. Нет, к сожалению, не Глеба и Даши, хотя такое могло быть вполне. Логично ведь, исходя из вышеизложенных обстоятельств. Если бы не вмешался излишне настырный Паша... Это он собственноручно, точнее собственногубно, нарушил созданную идиллию, когда потянулся ближе, чтобы оставить памятный знак на прощание. Или таким образом просто захотел её пометить, чтобы соперники сразу знали, что его добыча. Однако она совсем не была его добычей ещё, на самом деле... Женская особа зардела, ничего не ответив, попыталась скрыться побыстрее в подъезде. Напоследок бросив виноватый взгляд проводившему её поэту, словно ей было изрядно стыдно за то, что тому пришлось лицезреть такое странное представление. Непосредственно. Однако Самойлов понимал, что не имел права ничего ждать от неё, также не имел права встревать в чужой зарождающийся роман. Только отнюдь он не знал, что Дарья была бы не против, если бы этот нелепый роман так и завял, вточь растение на корню, не успев распахнуть величавый бутон, коль её выбор пал на другого, возникшего сегодня ухажера, который настолько стремительно овладевал её сознанием и даже частично завладевал непостоянным сердцем. Она осознала, что мало чего знала про сего скромного мальчишку, лишь слагала своё поверхностное впечатление с его ответов на вопросы учителей, а оказалось, что он весьма интересен как личность, если общаться с ним доверительно самой, без посредников. Ей захотелось попытаться разгадать, какой же он есть настоящий, какой мир распахнулся внутри его кучерявой головы. Для этого потребовалось бы определённое время. А его иногда так и не хватает в жизни... Вот и сейчас она наблюдала в оконный проём за тем, как удалялись дальше и дальше по улице стройные фигуры, стоя в пролёте, меж этажей, не решаясь зайти в квартиру.***
Через двадцать минут. Глеб пришёл домой встревоженный, Вадим его учтиво встретил в коридоре, пока не имея точного понятия, почему такое настроение имеет сегодня родной. Безмолвно проследил за тем, как младший сорвал с себя полосатую шапку, из которой показалась взъерошенная шевелюра, затем размотал длинный вязанный шарф, освобождая шею, покрытую небольшими тёмными родинками, чтобы избавиться от накатившего удушья. Его грудная клетка вздымалась, наполняясь необходимой дозой кислорода, и опускалась, нервно выдыхая, выпуская незримое содержимое из лёгких, тщетно пытаясь нормировать дыхание. Только это вовсе не получалось сделать сразу, потребовалось несколько попыток. Портфель небрежно рухнул на пол, в сопровождении характерного глухого звука, который давал приблизительное представление о весе содержимого. — Глебка, что с тобой случилось? — волнуясь, спросил старший, не в силах больше теряться в догадках. — Вадь, давай не сейчас, — попытался отложить на неопределенный срок свой ответ вошедший, направив предупреждающий грозный взгляд, словно настороженный зверь перед прыжком. — Нет, давай сейчас, прямо здесь разъясни мне, — настаивал Вадим, подойдя поближе, преграждая путь в комнату или ванную, заслоняя собой возможность скрыться. Младший замер на мгновение, раздумывая, как же выкрутиться, выбраться из возникшей западни. Внезапно возникло непреодолимое желание сравнить кое-что, посему немедленно схватил руку, на что собеседник вполне спокойно отреагировал. Мол, раз решил взять эту часть тела для разъяснения, значит именно так и надо, чтобы стало ясно. В некоторые моменты гораздо проще выразить иным способом нечто — прикосновением, взглядом, движением, позой или как-то ещё, чем потратить кучу времени на обычное. Не только слова имеют значение. Иногда осязанием или иными органами чувств можно получить даже более полезную и достоверную информацию. — Вот. Ты ведь очень тёплый! Почему тогда она такая холодная? — задавая вопрос в никуда, воскликнул он. — Ты про девочку какую-то? Тебе отказала, когда ты пытался позвать на свидание, или в чём-то ещё отказала? Неважно, впрочем, — распознал молодой человек. — Забудь про неё, другая будет относиться иначе. Я верю в это. Она согреет тебя настолько, что даже сгоришь дотла. Просто ещё не встретил её, надо подождать. — А вдруг я сам излишне замёрзну, пока жду её? — голос Глеба наполнился бодростью, но не смог полностью выкорчевать некое сомнение, что изнутри гложет, омрачняет настрой. — Я не дам замёрзнуть! Не позволяй беспокойству овладеть тобой. Безусловно, буду согревать тебя, — пообещал тот, вселяя уверенность в родного человека. Для насущного эффекта, абсолютно бескорыстно и заботливо, решил обнять его, одновременно весьма крепко и нежно, прижимая близко-близко к собственному туловищу, сокращая расстояние до минимума, до миллиметров. И такая близость не смущала, наоборот, дарила приятные ощущения, что разливались упругими волнами по всему телу. — Спасибо. А я тебя тогда тоже буду, взаимно, — поддержал юноша данную инициативу, не оттолкнул. Раздалась трель, нарушив сей трогательный момент, Вадик вынужденно разомкнул объятия и пошёл отвечать. Выяснилось, что некая девушка просила разрешения поговорить с Глебом, чему не стал препятствовать, несомненно, передал послание. Тот, взяв трубку, узнал голос. ___