***
— Мистер Хорн? Через небольшую щель между дверью и косяком видно старческое лицо, уж какое-то слишком сморщенное даже для семидесяти двух лет. На нём застиранный халат, а из квартиры несет подгорелым. Цепочку с двери обладатель сморщенного лица не снял. — А кто спрашивает? — Меня зовут Шарлотта Гарднер. Я журналистка и… — закончить Чарли не дает ворчливый голос. — Давно я вас не видел. Последнее время все псевдожурналисты пытаются у меня что-то украсть. Можете убираться отсюда. — Но… Мужчина закрыл дверь перед её носом. И пока она не успела подумать, накрутить себя и уйти ни с чем, Чарли повысила голос, чтобы Джерри Хорн её услышал: — Я правда журналистка. Я не работаю ни в каком издательстве, пишу для себя. О том, что нравится. Сейчас я работаю над небольшим проектом. Хочу поговорить с несколькими людьми с совершенно разными историями, из разных слоев, чтобы… — Чарли резко замолчала. Она не знала зачем. С той стороны было тихо. Мужчина слушал её. Пока она говорила, за дверью не раздалось ни звука, а когда Джерри открывал дверь, она обратила внимание, что пол в прихожей сильно скрипит. — Интересно, — единственное, что раздалось в ответ. — Могло бы быть. Если бы вы действительно собирались написать это. Просто так сдаваться второй раз не хотелось: — Да послушайте же… — но Чарли вновь была прервана. На этот раз гораздо более дружелюбным голосом. — О, так тот, кого вы искали, — мой сосед мистер Хорн. Я не знал. Чарли повернула голову на звук. Снова он. Артур Флек с пакетом из магазина в руках. Снова отчего-то улыбается во весь рот. — Здравствуйте, — больше в голову ничего не пришло. Периферийным зрением она увидела шевеление сбоку: вновь возникли щель между дверью и косяком и сморщенное лицо в ней. — Ты её знаешь, Артур? — Да, она моя знакомая, — мужчина подошёл чуть ближе. Уже можно называть человека знакомым, если говорил с ним от силы две минуты? Впрочем, на Джерри это, кажется, работает. — И что, она правда журналистка? — в его голосе был оттенок нескрываемого скепсиса. Она с мольбой посмотрела на Артура. Чарли ему упоминала про интервью, но он не мог быть уверенным. Да и мало ли для чего берут интервью. — Правда. Её даже публиковали в «Готэм таймс», — точное попадание. Но газета ежедневная и самая популярная. — Не могу сказать, что я тебе особо доверяю, Флек, но ты хотя бы не орешь по ночам, не включаешь телевизор на всю и не стреляешь, когда у тебя плохое настроение, — ворчит Джерри и на какое-то время словно задумывается. — Теперь я меньше боюсь, что она вынесет из моего дома телевизор, но она всё ещё журналистка. Журналистов я не люблю чуть меньше, чем воров. — Независимая журналистка! — поправляет Чарли и думает, что сам Джерри Хорн когда-то был журналистом. — Все так говорят, как вас там? — Шарлотта Гарднер. — Так вот, все так говорят, мисс Гарднер. Пока не получают хорошее предложение. — Чарли не меняется в лице и смотрит на него в упор. Джерри наблюдает в ответ и как будто хочет что-то прочитать в её глазах, найти ответ. И видимо, ему это удаётся, потому что через какое-то время он, хмурясь, снимает наконец цепочку, открывает дверь и идёт на кухню. Чарли облегченно выдыхает. Первая маленькая победа. — Дверь за собой потом закройте! — раздаётся из глубины квартиры. — Минутку! — Чарли оборачивается к Артуру. — Спасибо вам. Я даже не знаю, как вас отблагодарить. — Ничего не нужно, — слишком искренне, чтобы быть ложью. — Я правда журналистка, если хотите знать. Не официально, конечно, то есть нигде не работаю, но иногда пишу для всяких газет. — Было бы неплохо, если бы в старших классах детей отправляли в концлагерь на неделю, чтобы они увидели, на что способен человек. Чарли открыла рот от удивления. — Это же ведь я писала, — она усмехнулась на выдохе. — Как вы..? — Я всё не мог вспомнить, откуда мне знакомо ваше имя, — Артур снова улыбнулся. И это казалось уже его привычным выражением лица. — Но я печатала ту статью, наверное, год назад, — Чарли была всё ещё удивлена. Её впервые узнали как журналиста. И совершенно случайно. — Восемь месяц назад. Я нашёл выпуск. Чарли опустила голову. Ситуация вызывала радость, шок, даже подозрение — и всё это одновременно. В голове крутилось — как? Неужели он запомнил эту её статью в «Готэм таймс»? Читал ли Артур что-то ещё её пера или феноменально зафиксировал имя после прочтения единственной? А вдруг он вообще целый вечер сидел и рылся в старых газетах, пытаясь найти, где же видел имя Шарлотта Гарднер. Это было настолько неожиданно, что выбило из колеи. Давненько Чарли не испытывала даже маленьких потрясений. — Ладно, — она как можно беззаботнее подняла на него взгляд и широко улыбнулась. — Вы меня поразили. Но знаете, та статья была слишком мизантропической даже для меня. И её напечатали в «Готэм таймс» лишь потому, что им нужна видимость оппозиции. — Но ведь напечатали, — ободряюще ответит Артур. — Мне пора, скоро начнётся шоу Франклина Мюррея. Не хочу пропустить. — Вы смотрите его шоу? — Да. Это мое любимое шоу, — живо закивал Артур. — Всегда думала, что это дурацкая несмешная программа. — О, вы, наверное, не смотрели никогда выпуск полностью. Это очень хорошее и весёлое шоу, — в голосе звучат преданность и восхищение. Что ж, частично он прав. Чарли никогда не смотрела шоу Мюррея целиком. Так, кусочки, которые её особо не впечатлили, но быть может, стоит на досуге дать ему второй шанс. — Я тоже комик, кстати. Стендап-комик. Чарли удивляется в третий раз. Слишком часто для пяти минут. По правде говоря, Артур не выглядит как удачливый комик, хотя бы потому, что живет в этой дыре. — Это здорово. Что ж, тогда не буду задерживать ваше свидание с Франклином Мюрреем. Ещё раз спасибо. Артур кивает и идёт к двери. Соседней рядом с той, возле которой стоит Чарли. Какое удачное совпадение, что она встретила его тогда у лифта. Мужчина вставляет ключ и вдруг замирает. — А вы теперь точно не боитесь идти к мистеру Хорну? У меня есть пистолет, если что. — Знаете, если в будущем захотите убедить кого-то в своих добрых намерениях, не упоминайте про пистолет, — Чарли смеется, думая, что это странная шутка. А может, у неё плохое чувство юмора. Ведь Артур стендап-комик, заставлять людей улыбаться — его профессия. — Он ворчливый, но он просто старик на пенсии. Спасибо. Артур проворачивает ключ, и Чарли неожиданно даже для себя говорит: — Слушайте, я не знаю, как вас отблагодарить, но кажется, у меня есть идея. В воскресенье будет премьера «Короля Лира» в Готэмском театре. Я работаю там и у меня есть лишний билет. Так что если вы хотите, то… — Чарли пожимает плечами и ждёт его реакции. — С удовольствием, — Артур отвечает без промедления. — Отлично. Спектакль начнётся в семь. И… спасибо, — Чарли улыбается и закусывает губу, потому что благодарит уже в какой раз, но просто не знает, что ещё можно сказать незнакомому человеку. Ах да, они же теперь «знакомые». — Я ничего не сделал. Мистер Хорн всё равно поворчал бы для виду и пустил вас. Как он мог не поверить, ведь вы очень красиво улыбаетесь. Артур заходит в квартиру. Чарли какое-то время ещё смотрит на место, где он только что стоял. Затем слегка встряхивает головой, будто прогоняя какую-то засевшую мысль, выдыхает и перешагивает порог квартиры Джерри Хорна, оставляя в грязном подъезде все страхи и угрожающее «будьте осторожны».***
