Огни Самайна

— Я почти уговорил Серхио разграбить и затопить каталонский флот, когда узнал, что они тебя повесили, — Лука нежится на груди Ивана, переводя дыхание и наслаждаясь ощущениями обнимающих его тёплых тяжёлых рук. — Не мог поверить, что Лионель с тобой так поступил. — Мой дорогой капитан хотел мстить за меня? — Иван лениво целует его в макушку, перебирает кончиками пальцев влажные длинные волосы. — Какая честь. Но я рад, что вы этого не сделали. — Они заслужили, что бы ты ни говорил, — Лука подтягивается на руках выше, упираясь локтями по обе стороны от его головы, нависая над ним, касается губами долго в простреленный лоб, собирая языком фантомный привкус давно смытой крови. — Арестовали твою команду, затопили твой корабль… — он спускается ласковыми осторожными прикосновениями ниже, замирает на горбинке узкого носа, накрывает коротким целомудренным поцелуем влажные губы, — вздёрнули тебя на рее, как какого-то сопливого матроса-дезертира и выкинули за борт, если они так обращаются со своими капитанами... — Лука смотрит ему в глаза, ловя в них сияющее, почти боготворящее восхищение, — они все должны умереть. — Ты же знаешь, что это был только приказ нашего адмирала, они ничего не могли сделать, — Иван гладит его по волосам, упиваясь его ласками и трепетной нежностью, подставляясь с явной охотой под скользящий по коже горячий язык. — Ты же не сердишься на Серхио за то, что он выполнял показ вашего больного идиота в короне. — Поосторожнее со словами, мой штурман, он был моим королём, и я служил ему верой и правдой больше десятилетия, это не забывается так быстро.       Лука игриво дёргает его золотые длинные пряди, чувствуя вновь томное жаркое возбуждение, стекающее вниз живота и лёгкую дрожь в пальцах. Лука так любил Ивана и так долго не мог принять его смерть, что видеть его сейчас сродни божественному чуду, хотя вовсе не боги вселяют ветер в их паруса. А видеть его таким — молодым, влюблённым, отчаянным, самоотверженным и таким… по юношески красивым, лишённым возрастных морщин и поселившейся в уголках солнечной улыбки призраков грусти, со своими сияющими яркой зеленью прищуренными глазами и мягкими золотыми волосами, не обкорнанными под форменную треуголку... — Серхио никогда не имел на нашего адмирала столько влияния, сколько имел твой дорогой Лео, — Лука ворчит и кривляется, передразнивая восхищённый тон Ивана, когда тот, ещё живой, говорил почти влюблённо о своём «Командоре Месси». Иногда он начинал ревновать. До тех пор, пока Месси не затянул самолично петлю на шее Ракитича. — И Серхио сделал всё, чтобы меня хотя бы казнили с честью. — Да-да, я понял, твой обожаемый Серхио Рамос просто золото и образец командорской чести, хватит, — Иван недовольно рычит, закатывая глаза, откидывает голову на подушки, невольно открывая шею, и Лука, не удержавшись, втягивает в рот кожу прямо под витым шрамом, ставя яркий собственнический засос.       Лука тихо смеётся над ним, ничуть не сопротивляясь крепче стиснувшимся на его спине рукам, позволяя Ивану делать со своим обнажённым телом всё, что ему вздумается. Модрич поводит бёдрами, пристраиваясь удобнее задницей на его пахе, выпрямляется, чувствуя, как Иван осторожно толкается между его ягодиц вновь напряжённым членом. — Я просто веду тебя плавно к мысли о том, что если мы разграбили мой город и чуть не убили моего командора, ты же понимаешь… — у Ивана в глазах огромные угольные провалы расширенных зрачков, вспыхивающих лампадными кормовыми огнями, и он обнимает его трепетно за пояс, обвивая сильными руками и притискивая к себе, но не настаивает на большем, только слегка потираясь возбуждённым членом и терпеливо слушая всё, что его капитан захочет ему сказать, — что следующим будет каталонский флот? — Ты капитан. Я следую за тобой, — Лука задыхается от сжимающего грудь восторга и счастья, рассматривая его расслабленное красивое лицо, блаженствуя от неторопливых ласковых движений в равной степени с уважительной покорностью в его словах. Иван его штурман, его подчинённый, но он равно такой же капитан, его опора и поддержка, его помощь, его партнёр.       