I'm Okay, You're Okay (He's Kind Of Weird) — Original Flavor

      Хэй, мы только познакомились, и кто-то может сказать, что я ненормальный, но, может, ты запишешь мой номер, и мы проведём вместе всю нашу жизнь, окей?

***

      Джон встретил Джима на уроке биологии, когда класс делили на пары — по графику у них было препарирование лягушек. И хотя учебный год только начался — прошел месяц с начала занятий — Джон был уверен, что видел этого парня впервые. Он выглядел младше своих одноклассников, и когда сказал пятнадцатилетнему Джону: «Мне тринадцать», — это многое объяснило. Он был новеньким.       — Не знаю, зачем они сунули меня сюда, — жаловался Джим, — я должен быть в старших классах, а не сидеть здесь и заниматься ЭТИМ.       Джон не возражал, чтобы Джим был лидером их команды, поэтому тот со знанием дела говорил ему что нужно делать.       — Поставь булавку сюда — да. Теперь, держи это. Прямо туда — нет, ТУДА. Правильно, так. Хорошо.       Они закончили быстрее всех в классе и теперь болтали ногами в неловкой тишине. Джим вздыхал, бормотал, издавал непонятные звуки, барабанил пальцами по столу, тыкал своим карандашом в лягушку. Казалось, он вообще не способен спокойно и молча сидеть.       — Ты не похож на остальных кретинов, — заметил Джим.       Это был сомнительный (больше оскорбительный) комплимент, но Джон всё равно рассмеялся.       — Спасибо, я думаю? Мне подобного ещё никто не говорил.       Джим окинул его быстрым сканирующим взглядом.       — Это правда. Ты не мог услышать такого от своего отца. Он еще больший идиот, чем твоя сестра. Только то, что они старше, не значит, что они умнее.       Джон был озадачен.       — Ты… они… Как ты узнал что у меня есть сестра?       Он чувствовал себя странно: неправильно, что кто-то говорит о его доме, о его отце или сестре. Потому что никто не знал о его семье ничего. Джон ходил в школу, обедал с друзьями, сидел с ними в классе и играл с ними на спортивной площадке, но нельзя было сказать, что они все — закадычные друзья. Между ними всегда был барьер, образованный запретными темами, такими как: где он живёт, чем занимается вне школы, и почему никто не бывал у него в гостях. Друзья считали его снобом, но принимали это.       Джим выглядел удивленным: Джон не был злым.       — Хочешь, чтобы я рассказал?       — Да, — пожал плечами Джон, — поэтому я и спросил, разве нет?       Джим выпрямился на своем стуле и полностью повернулся к Джону, вмиг став серьёзным. Он больше не выглядел тринадцатилетним пацанёнком, он казался старше и солиднее всех, кто сейчас был в классе, разумеется, включая Джона.       — Твой рюкзак, дай мне его. Здесь есть обесцвеченные участки, потому что ты сорвал с них наклейки, большинство из них в форме цветов. С левой стороны есть пара звезд, которые ты пытался закрасить черным маркером, потому что они тебе не подходят. Можно предположить, что ты наклеивал их, когда был младше, но ты не похож на любителя цветочков и звездочек. Прибавить к этому общую потрепанность рюкзака, и выходит, что ты мог его получить от старшего ребёнка в семье, например, от сестры. Значит, у тебя есть старшая сестра, верно?       — Да, — пристально глядя на него, ответил Джон.       Джим усмехнулся.       — Плюс, я видел тебя в холле с девушкой старше тебя, — хихикнул он. — Ты можешь сказать, что вы просто болтали, но я видел её, — Джим поднял палец. — У неё походка уверенного в себе человека, её голова всегда высоко поднята, она выглядит почти агрессивно. Ты, с другой стороны, ходишь, ссутулившись, предпочитаешь смотреть в пол, а не на людей. Когда учитель сказал тебе, чтобы ты сел со мной, ты выглядел так, словно тебя наказали. Ты слишком стараешься всем угодить и относишься к людям лучше, чем они заслуживают. Знаешь, что я ещё увидел?       — Что?       — Ты натягиваешь свои рукава, чтобы они закрывали твои руки, но когда ты возился с лягушачей кожей, рукав задрался, и я увидел синяк.       Теперь Джон ощетинился. Его плечи поднялись, а грудь сжалась, так что это выглядело довольно странно.       — Это… это просто…       —Заткнись, — приказал тринадцатилетка. Джон послушно закрыл свой рот. — Ты здоровый и в целом очень подвижный. Большинство людей решат, что ты просто где-нибудь упал. Но это невозможно. Потому что это выглядит так, словно взрослый мужчина схватил тебя за руку и толкнул вниз. Меня часто били в прошлой школе — я знаю, как это выглядит.       — Почему тебя били? — встревожено перебил Джон.       — Потому что я умнее их, конечно же. Людям не нравится, когда ты младше, но превосходишь их, или когда ты знаешь и говоришь о них что-то, даже если это что-то до ужаса очевидное. Что-то похожее на «твой отец уронил тебя на пол и, судя по твоему поведению, начал бить в живот». Или что-то типа: твоя сестра не пыталась его остановить, что делает её отвратительной сестрой. Она старшая — она должна пытаться защищать тебя. Но вместо этого она просто стоит и даёт этому происходить. — Джим чуть склонил голову и гораздо тише добавил: — Возможно, она даже одобряет это.       Джон не мог дышать. Он резко отодвинулся от парня, который продолжал пристально смотреть на него. Джон буквально чувствовал, как эти огромные чёрные глаза сверлят его, он был уверен: Джим может видеть его душу. Это было что-то немыслимое, что-то близкое к религиозному опыту, когда священник погружает в транс других людей. Джон не мог поверить, что кто-то знает. Это было ужасно. Он чувствовал страх, что кто-то знает. Он был счастлив от того, что наконец-то кто-то знает.       — Также я знаю, что ты лучше них. Синяк говорит о том, что ты пытался бороться, даже зная, что тебе не победить. Ты всё время сражаешься, ты никогда не останавливаешься. И ты не собираешься подойти и надрать мне зад, как другие, за то, что я сказал. И это, на самом деле, удивительно. Я был уверен, что ты врежешь мне и заставишь замолчать. Думаю, так как я младше, ты хотел меня запугать, когда я сказал «Твой отец — идиот». Потому что это так «по-мужски», но на самом деле это было… — Джон буквально слышал, пренебрежение в его голосе. — В общем, такие дела.       Они опять замолчали. Джон пытался переварить всё, Джим продолжал смотреть на него. Кто-то действительно знал. Кто-то думал, что Джон лучше всего этого? (Черт возьми, он даже не думал о том, что когда-нибудь кто-нибудь узнает обо всём, что с ним происходит, потому что он не мог сказать ни слова об этом. Он пытался. Каждый раз, когда он хотел сказать, то чувствовал себя немым, но теперь — теперь наконец-то кто-то узнал об этом.) Появился кто-то, кто знал, но не считал Джона ничтожеством. Кто узнал, что его главная проблема — причина его синяков — его отец…       — Эй, — Джим потыкал в его плечо карандашом. — Хэ-э-э-э-эй. Я сломал тебя или что?       Джон повернулся к нему, и первое, что вырвалось из его рта, было:       — Если кто-нибудь здесь попытается тебя ударить, ты просто говоришь это мне.       Теперь Джим был тем, кто отклонился назад. Он растеряно моргал своими черными глазами, а затем счастливо улыбнулся. Лучезарная, потрясающая улыбка, из-за которой казалось, что Джим начал светиться, Джон даже наклонился чуть ближе, чтобы получше рассмотреть. Это был свет, который шёл от самого сердца и если бы Джон только мог, он обязательно нарисовал бы его.       — Никто никогда… — Джим положил ладонь на руку Джона, прямо на то место, в которое тыкал карандашом. — Спасибо. Это… спасибо тебе.       Место, где они соприкасались, обожгло огнём, словно это было внутреннее пламя Джима, которое достигло Джона сквозь одежду.       — В любое время, — сказал он, именно это имея в ввиду.