Квартира несостоявшегося писателя была типичной смесью стариковской, обитатель которой кое-как выживает на крошечную пенсию, и холостяцкой. С выцветшими коврами, абажуром с бахромой, дурацкими обоями в цветочек и клеенчатой скатертью. Но если долго рассматривать жилище, то в глаза бросаются никак не вяжущиеся с общей обстановкой детали. Как будто подброшенные из викторианской эпохи настольные часы, подушка в парчовой наволочке, украденная у падишаха, и тонко вырезанные из дерева, прикрытые дешевой тряпкой, шахматы. Вот почему он не пускает к себе кого попало. У Джерри действительно есть что вынести из квартиры, и это только на виду. В подлинности этих вещей Чарли не сомневалась. Она подошла ближе к шахматам. Когда-то у них с родителями тоже были красивые деревянные шахматы ручной работы, в которые они любили играть с папой. А потом их пришлось продать. Как и многое-многое. Чарли больше не хочет нуждаться, поэтому думает о том, что этот небольшой проект с интервью надо закончить и отдать за вознаграждение в какую-нибудь газету. — Вы играете? — голос справа выдергивает из воспоминаний. — Что? — Чарли не сразу понимает смысл вопроса. — Вы играете или примиряете, влезут ли они в вашу сумку? — Я не воровка. Я журналистка. Независимая, — она делает акцент на этом слове. — Если вы так хотите, чтобы я у вас что-то украла, покажите что, или перестаньте меня подозревать, пожалуйста. Джерри ни капельки не меняется в лице и, кажется, не понимает сарказма. Чарли думает, что будет тяжело. — Так вы играете? — Да. — Отлично, — мужчина скидывает на пол тряпку и осторожно переносит шахматную доску на кофейный столик возле дивана. Он наконец перестает хмурить брови, когда с трепетом выравнивает фигурки на поле. Смотрит на них по-отечески. Чарли кажется, что она видела мелькнувшую тень пыльных воспоминаний в глазах Джерри. — Вы вроде что-то готовили? — немного неуверенно, словно она нарушает что-то интимное. — Яичницу, хотел позавтракать. Всё равно не вышло, — он усаживается на диван, елозит на нём, подкладывает под спину парчовую подушку, расшитую, возможно, действительно золотой нитью, и указывает на кресло рядом. — Это всё вы меня отвлекли, как вас там? — Можно просто Чарли, — она решает не упоминать, что пережаренным пахло ещё в самом начале, когда он только открыл дверь. — А не поздно вы собрались завтракать? Уже два часа дня, — Чарли достает из сумки блокнот и ручку. — А кто сказал, что завтракать нужно обязательно утром? Все просто так привыкли. Но что бы в сущности изменилось, если бы люди завтракали перед сном или в два часа дня? Я буду ходить первым. «Как по-джентльменски». Белая пешка передвигается на одно поле. — То есть это ваш протест против стереотипов? — Чарли делает зеркальный ход. — Посмотрите на меня. Думаете, мне надо протестовать? Какой в этом смысл, если этого никто не увидит? — чёрная пешка перемещается на два поля. Она снова повторяет его движение. — Но должен же быть в этом хоть какой-то смысл. — Это большая ошибка — пытаться везде его найти. Не ищите его всюду, и вам будет проще жить, — Джерри слегка хмурится, когда она отзеркаливает очередной его ход, но старается не выдать этого. Некогда опытный игрок — делает вывод Чарли. «Обезьянья игра»[2] вряд ли собьет его с толку, но заставит напрячься. — Думаете, и в жизни нет смысла? — А вы полагаете иначе? Мне семьдесят два года, и, оборачиваясь назад, я могу вам сказать, что это всё было пустое. Жизнь таких, как мы с вами, уж точно бессмысленна. — Что вы имеете в виду под «таких, как мы»? — Вы поняли, о чем я. Чарли старается ненавязчиво делать пометки в блокноте на коленке. — То есть все ваши статьи и две книги тоже бессмысленны? Джерри думает над следующим ходом, но она почти уверена, что на фоне у него прокручиваются картинки из прошлого. — Да. — И уход девять лет назад? — В конечном итоге да. Из него сложнее вытянуть информацию, чем кажется. И плюс мужчина действительно увлекся партией. Был ли он гроссмейстером или просто играл с друзьями воскресными вечерами? Как много прячется в чужой жизни и как мало этой жизни сейчас отражается в глазах, обрамленных морщинками. Чарли без боя дает Джерри захватить инициативу в