Fаshion АU: Королю нет дела?

Ужин был накрыт на террасе с видом на море. Обстановка располагала к расслаблению и всяческому любованию жизнью. Джастин сел к столу, глубоко вдохнул мягкого морского воздуха и, словно подтаявшее мороженное, растекся по плетенному креслу. Всё было прекрасно в пейзаже, раскинувшемся за балюстрадой белого камня: и море, и горы, но больше всего доставляло солнце. Огромное, яркое, оно так медленно клонилось к горизонту, будто нарочно хотело покрасоваться. Игра света завораживала Джастина с детства, и он едва не впал в медитацию, наблюдая, как облака в небе и приборы на столе переливаются золотым и алым — словно расплавленный металл. Но тут очень вовремя подоспел Рокэ и с ним первое блюдо. Оно было из баклажанов и пахло не менее восхитительно, чем выглядело. Первое время ужинающие молчали, занятые едой и чтением френдлент. Оба слишком устали после многочасового перелёта, а Рокэ к тому же взялся саморучно приготовить ужин на новом месте — мол, хорошая примета. Так что Джастин в отличие от- успел немного вздремнуть и был пободрее. Он иногда зачитывал что-то вслух. Их первая и любимейшая совместная привычка — читать вслух новости и обсуждать их, но в этот раз Рокэ реагировал или мрачно, или вообще пропускал мимо ушей. — Ого, акции «ЭчВи» взлетели в цене, — похвастался Джастин. — А я в них вложился как раз на днях — помнишь, я говорил? — Угу. — Потому что Август — бывший муж моей сестры. В общем, Август дружит с этим Эчеверрией, и он мне сказал, что дело выгодное. — Поздравляю, — буркнул Рокэ, не отрываясь от экрана. Для одного из негласных банкиров южной мафии выигрыш Джастина был меньше чем ничего, но... Слишком уж демонстративно, и далеко не в первый раз, любовник пытался игнорировать тему денег, заработанных Джастином вне сферы его влияния. При этом Рочикко, конечно же, отрицал, что лелеет в душе мечту контролировать финансы Джастина. "Такие, как ты, должны творить свободно и безоглядно, не думая о деньгах", бла-бла-бла. Но Джастин был не настолько наивен, как казалось милому Рокэ. Он просто не видел ничего зазорного в том, чтобы закрывать глаза на некоторые его манипуляции. Ведь должны же быть свои слабости и у королей, куда без них. — Жееесть, — протянул он, выудив из френдленты подходящую новость. Не хотите говорить о деньгах, Ваше Величество? — отлично, вот вам другие отвратительные темы. — С ума сойти, сколько всего произошло, пока мы в самолёте болтались. Ты, кажется, хорошо знаешь певицу Елени Урготи? Из группы «Оставленные»? — Да, когда-то бухали в одной компании. Худенькая, зараза, а пьёт как конь. Хотя… — Рокэ похабно поиграл бровью, — ...когда-то она конём и была. — В смысле? — В смысле настоящим мужиком, с яйцами. Сменила пол. — Гм. Никогда не задумывался. Но ведь правда что-то есть… — Кадык и вены на руках. Это не убирается. — Ох, ну как бы там ни было, пишут, что Елени передознулась, три часа назад её нашли на пороге собственной виллы и отправили на реабилитацию. Бедная, могла умереть. Если и дальше будет пить и глотать таблетки, то никакие врачи не помогут — сгорит на пике карьеры... Рокэ черство зевнул и пожал плечами. — Можно дожить до ста лет, если отказаться от всего, ради чего хочется жить сто лет. Но нужно ли? Дилемма. Пользуясь тем, что новьо занят едой, Джастин пристально всмотрелся в него, и не нашел ни единого признака сочувствия к судьбе бывшей. Это одновременно и расстраивало и радовало. С одной стороны, Рочикко иногда пугал Джастина своей холодностью по отношению к тем, кто достоин жалости. С другой — в прессе Рокэ и