Бояться надо не смерти, а пустой жизни. Бертольд Брехт
«Магазину требуется уборщица». Помятый листок оторван с двух углов, и вот-вот отклеится от двери. Чарли входит внутрь и мысленно соглашается с объявлением. Впрочем, одной уборщицей тут не обойдёшься. За последний год это место сильно изменилось. Говорят, многие бизнесы теперь теряют прибыль, если не несут убытки. Благополучно живут единицы из сотен. — Кажется, у вас подорожали креветки? — Чарли смотрит на ценник у холодильника с морепродуктами. — Не я тут главная, мисс Гарднер, — беззлобно отвечает продавщица. Чарли не первый год ходит в этот магазин за продуктами. Если чего-то нет, она скорее купит это в другой раз, чем в другом магазине. По привычке. — У мистера Койла вроде несколько точек в Готэме, да? — Чарли всё же достает креветки из холодильника. По её карману это сильно не ударит, а паста с соусом песто вкуснее с морепродуктами, нежели без них. — Да. Вот на неделе магазин на Уилсон-авеню закрылся. Держать его теперь себе в убыток, кассу регулярно грабят. А когда ничего не остаётся, берут с полок, — Чарли оборачивается к миссис Моррисон, потому что в её голосе нет пренебрежительных ноток, которые обычно появляются, когда она говорит о мальчишках, стащивших коробку печенья. Он ровный. — Город на грани, мисс Гарднер. — Вы их оправдываете? — Я всего лишь продавщица. Которая их оправдывает, добавляет про себя Чарли и идёт на кассу с покупками. — Мистер Койл старается держать цену. Как видите, яйца не подорожали. — А креветки подорожали почти в полтора раза. — Немногие покупают креветки, мисс Гарднер. — После этих слов Чарли думает, что обязательно проверит их срок годности дома. Не здесь, потому что миссис Моррисон уже посчитала всё, и лезть сейчас, сразу после её реплики кажется Чарли актом недоверия и бестактности. «А что подумает миссис Моррисон» тут же всплывает в голове. Она расплачивается, прощается с продавщицей на выходе из магазина, и, к огромному облегчению, видит улыбку в ответ. Значит, миссис Моррисон не осуждает Чарли, которая покупает креветки в такое трудное для города время. Её реакция вряд ли на что-то повлияет на самом деле, разве что вызовет неловкость, дискомфорт при следующем визите в магазин, быть может, даже легкий стыд… и о боже! сколько переживаний по такому, казалось бы, дурацкому поводу, как креветки! Чарли злится на себя за то, что ничего не может с этим поделать. Сейчас не час пик, так что народу в общественном транспорте не должно быть много. Поэтому Чарли решает обойтись без такси сегодня, и идёт к метро с пакетом в руке. Вечером к ней придут в гости Лиана и Сэнди. Две близкие подруги с самого первого класса. После того, как они втроем разлетелись по разным университетам, их встречи стали более редкими. Но школа была окончена в далеком 1974, а сейчас, по прошествии семи лет, они всё ещё поддерживают достаточно близкий контакт и стараются видеться хотя бы раз в месяц. Сегодняшняя встреча пройдёт у Чарли дома. И она знает, что реальный повод этому — её готовка. Как подруги, да и вообще окружающие стали считать её кулинарные шедевры действительно вкусными — Чарли упустила. Вообще-то во времена первых курсов в Готэмском университете словосочетание «кулинарный шедевр» в отношении её готовки употреблялось только с сарказмом. Но потом Чарли начала чаще готовить. Для себя сначала. Это стало новым хобби. Прийти домой в пятницу после пяти пар, осознать, что тебя ждут два полноценных выходных, приготовить курицу в соусе карри под Луи Армстронга и Нэта Кинга Коула и со спокойной душой съесть её напротив телевизора. Курица в карри как-то постепенно трансформировалась в самые изощренные блюда. И вот человек, всю жизнь с насмешкой называвший себя «хозяюшкой», действительно стал вкусно готовить. Друзья хвалили её блюда и называли талантливой, а Чарли улыбалась и вспоминала, что это была всего лишь очередная попытка заполнить пустоту. Когда понимаешь, что твоя жизнь не имеет смысла, и приходишь к гедонизму, невольно начинаешь экспериментировать. Ведь жизнь как форма существования материи действительно бесцельна. Но раз уж мы здесь, то почему бы не попробовать? Почему бы не получать удовольствие? Так Чарли заплела когда-то дреды, набила первую татуировку, научилась водить машину, начала бегать