дебютной стадии[3] и навязать стиль игры. Какое-то время они молча делают ходы. В этой тишине ему, кажется, комфортно. — Знаете, я с вами не согласна, — она разбивает молчаливую паузу. Джерри поднимает на неё глаза, и Чарли впервые видит в них заинтересованность. — Смысл должен быть во всём. Человек каждое своё действие наделяет смыслом, даже если это неочевидно на первый взгляд. Например, он, казалось бы, бесполезно проводит целый день, лежа на диване. Но в этом точно есть смысл для него — отдых, избегание, прокрастинация, что угодно. Если же человек на самом деле делает что-то абсолютно для себя бессмысленное, то у него либо психологические, либо умственные проблемы, либо дуло у виска. — А вы читаете последние научные статьи, да? — Джерри намекает на то, что термин «прокрастинация» вошёл в обиход сравнительно недавно. Это единственное, что его, по-видимому, зацепило. — Как вас там? — Чарли, — она честно пытается оставить при себе ядовитое «зовите меня Как-вас-там». Чарли знает, что пришла сюда не напрасно. Этот мужчина, выглядящий хуже, чем должен для своего возраста, совсем не похож на сумасшедшего. Не более, чем весь Готэм. Так почему все полагают иначе? Они делают размен пешками. — И я не верю, что вы считаете свою жизнь на самом деле бессмысленной. Говорю так потому, что я хорошо знаю, что такое считать жизнь бессмысленной. И знаю, что это ложь. «Ты не уверена в этом, Чарли». — Так вот зачем вы здесь. Хотите наполнить свою жизнь смыслом, наконец открыть миру тайну Джерри Хорна. Вам нужна слава? — Джерри сосредоточен. И не только на игре. Однако он по-прежнему предпочитает контрудары прямым ответам. — Мы сейчас не обо мне, мистер Хорн. И я не хочу славы. Только правды. — Забавно. Мне говорили так все журналисты, с которыми я общался за последние семь лет. И я ни разу не увидел ни в одной статье правду о себе. — Он выбирает в качестве стратегии закрытую игру, выстроив стройную пешечную оборону на поле. — Так вы уже рассказывали, что произошло? — Много раз. — Тогда почему вы впустили меня? — Чарли выдвигает вперед пешку, ставя фигуру под удар. — Ваше интервью всё равно не напечатают. Оно не пройдёт цензуру, как статья, в которой мелькает имя Джерри Хорн. — Тогда вам тем более нечего терять. Мужчина долго смотрит на поле и, усмехнувшись своим мыслям, наконец всё же бьёт пешку Чарли. Игра переходит к открытой, благодаря её жертве. — Ладно, я скажу кое-что. Не потому что хочу, чтобы мир узнал. Мне все равно, прочитает ли кто-то вашу работу в итоге или нет. Я хочу, чтобы узнали вы, потому что вы неплохо играете. Шахматист из вас лучше, чем интервьюер. Пешка Джерри, побившая её собственную, косвенно защищена: ее взятие приведет лишь к неравному размену. — Вы тут рассуждали о смысле жизни. Так вот в какой-то момент мне показалось, что я нашёл его. Свою главную цель, миссию, то, зачем я здесь, — он вновь погружается в минувшее. — Это быстро проходит, поверьте. Как говорил французский писатель Ги де Мопассан, «Жизнь — гора: поднимаешься медленно, спускаешься быстро». Джерри откидывается на свою подушку и ждёт её хода. Чарли не спешит, давая ему рассказывать, а не размышлять над следующим действием. — Я спустился со своей горы почти по щелчку. Конечно, до этого я довольно долго карабкался. Три года. Три года, которые я потратил на написание той книги, — мужчина мечтательно закрывает глаза. — О которой из книг вы говорите? — «Королевство абсурда». Чарли сощуривает глаза. Джерри Хорн успел написать лишь две книги, два фантастических романа с социальным подтекстом, которые принесли ему славу и назывались совсем по-другому. — Да, верно. Вы не можете знать об этой книге. Я её не издал. Именно в ней была вся проблема, — он прерывает свой рассказ, чтобы сделать ход. — Это была социальная трагедия, основанная на реальных событиях. Грязь, наркотики, большие