Он говорит «мой капитан».       Он говорит «я за твоим плечом».       В его глазах «я буду вечно на твоей стороне».       Но Лука знает прекрасно — как знают это и все остальные — что сторона эта — их общая, и на Возрождённом — их общем — капитанов всегда будет два.       Лука опирается о его плечо одной рукой, вторую сжимая на его твёрдом влажном члене, проводя несколько раз по всей длине дразняще медленно, прежде чем направить его в себя и опуститься плавно до самого основания, принимая его целиком и замирая. — Шевелись, — шепчет Лука, оттягивая зубами проколотую золотой серьгой мочку уха, и двигает бёдрами несколько раз, устанавливая неспешный тягучий ритм, и захлёбывается стонами, когда Иван, поняв его с полуслова, полувздоха, толкается в него идеально так, как нужно им обоим, стискивая ладонями округлые соблазнительные ягодицы.

***

      Лука выскальзывает из постели, натягивая на обнажённое тело штаны, не озаботившись бельём, влезает в темноте с горем пополам в белую свободную рубаху, рукава которой висят на нём так сильно, что он бы сомневался, не взял ли по случайности одежду Ивана, если бы не знал, что манжеты его одежд никогда бы не встали впору на его запястьях. Ракитич сонно ворочается в капитанской кровати, разваливаясь истинно морской звездой поперёк одеяла, подгребая к себе запасную подушку и обнимая её, как привык обнимать Луку. Он забавно дёргает носом, зарываясь в складки ткани, и Лука, не удержавшись, перебирает пальцами спутанные золотистые пряди, отводя от умиротворённого сонного лица.       Иван не просыпается, когда Лука встаёт, наощупь находя в темноте сапоги и всовывая в них босые ноги, и, он надеется, не просыпается, когда Лука выходит на палубу в поисках того, чем можно поживиться, и желая проверить свою команду. По крайней мере, ту её часть, которая не спит глубокой ночью.       Море за бортом завораживает, обнимает его запахами и шумами, принимая в родную стихию, и Лука поднимается на капитанский мостик, где за штурвалом, вглядывающийся в заволочённую утренним зыбким туманом даль обнаруживается Нико, укутанный в длинный грубый плащ. Лука улыбается ему, прижимаясь с крепкими горячими объятьями, отвлекая бесцеремонно от штурвала и не обращая внимания на бродящую по палубе бессонную часть команды. Нико похлопывает его раскрытой ладонью по спине, стискивая в своих руках, и улыбается, кажется, чувствуя жаркое дыхание Луки на своей шее. — Добро пожаловать на борт Возрождённого, наш капитан, — Лука сжимает на мгновение руки сильнее, не желая отстраняться от доброго друга, которого он тоже давно успел похоронить, так быстро. — Ты никогда не звал меня капитаном, Нико, не начинай, — он всё же выпускает Нико, справедливо рассудив, что тому лучше вернуться к штурвалу, а сам занимает место по правую руку от него, цепляясь пальцами за свой широкий пояс и глядя бессмысленно слепо вдаль. — Я не чаял увидеть вас вновь в этой жизни. — Поверь, мы тоже не думали, что воскреснем после смерти, — Ковач улыбается ему уголками рта, выстукивая лениво подошвой сапога ритм старой пиратской песни по деревянным доскам палубы. — Никто не верил в проклятье, пока не умер сам, но теперь мы здесь, и все мы хотим наслаждаться этим по полной. — И куда мы плывём теперь? Наслаждаться жизнью? — Лука ехидно усмехается, кажется, впервые заметив, что корабль куда-то целенаправленно ведут без его