по утрам, ходить на свидания по два раза в неделю и так она встала к плите. Всего лишь очередной эксперимент в попытке найти себя. Мимо пробегает клоун в зелёном парике. Чарли задается вопросом, продолжит ли её жизнь оставшиеся десятилетия течь в спокойном медленном русле, без потрясений, или что-то яркое наконец произойдёт? Ответ на этот вопрос давать не хочется, потому что Чарли самая обычная. С самыми обычными не случаются удивительные истории. Она не в книге и не в фильме, чтобы такое произошло. И хотя получить хотя бы маленький толчок, который подскажет направление и поставит точку в этой заурядной жизни, очень хочется, Чарли называет это высокомерием. Кто она такая, чтобы жить необычной жизнью и что в сущности для этого делает? В переулке слева мелькают тени. Несколько подростков избивают того самого клоуна в зелёном парике. Сердце пропускает удар — вот оно, шанс на нечто новое, возможность сделать что-то. И в сторону эгоизм, в конце концов, какого черта они творят? Чарли бросает пакеты возле стены и ныряет в переулок. — Вы тешите свою низкую самооценку, отыгрываясь на слабых? — в голосе нотки злости. Потому что мир, где почти дети избивают взрослого человека ни за что, а она уверена, что повода, кроме желания позабавиться, нет, — это несправедливый мир. Грязный, гнилой и несправедливый мир. Мальчишки шугаются и бегут в противоположном направлении. Их поступок низок, но в этом ведь и трагедия нескольких подростков. У них украли нормальное детство, и собственные комплексы, вышедшие из этого, они пытаются заглушить, унижая других. — Вы в порядке? Клоун, скрючившийся на земле, таким совсем не выглядит. Правильнее было бы спросить: «Где именно у вас не в порядке?» Чарли помогает ему сесть, пока он всё ещё не произносит ни звука. Мужчина облокачивается спиной на стену, и она наконец может нормально рассмотреть его лицо. Впрочем, «нормально» не совсем уместно, потому что оно скрыто толстым слоем грима. У клоуна красивые глаза, нос с горбинкой и, несмотря на нарисованную улыбку, уголки губ опущены вниз. Только все эти детали никак не собираются в единый цельный образ. — Я Чарли, — она протягивает руку и бегло осматривает его, пытаясь оценить ущерб. — Спасибо. Вы были не обязаны, — клоун пожимает руку и называет имя, но Чарли почему-то видит только шевеление губ, как будто на этих словах звук в мире на секунду выключился. — Что вы, это пустяк. — Чарли вдруг усмехается: — Ладно, может, и не пустяк, но разве у меня был выбор? — У многих был выбор, но только вы помогли, — и кажется, под красным гримом уголки губ действительно приподнимаются в легкой улыбке. А может, только кажется. Чарли помогает ему подняться. — Только вывеску сломали, — он кивает на жёлтую разломанную табличку. — Её уже вряд ли склеить, но вас подлатать ещё можно. Вы далеко отсюда живёте? — Примерно в часе езды. — До меня гораздо ближе, — Чарли берет его под локоть и придерживает второй за плечо. И не ловит ни одного презрительного взгляда в их сторону, пока ведёт до дома. А потом принимает множественные благодарности и приглашение на свидание. Чарли снова хочется курить, когда она проходит мимо переулка с пакетами в руках. Потому что Шарлотта Гарднер способна на настоящие подвиги только у себя в голове. Краем глаза она замечает, как очередной удар буквально заставляет несчастного клоуна согнуться пополам, и ускоряет шаг, чтобы быстрее оставить переулок позади. Как и все, закрывает глаза. А многие ли из них вот так же в фантазиях спасли мужчину? Чарли делает такое раз за разом. Не только с клоунами в зелёных париках конечно. Но каждый раз неизменно одно — она делает что-то совсем для себя нехарактерное, смелое и решительное, что обязательно резонирует в обществе, в хорошем или плохом смысле — зависит от настроения. В конечном итоге всё упирается в желанную оценку социума. Эта мысль делает её жалкой в собственных глазах. Подвиги так и остаются в голове. И Чарли хочется зажать сигарету между губ, чтобы выдохнуть все эти мысли вместе с горьким дымом. Вообще-то она не курит, пачка лежит дома как раз для таких случаев.***