деньги, многочисленные нарушения закона. Я хотел обличить пороки Готэма, но случайно раскопал правду. Меня просто заткнули, как это обычно бывает. — То есть в ней реальные имена? — Чарли машинально кладет ручку и подается вперед. — Я не настолько глуп, но умный сопоставил бы мои вымышленные фамилии с реальными личностями. — И кто они? — Вы будете лучше спать без этого знания, — отрезает Джерри. Судя по тону, она действительно не выведает от него ничего, даже если очень захочет. — Ладно. Но неужели никто так и не прочитал книгу? — Был один человек. Редактор, который сказал, что это будет фантастика и умер совсем не фантастичной смертью через два дня. — Но вы остались живы. — Вы предпочли бы, чтобы и я умер? — Нет, с вами приятно играть в шахматы, — Джерри улыбается на эту циничную шутку. — Но если вы все знаете, почему и вас не убрали? — Слишком много шума. — И только? — Люди могли бы начать копать. Вам и через девять лет неймётся, а тогда был бы ещё больший ажиотаж среди тех же журналистов. Было проще повесить на меня ярлык безумного, тем более что последние годы до этого я мало выходил в свет. Работал над книгой с утра до ночи, — Джерри делает ход ладьей, чем парализует ещё две её фигуры. — Это вся история? Вас просто убрали, потому что вы узнали то, что не должны были. Объявили сумасшедшим и сделали всё, чтобы вы оказались здесь, и никто о вас больше не услышал? — Вы разочарованы? — Джерри ставит ей шах. — Просто это клише, — она уводит короля из-под удара. — Вы называете трагедию моей жизни клише? — он весело усмехается. — Не обязательно клише. Можно сказать, что это просто подарок. — С каждой секундой вы кажетесь мне всё более циничной. — Есть Общенародный банк подарков — ряд событий, которые просто должны случится с кем-то в этом году. Подарки приходят на почту без нашего согласия. Это был ваш, — Чарли перемещает ферзя. — Шах и мат. Джерри секунду смотрит на шахматное поле, а потом запрокидывает голову и смеется. — Поразительно. До эндшпиля[4] я думал, что вы играете бездумно, по-любительски. Но всё это время вы специально повторяли мою стратегию, просто лавировали[5]. Даже этот мой шах был всего лишь продуманным отвлекающим маневром, будь я проклят! Чарли пожимает плечами и слабо улыбается в ответ. Победа не вызывает особенных эмоций. Шахматы всегда были её любимой игрой, и она обычно не терпит поражений. Но Чарли узнала то, зачем пришла. Вот она — настоящая история Джерри Хорна, которая не является таким уж большим секретом. Судя по его словам, он уже рассказывал ещё нескольким журналистам и вообще вряд ли особо скрывает. Только кто его слушает? В газетах не пропускают, а остальные считают просто престарелым безумцем — СМИ когда-то все в один голос кричали об этом. — А я назвал вас плохим интервьюером, но ваша тактика была не случайной, не так ли? Вы ведь не просто хороший стратег, вы отлично владеете дебютной теорией[6]. — Теорией, но не дебютной. Я сторонник шахматного искусства. — Поразительно, — вновь повторяет Джерри и встаёт. — Я не надеялся, что смогу сыграть с профи до того, как окажусь в гробу. Он широко улыбается и кажется счастливым в данную секунду. Чарли сложно сказать почему, но она за него, пожалуй, рада. И чувствует абсолютную легкость прямо сейчас. Она решилась, она сделала это, взяла интервью и лично познакомилась с тем самым Джерри Хорном, который оказался вовсе не страшным. — Хотите, я приготовлю вам завтрак? — ей вдруг приходит в голову эта идея. — Я думал, выигравшая сторона получает бонус. — Я вкусно готовлю. — Я буду вам благодарен, Чарли. На часах почти три. Она идёт готовить завтрак на чужой кухне.***