приказа. — Ещё нет, — Нико в один миг становится серьёзным, поглядывая на него украдкой и поджимая губы, раздумывая, как рассказать капитану о планах, построенных за его спиной. — Иван ещё не знает, но с тех пор, как команда узнала, что тебя казнят, мы сговорились сразу, что, где бы тебя ни вешали, оттуда сразу же отправимся на поиски каталонского флота. Мы направляемся к их форту на островах, где они останавливались, пока мы заходили за тобой в бухту. — Вы хотите отомстить за него? — Лука чувствует, как щемит что-то за грудиной, отдаваясь теплом в сердце. На этом корабле его истинная команда, его семья. — За Иво? — Мы вернули все наши страдания тем, кто их нам причинил, — Нико сжимает в пальцах фигурные рукояти штурвалов, стискивая челюсти и не глядя на него принципиально, хотя Лука ищет его взгляда, чтобы понять. — Мы разграбили всё италийское побережье за жизнь Марио, затопили и отправили к морскому дьяволу на службу всех, кто предал меня, мы отомстили за всех тех, кто попал на Возрождённый, мы отплатили той же монетой. Кровью за кровь. Такова справедливость этого корабля. — Но каталонский флот цел и силён, а их командор жив и здравствует, — Лука не думает о том, насколько совпали мысли его и его команды, о том, насколько правильна тщательно заглушаемая им годы жажда жестокой мести. — Почему. — Потому что Иван запретил нам что-то делать с ними, — Лука кривит лицо, ругаясь сквозь зубы и склоняя к плечу голову. — Всё твердил, что они не заслужили, что не капитаны и невинные команды сделали с ним это, что мы не можем карать за грехи невинных, — Нико сплёвывает недовольно, выдавая крепкую громкую ругань на чистом немецком. — Чёртов набожник, думает, что мы забудем его обожаемым каталонцам то, что с ним сделали. — Вчера… Вчера, когда я сказал Ивану, что мы отправимся в погоню за Месси, он не противился так уж сильно, — Лука хмурится: такое смирение и всепрощение нехарактерно даже для глубоко религиозного Ракитича, крестившегося, кажется, даже когда из дома выходил. — Я так и подумал, — Нико фиксирует штурвал в одном положении, направляя Возрождённый строго прямо в обход каменистой отмели, и поворачивается к Луке, глядя проникновенно в глаза. — На Возрождённом так не принято, мы чтим жизнь и не торопим смерть, ты должен понимать, насколько этот вопрос для нас щепетилен, и мы никогда не говорили этого вслух, но все это знали. Иво ждал тебя здесь. Едва не извёлся, когда мы узнали, что командор Рамос должен тебя вздёрнуть. — Вы знали, что я умру? — Лука не уверен, как относится ему к этому. Они допустили его смерть, позволили обвинить во всех грехах, дали отправиться на виселицу и не предприняли даже попытки послать ему весть, но с другой… С другой стороны, что они могли сделать вовсе? — Мы знали, что ты воскреснешь, — Нико кладёт тяжёлую ладонь на его плечо, сжимая покровительственно, дружественно, и улыбается тепло, наполняя сердце уверенностью. — Ему тебя не хватало, это все видели, и сейчас, когда вернулся ты, должен вернуться и он. И теперь мы, наконец, можем воздать проклятым каталонцам сполна. — Как думаешь, Иванко догадывается, куда мы плывём? — Лука крестит руки на груди, глядя на тёмный горизонт, и вздрагивает от неожиданности, когда за его плечом хмыкают, а шеи касается горячее влажное дыхание. — Ровно на восемьдесят пять градусов западнее, чем нужно, — они с Нико расплываются в улыбках, а Иван кладёт подбородок на плечо Луки, оглушительно зевая. — Нико, веди нас в ближайший пиратский порт, нам нужно пополнить припасы и сплавить награбленное, а там по свежим новостям пойдём за свежей кровью, — он чуть поворачивает голову, прикусывая из вредности мочку уха, — со свежими силами. Намёки понимаешь, мой капитан? Хватит доставать Нико, идём спать.