Сэнди и Лиана должны прийти с минуты на минуту. Подруги живут в нескольких кварталах друг от друга, но наверняка договорились встретиться и пойти вместе. В этом есть рациональное зерно, но Чарли думает, что если бы они жили на разных концах Готэма, то всё равно бы сначала встречались друг с другом. Сэнди и Лиана всегда были ближе. Но Чарли не ревнует. Она пробегается по комнатам и убирает лишние вещи по местам. В гостиной всё готово: посуда, ваза с фруктами и две бутылки вина. Паста на сковороде всё ещё стоит на плите, чтобы не остыть. Чарли заходит в спальню и тут же кидается к столику. Куда деть этот чёртов пакет? Его будет сложно объяснить. Подруги наверняка поверят, что она к нему не прикасалась, но что он вообще у неё делает — история, которой Чарли бы предпочла не делится. Так что он оказывается под лифчиками ровно в тот момент, когда раздаётся звонок в дверь. Она быстрым шагом идёт к выходу, по пути осматривая коридор. В принципе самое страшное уже точно не будет найдено. От позора за криво лежащую книгу она как-нибудь отмоется. Через пятнадцать минут они уже сидят в гостиной с пастой в тарелках и вином в бокалах. — Ну как ты? Рассказывай, — Лиана скрещивает ноги по-турецки и ей действительно интересно, как у Чарли дела. Сэнди рядом тоже готова слушать. Господи, в такие моменты она понимает, что у неё есть друзья, как минимум два человека, которые всегда поддержат. Депрессивные мысли отходят на второй план, становятся абсурдом, и кажется словно вот она — жизнь. Всё у неё нормально, как у людей. Подумаешь, что она обычная? Это ведь не исключает возможность счастья. — Вы же знаете, что я считаю это самым тупиковым вопросом. Когда его слышу, никогда не могу вспомнить ничего примечательного. — Да брось, Чарли, — Лиана приподнимает брови. — Мы не виделись… а сколько уже? — В том-то и дело, я даже не могу вспомнить, что именно произошло с момента нашей последней встречи. Ты лучше скажи, как у тебя с Райаном, — Чарли переводит тему. Потому что этот вопрос действительно ставит её в тупик. Она не знает, что из произошедшего считается интересной новостью. Вроде бы ничего не изменилось за время с последней встречи: всё та же работа, те же увлечения, тот же досуг. Так о чём рассказать? А Лиана в ответ хитро улыбается и закусывает нижнюю губу. Эта удивительная девушка-путешественница со светлыми кудрявыми волосами и голубыми глазами. И вопрос лишь в том, что она делает в Готэме? Лиана ван Ренсбург прилетела сюда ещё в утробе матери из Голландии. Каждый год она не единожды выезжает заграницу. Лиана видела мир и вполне может позволить себе стать его частью, а не торчать в этом грязном городе. Здесь Чарли вряд ли её когда-то поймёт. Она и сама бы уехала из Готэма, но это слишком большие перемены. Постоянно находится какое-то «но». Да и в случае с Лианой она рада, у неё есть подруга здесь. Которая тем временем уже вовсю делится подробностями личной жизни. По правде говоря, Чарли лишь раз пересеклась с этим Райаном. По рассказам он был внимательным мужчиной с тонким восприятием мира, но что-то в нём показалось ей неправильным. Чарли понравилось только его имя — её любимое мужское имя. Лиана сейчас кажется счастливой, поэтому она оставила свои мысли при себе. — Да, а у меня всё так же на горизонте никого, — Сэнди отпивает из бокала. — А у тебя, Чарли? Появился наконец постоянный любовник? — Боже, когда ты употребляешь это слово, я думаю совсем не о том. Но мне всегда нравилось, как ты обеспокоена моей личной жизнью. — А что, ты не планируешь в итоге сойтись с кем-то? — Лиана улыбнулась. — Во-первых, как это можно запланировать. Во-вторых, пока нет кандидатов. Ну и каждый человек — уникальное удовольствие. Зачем концентрироваться на одном и упускать другие? И я не только о мужчинах. — Чарли, напомни, это одна из догм твоего гедонизма? — Это одна из догм природы, Сэнди. — Тогда за удовольствие! — Лиана тепло смеется и поднимает бокал. На самом деле у Чарли уже давно не было серьёзных отношений. Разве что свободные. Последние и, кажется, единственные настоящие отношения закончились болезненно и не принесли ничего, кроме разочарования. Он сказал, что Чарли сама не знает, что ей нужно, и ему надоело быть на подтанцовке в её затянувшихся поисках, а Чарли, оказалось, никогда и не любила его. С тех пор она не сдерживает себя рамками одного мужчины. Это не гедонизм, это жизненный опыт. — А как у тебя с работой? — беззаботно спросила Лиана. — Да, ты же совсем не