Глаза подведены. Темные волосы слегка завиты на концах. Черная рубашка с шифоновыми рукавами в готическом стиле и ещё одна её слабость — кожаные перчатки. В их элегантности было что-то патетичное и возбуждающее. Хотя их всегда приходилось снимать в баре из-за неудобства, в тот момент когда Чарли шла от входа к столику, в перчатках, она чувствовала себя королевой. Чарли вдевает ноги в высокие каблуки и, как обычно, смотрится в зеркало перед уходом. Она не ходит так каждый день и даже по барам не всегда, но в душе ей нравится такой стиль. Нравится ретро и готические элементы в одежде. Чарли смотрит в глаза своему отражению и медленно растягивает губы в улыбке. Слегка наклоняет голову вбок, поворачивает, приподнимает — оценивает. Она касается кончиками пальцев губ и, наблюдая за их движением, плавно ведет линию. Возвращает взгляд выше — глаза не улыбаются, выдают. Кажется, будто на мокром месте, хотя Чарли не хочет плакать. Она резко отходит от зеркала, возвращается в спальню и роется в ящике. Тюбики и коробочки неиспользуемой декоративной косметики стучат друг об друга, пока Чарли не выуживает её — красную помаду. Кровавый цвет ровным слоем ложится на губы. Отражение в зеркале в прихожей улыбается счастливее. Чарли снимает с вешалки пальто и выходит на улицу, чтобы поймать такси. Менее чем через час они уже сидят с Кристин за привычным столиком, зарезервированным специально для них хозяином заведения. Персонал воспринимает их как постоянных посетителей. Достаточно громкая музыка не перекрывает смеха гостей, официанты снуют между столиками, танцпол постепенно начинает заполняться людьми. Для чего ходят в такие места? Забыться, отвлечься или развлечься? Том назвал бы это место храмом эскапизма. Неужели абсолютно все рано или поздно от чего-то бегут? — Видела, он улыбнулся тебе? — весёлый голос уже выпившей два коктейля Кристин раздаётся справа. — Кто? — Тот, за барной стойкой. Чарли поворачивает голову в указанном направлении. Мужчина действительно смотрит в их сторону. У него темные волосы и вроде бы голубые глаза — её собственное клише. — Знаешь, что-то мне пока не хочется. И это абсолютная правда. Нет никакого настроения на притворное кокетство. Хотя это и странно. Чарли всегда отдавала себе в отчёт в том, что приходит в подобные места за двумя вещами — танцами и сексом со случайным незнакомцем. Её устраивал такой образ жизни, даже более консервативные Лиана и Сэнди перестали причитать. Но сегодня всё кажется ей каким-то не таким. На языке остро ощущается послевкусие от встречи с Хорном. Ещё один маленький человек, сожранный Готэмом. — Лучше скажи, как у тебя дела? Мы давненько не виделись, — Чарли разворачивает корпус к подруге, иначе боковым зрением всё равно видит барную стойку, а ей этого не хочется. — Да как, отлично, — весёлые нотки в голосе Кристин убывают. — Нового ученика нашла. — Всё в порядке? — Конечно, — подруга поднимает лицо и Чарли думает, что ей, наверное, показалась эта перемена настроения. — Я уже написала поэтапный план по открытию школы! И Кристин не остановить. Она занимается на дому немецким языком и самая большая её мечта — открыть языковую школу. Почти каждую встречу подруга делится успехами в достижении цели: рассказывает, как изучила рынок, конкурентов, нашла место, где могла бы разместить свой бизнес, выбрала цвета для фирменного стиля компании. Чарли слушает это и поддерживает Кристин с университета, когда они только познакомились. Она кивает на возбужденные реплики подруги, которые наконец прерываются: — Слушай, по-моему, тот парень кивнул мне? — Ты туда даже не смотрела, Кристин. — Ну значит, я пойду ему кивну, — она залпом осушает третий коктейль и бодро встает из-за стола. — Не скучай и не засиживайся тут! Чарли остаётся наедине с Май Таем и мыслью о том, что подруга откроет школу немецкого, когда она сама станет писателем. Как и предполагала Чарли, голубоглазому мужчине из-за стойки требуется не больше двух минут, чтобы оказаться возле её столика. — Не возражаете? — незнакомец