Хорватские шашки на мировой доске

      Июнь 2018       Чиро берет трубку мгновенно, третий гудок не успевает отзвучать.       — Проблемы, малыш?       Златко хмыкает. Малышом его называет только Мирослав Блажевич — все те полтора десятка лет, что Далич знаком с «тренером тренеров». Имеет честь быть знакомым.       — Можно сказать и так. Готовьтесь, что журналисты снова будут перетряхивать ту историю с отчислением Цвитановича.       — Так. — Златко кожей чувствует, как мгновенно сосредотачивается на его словах Чиро. Никакой расслабленности, металл в голосе. И не скажешь, что старику за восемьдесят.       — Никола Калинич отказался выходить на замену. Опять. Я сказал, что мне нужны только те, кто готов играть.       — Все правильно. Дашь слабину — свои же сожрут и кости облагадают.       «Все правильно». «Ты знаешь, как правильно». Златко, не торопясь, прощается с Чиро, кладет трубку. В чем он стопроцентно уверен, так это в том, что впереди еще не один вызов.       Сентябрь 2019       Сначала Лука слышит шаги — тяжелые, шаркающие. Так ходят старики.       — Хреново выглядишь, — только и может сказать он, когда дверь открывается.       Иван только пожимает плечами, и у Луки слегка колет в груди, где-то там, где, наверное, находится душа. Под глазами у Ивана темные круги, осунулся, скулы, надбровные дуги, подбородок — сплошные острые линии. Протяни руку — упрешься в кости. Кожа серая, будто пергаментная, на ней выделяются темные сосуды. И даже волосы тусклые. Видеть такого Ивана Луке невыносимо. Хочется кричать.       — Это Далич попросил тебя поговорить со мной? — с вызовом спрашивает Иван, и короткий укол под ребрами разгорается до тянущей, ноющей боли.       — Нет, — отрезает Лука, проходя в дом. Далич действительно ни о чем не просил. Лука продолжает уже мягче, нежнее. — Видел твои свежие фото. Не хочу оставлять тебя одного в таком состоянии. Прости, что не приехал раньше.       В доме тихо и пусто. Пылинки танцуют в солнечном свете.       Иван проходит на кухню, садится барной стойки, горбится, упираясь лбом в сцепленные руки.       — Тошно, — глухо произносит он. — Не хочу никуда. Ракель с девочками уехали на море, не хочу портить им настроение своей кислой рожей.       Лука понимает, что это «не хочу никуда» — это вовсе не про море. Он встает рядом с Иваном, медленно кладет руку ему на спину — не спугнуть! — гладит напряженные мышцы.       — Иногда я думаю, что надо было переходить в «Интер», — лжет Лука, надеясь вызвать у Ивана улыбку, — и Манджо с тобой туда же перетащить. Собрались бы там постепенно всей сборной и получили Далича в подарок. И ни одна блядь не посмела бы назвать тебя «Ракетой на сдачу».       Иван горбится еще сильнее и молчит.       — Каждый имеет право пропустить игры сборной, — продолжает Лука. — Все всё понимают, обстоятельства бывают разные. Ты хочешь определенности с клубом — это нормально…       Лука замолкает, когда Иван резко вскидывается, хватает его за руки, сжимает ладони так, что Лука почти слышит, как хрустят кости. На секунду Луке кажется жуткое: замершее навсегда время, в котором они вдвоем увязли, и только сцепленные руки и тупая боль где-то там, где гнездится душа, останутся с ними до скончания мира. Ему хочется кричать, срывая горло, чтобы связки — в ошметки.       — Я никогда не буду своим… — шепчет Иван, и Лука понимает: дело не только в «Барселоне», Ракета совершил какую-то глупость, наговорил Даличу гадостей по телефону, или послал нахуй особо настырного журналиста, или наорал на кого-то из сборной…       Лука высвобождает руки из захвата, крепко обнимает Ивана, притягивает к себе, прижимает его голову к своему плечу, не давая договорить. Ерошит волосы, шепчет, так яростно и жарко, как только может:       — Журналисты — продажные бляди, тебе ли не знать! Ты хорват, ты отдаешь нашей стране свою душу, и мы все это знаем. А они… пусть они мелят, что хотят.       — Они пишут, что я пропускаю каждый четвертый матч. В отличие от игр «Барселоны». Что я не приехал из-за клуба. И они, черт возьми, правы! Я действительно не приехал из-за клуба. Не хотел мыслями быть не там, где ногами.       Лука легко целует его в затылок и позволяет любви затопить его полностью.       — Ты брат моего сердца, — и добавляет то, чего никому другому никогда не скажет, — уйдешь — уйду с тобой.       Иван резко отстраняется. Смотрит на Луку долгую, невозможно долгую минуту, внимательно, цепко, ища в глазах малейший признак лжи. Не находит и сникает.       — Мне не вернуться. Далич считает, что я такой же, как Кале.       Вместо ответа Лука решительно набирает номер Далича, включает громкую связь. Лучше все прояснить сразу. Долго ждать не приходится.       — Через четыре минуты у меня начинается пресс-конференция, — спокойно говорит Далич вместо приветствия. Умение говорить по делу и разумно распоряжаться ресурсами — то, что Модрич особенно ценит в тренере.       — Что вы скажете, если Никола Калинич захочет снова играть в сборной? — спрашивает он Далича, в упор смотря на Ивана. Глаза в глаза.       — Что он может проваливаться ко всем чертям, — спокойно и размеренно отвечает Далич. — Потому что я никогда не смогу быть в нем уверен.       — А если Ракета спросит, может ли вернуться? — Лука старается, чтобы его голос не дрогнул.       — Отвечу, что он идиот, раз задает глупые вопросы, — никакой паузы, интонации Далича не меняются. — Ни мне, ни ему не нужно бояться никаких проблем. Мы с ними со всеми справимся, до единой.       Далич замолкает на несколько секунд, и Лука уже хочет продолжить спрашивать, но Далич продолжает:       — Я не хочу, чтобы сборная потеряла Ивана Ракитича; ни как игрока, ни как человека. Но умолять я его не буду. И плакать тоже, — Далич понижает голос, и ворчит, еле слышно, но слышно, спасибо хорошей связи, — во всяком случае, на публике.       Глаза у Ивана блестят — Луке на мгновение мнится, что от слез. Нет, просто свет из окон так падает. Он сжимает плечо Ивана, уже не утешая — поддерживая.       — Лука, время, — меж тем мягко говорит телефон голосом Далича. — Я буду снова на связи через два с половиной часа.       Звонок прерывается. Лука молчит, он знает: Ракете нужно время подумать, надо осознать, пустить в сердце слова тренера сборной. Только продолжает сжимать плечо друга.       Иван несмело улыбается, смотрит Луке прямо в глаза и шепотом спрашивает:       — Следующие — мадьяры?