делишься своими статьями! — Ну а что, позвонить и сказать: я написала новую статью, которую опубликовали в небольшой газетке? Это же выглядит как хвастовство. — Перед друзьями можно, — Сэнди пожимает плечами. — Мы только этого и ждём. Ты талантливый писатель. Чарли хочет что-то ответить, но лишь открывает рот. Слова повисают на кончике языка. Потому что да, она всегда хотела быть просто писателем. Перенести один из фантастических миров на бумагу, написать повседневную книгу о нескольких подростках или социальную драму — у неё было много идей. Но каждую Чарли оставляла в голове. Раньше боялась испортить их своей неопытностью, теперь же нет времени из-за работы в театре. И книга постоянно откладывается на мифическое «когда будет время». А пока она пишет либретто к постановкам в Готэмском театре, афиши, статьи для газет и вообще любые тексты, которые только могут понадобитьсяих худруку* — Соломону Оливенбауму или просто Солу в народе. И не только тексты, Чарли в театре в шутку называют разнорабочим. Наверное, так даже интереснее. Ещё на досуге она иногда пишет статьи и продаёт их в газеты и журналы. Но чаще всего подписывается не своим именем. И сейчас поэтому рассказать нечего. Последняя статья была опубликована под псевдонимом Павлин. — Да пока нечем хвастаться. Давно не писала для газет. А в театре без изменений. — Сэнди и Лиану ответ очевидно не устраивает, и Чарли сдаётся, начиная выуживать истории, произошедшие за последние несколько недель. Оказывается, что рассказать, было.***
— Господи, а ты говорила ничего примечательного, Чарли, — Сэнди наконец успокаивается. — Ладно, хватит смеяться над моими косяками! — Чарли вскакивает с дивана. — Я хочу музыку! — она идёт к стене, где на нескольких полках стоят аккуратные ряды виниловых пластинок. Её гордость. Одна из множественных коллекций в её жизни. — Только не свой свинг! — раздаётся за спиной. — Ладно, — после вина Чарли, пожалуй, согласна. — И не джаз! — Да поняла я, — Чарли усмехается про себя. Она слушала самую разную музыку, но для джаза всегда было особое место в сердце. И для Фрэнка Синатры. — Кстати, что вы делаете в эту пятницу? Мы с Кристин хотим пойти в бар. — Я бы с радостью, но у нас с Райаном планы. — Опять засядете за слащавой мелодрамой? — Будь осторожна, ты кидаешь камень в огород Билли Уайлдера, дорогая. — А, мелодрамы закончились, и вы перешли на нуар. Сэнди? — У меня снова семейный ужин, у бабушки юбилей. Ты знаешь, как мой отец относится к семейным праздникам, — в голосе четко слышалась обреченность. — Боже, тебе двадцать пять лет, Сэнди, — Чарли наконец выбрала пластинку. — Да, но я не хочу ссориться. Они всё же моя семья. — Хорошо, что почти все мои остались в Голландии, — слышится стук бокала о поверхность столика и Лиана тоже встаёт. — Ну что там с музыкой? — Сейчас… Вообще-то я понимаю тебя, Сэнди. У меня родня по папе такая же. У них любовь измеряется количеством посещений дней рождения и частой визитов. А ещё они жуткие консерваторы. Из них нормальный только один, и то потому, что женился на моей маме. Вот, готово. По комнате плавно разлился голос Барри Гибба. Bee Gees становится идеальным окончанием вечера. Но потом Сэнди и Лиана уходят, как будто забрав с прощальными объятиями всё его очарование. Чарли закрывает дверь, небрежно кидает ключи на полку и падает лицом в подушки на кровати. Эти милые вечера с подругами кажутся приклеенными к её жизни. Как будто кто-то неправильно собрал паззл и вставил части из вообще другой картинки. Всё это в конечном итоге всё равно не имеет смысла. Её следование гедонизму где-то давно сломалось, потому что Чарли больше не знает, что доставляет ей настоящее удовольствие. И поиски этого «нечто» зашли в тупик. Последний год она живёт просто по привычке. И спрашивает себя: какого чёрта? Почему Чарли просто не может наслаждаться жизнью, ведь у неё есть всё? Приятная работа, хорошая квартира, верные друзья, секс. Она не нуждается. Жизнь не швыряет её от одной проблемы к другой. Чарли умная, может, и не модель, но достаточно красивая, и, в конце концов, вкусно готовит. Но ощущение пустоты не покидает. «Твои проблемы в том, что ты слишком много думаешь». Чарли засыпает с мыслью о том, что ей надо избавиться от наркотиков, которые сейчас лежат под нижним бельем.