кивает на сидение рядом с ней. — Нет. — Стивен. — Шарлотта. — Ей кажется, что полный вариант имение больше подходит к красной помаде. Завязывается какой-то ненавязчивый бессмысленный разговор. Просто прелюдия. Но программа Чарли продолжает сбоить. Мужчина напротив привлекателен по её меркам, не так уж глуп, судя по всему, хотя его умственная составляющая и не играет решающей роли, однако она все равно ничего не чувствует. Никакого интереса. Чарли уже несколько лет как предпочитает длительным отношениям короткие ни к чему не обязывающие связи, иногда вообще одноразовые. Она не ищет партнёра и совсем не фантазирует себе красивое будущее в окружении семьи. В этих картинках Чарли всегда одна. Те самые неудачные отношения были прецедентом. Они с Мэттью встречались год и даже успели съехаться. Но однажды он сказал, что совсем перестал понимать её, не знает, чего она хочет, и заявил, что не может и дальше жить без хоть какого-то плана. Чарли всегда было сложно представить себя в будущем, свои занятия, работу, место жительства, она даже не знала, чем будет увлекаться через полгода или месяц, и просто жила в моменте, поэтому строить планы ей было некомфортно. Мэттью же размытое будущее не устраивало. Когда они разошлись, Чарли вдруг поняла, что почти не любила его. Это было что-то другое: симпатия на начальных стадиях и привычка после. Она когда-то увлекалась книжками по популярной психологии на пару с Кристин, так что прекрасно понимает — то, что она предпочитает свободные отношения — страх. Подсознательное нежелание открываться, чтобы не оказаться потом вновь непонятой и непринятой. Да и последнее время мало кто пытается заглянуть ей в душу. Наверное, потому, что она прячет всё под черными стрелками, помадой, откровенными рубашками и перчатками. — Так что ты хочешь, Шарлотта? — и смотрит на декольте. Вы красиво улыбаетесь. — Что ты здесь ищешь? Смотрит на красные губы. Ему плевать, будут ли они улыбаться. Как и всем. Ведь вы очень красиво улыбаетесь. И зачем Артур так сказал? — Шарлотта? — Прошу прощения, я, пожалуй, пойду, — Чарли смаргивает образ чудного стендап-комика и берет сумочку. — В качестве компенсации за обломанный секс оставляю этот Май Тай. Она отходит от столика, не давая мужчине возразить. Расплачивается с барменом на стойке и ищет Кристин в толпе. Подруга, как ни странно, находится в гуще танцующих в обнимку с каким-то парнем. Чарли кладет руку ей на плечо. — Я пойду, — она кричит, чтобы её было слышно через музыку. — Что? Почему? — она выворачивается из чужих объятий. — Нет настроения. Кристин пару секунд смотрит на неё, что-то шепчет на ухо своему парню и сама выводит за руку на улицу сквозь толпу. Чарли достает сигарету. — Всё ещё грешишь? — Это мой самый маленький грех, Кристин, — она делает первую глубокую затяжку, позволяя дыму лизнуть стенки легких. — Так что не так? — Всё так. Я же сказала, плохое настроение. Такое бывает у людей. — Только не у тебя, дорогая, — Кристин внимательно всматривается в её лицо, и Чарли это немного раздражает. Она знает, что после этого подруга вынесет ей какое-нибудь психологическое заключение, основанное на нескольких прочитанных книгах и её собственных выдумках. И конечно, Чарли оказывается права. — Тебе это надоело, да? У тебя всегда так. Тебе что-то надоедает и нужно что-то новое, — в её голосе отчего-то даже звучит упрек. — Надо заметить, у этих красавчиков было много шансов провести с тобой ночь. Целых несколько лет, тебя иногда и на пару месяцев не хватает в твоих новых причудах. Чарли начинает делать более короткие, но частые затяжки. — Ну попробуй завести с кем-нибудь из них длинные отношения. — Ты перечитала книг, Кристин. Мне не нужны вообще никакие отношения, — она кидает сигарету на асфальт и тушит её каблуком. — Я позвоню. Чарли ловит такси. Вы красиво улыбаетесь.