Елени когда-то приписывали жаркий роман. Джастин в ту пору учился в старших классах и украдкой почитывал статьи в желтых газетёнках, с заголовками в духе "Ветренный кэналлиец вскружил головку очередной юной ласточке". Кто бы сказал ему тогда, что однажды сам окажется такой ласточкой?.. — Как бы там ни было, а мне жаль Елени. — Тебе всех жаль, — тепло улыбнулся Рокэ. — Чувствительная актерская натура. — Да нет, просто люблю её песни. Если она умрет, я вряд ли заплачу, например. Зато плакал, когда умерла эта… Ну?.. Из «Пантер» первого состава, чёрненькая такая. — Сразу видно, как близко к сердцу ты принял случившееся. Поликсена Лагидис её звали. — Точно. Такая милая, помню, ужасно хотел быть похожим на неё. Как-то взял и накрасился косметикой сестры, и начал вертеться перед зеркалом, напевать песенку про море. И тут в комнату заглянул папа... Рокэ не донес кусочек баклажана до рта. В синих зрачках заплескалось ехидство. — И что сказал? — Что мне не идёт фуксиевый цвет помады. Тогда он ещё думал, что сможет меня "вразумить" и пытался "наладить контакт" ... — Прелестно. Кстати, Поликсену реально было жаль. Хорошая девочка. — Её продюсер недавно запустила свой проект на Б-ТВ. — Пф, — Рокэ брезгливо промокнул губы салфеткой. — Всегда говорил, что в Бордоне мусор не выбрасывают, а перерабатывают в шоу. Могу себе представить, как шикарна Зоя на экране. Вернее, та её часть, которая в него влезает. В таком противном духе Рокэ мог поддерживать разговор довольно долго, но ближе к десерту их величество всё же изволили прийти в добродушное настроение и, отложив телефон, сообщили: — Знаешь, что пишут в научном разделе Спруттера? — И что же? — Гайифские ученые утверждают, что диета напрямую влияет на внешность индивида. — процитировал Рокэ. И, не удержавшись, добавил от себя: — Соответственно, чем больше овощей и всякой зеленой дребедени потребляет индивид, тем больше сам напоминает зелёный овощ. Намек был на прозвище Джастина, данное любящими коллегами-моделями. Вернее одной моделью, Марселем Валме, с чьей лёгкой руки фэшн-тусовка окрестила Джастина "морским огурцом" — якобы он насосал свое высокое положение в мире моды, а что не насосал, то получил благодаря богатому папе. Вздор, но поди докажи обратное... — Что ж, — невозмутимо пережевывая салат, откликнулся Джастин. — Значит, тренируйся целоваться с зелёными овощами. А мне пора присмотреться с той же целью к трепангам. Любимый в ответ на его приддофейс состроил недовольную гримасу, но ничего не ответил. Ему уже почти-почти надоело троллить Джастина по поводу этического вегетарианства. Выдохся. И вообще, чувствовалась некоторая беспомощность в этих нападках. На словах новьо был категорически против «зелёных» и брюзжал, что кое-кто губит здоровье, а сам под шумок перешел на морепродукты. А потом, по чистому совпадению в день рождения Джастина, прикрываясь отговорками про пиар, объявил, что подконтрольные ему бренды одежды отказываются от использования натуральных мехов и кож. И реально ни одной зверюшки с тех пор не пострадало. Шикарные показы домов «Рочикко» и «Матишка» (в последнем Рокэ числился ведущим дизайнером) не стали от этого менее шикарными, а Джастину спалось крепче. И отдельно стоило отметить, что он не подталкивал любимого к этому благородному шагу, никакой агитации. Просто как-то так получилось, что за полгода отношений они положительно повлияли друг на друга. Особенно изменился Джастин — день ото дня он всё больше пропитывался солнечным термоядерным жизнелюбием Рокэ, всё дальше отходил от едва не погубившей его депрессии. Рокэ от него тоже нет-нет, да и перенимал что-то, и это было тем удивительнее, что он старше, успешнее, увереннее в себе, и вообще… Идеал. Джастин украдкой взглянул на любимого и завороженно замер, не донеся вилку до рта. Рокэ смаковал вино, подставив профиль закатному пожарищу, и всполохи умирающего светила так жадно лизали грани алмаза, выточенного самой природой, словно тоже были влюблены. Нетрудно их понять, подумал Джастин. Ему самому лицо Рокэ с некоторых ракурсов очень напоминало лик Анэма со старинной фрески. А гордая осанка навевала ассоциации с монаршими особами. Не зря в прессе к нему прилипали лишь самые лестные прозвища — «король», «наршад», «император». Правда, зачастую с приставкой «безумный», «взбалмошный», «скандальный» и тому подобное, но не пофиг ли? Рокэ было всё равно, он жил по пословице морисков — «Королю нет дела до собачьего лая за окном дворца». И он имел право на такое высокомерие, потому что все свои дворцы он выстроил сам, своими руками, по кирпичику. И назло завистникам дела его с каждым днём шли лучше и лучше, потому что Рокэ никогда не боялся меняться и принимать новое. Джастин был влюблён в этого парня по уши. И надеялся, что они будут вместе всегда, невзирая ни на какие разногласия. Правда, родня уже все уши ему прожужжала о том, с каким ненадежным блядуном и подставлялой он связался, кидались в личку Спруттера всякими мерзкими фактиками и статейками. Особенно усердствовала Ирэна, сестра-погодка… — О чем задумался, новьо? — приятный баритон Рокэ действовал на Джастина двояко — и успокаивал, и возбуждал. — Какой надуманной проблемой терзаемся на этот раз? — Премьера через месяц, — улыбнулся Джастин. Говорить про семью было чревато: Рокэ недолюбливал их не меньше, чем они его. Но Джастин не соврал любимому человеку — служба в театре приносила ему много беспокойства всегда, а на этот раз он переживал, что вместо репетиций принял приглашение любовника полететь в Гайифу, где тот присмотрел шикарную виллу для них двоих. Собственно, на ней они теперь и ужинали. — Завтра я пропущу вторую репетицию. — Не о чем волноваться, — отмахнулась причина прогулов. — Ты прирожденный актёр, и роль тебе подходит, как вторая кожа. — Это тебе так кажется, — неуверенно улыбнулся Джастин. — Потому что ты кэналлиец. А я не уверен, что смогу передать все переживания кэналлийца так, чтобы это смотрелось не карикатурой, а драмой. — Слушай, да кэналлийцы сами громче всех ржут над кэналлийской жестикуляцией и всякими «ай-я-яй». У этой нации столько самоуверенности, что могли бы отсыпать бакранам. Но не хотят, потому что кэналлийцы прирожденные торгаши — и ничего не делают за просто так. А ещё все кэналлийцы озабоченные. Если кэналлиец говорит «Ты не хочешь сходить в кино?», это переводится «А потом я собиpаюсь заняться с тобой сексом». «Могy я пpигласить тебя на завтрак?» — «А потом я собиpаюсь заняться с тобой сексом». «Можно пpигласить Вас на танец?» — «А потом я собиpаюсь заняться с тобой сексом». «В чём дело?» — «Полагаю, на секс сегодня ночью можно не pассчитывать?». «Я соскyчился» — «Ты не хочешь заняться сексом?» «Я тебя люблю » — «Давай займёмся сексом пpямо сейчас». «Я тоже тебя люблю» — «Я это сказал, и лyчше бы начать секс немедленно!» «Ты выйдешь за меня замyж?» — «Я хочy, чтобы y тебя не было возможности заниматься сексом с дpyгими паpнями». «Давай поговоpим » — «Я хочy потpясти тебя глyбиной своих мыслей, и, может быть, тогда ты все-таки захочешь заняться со мной сексом». Джастин покатывался со смеха. И когда Рокэ умолк, чтобы выпить вина, начал выпрашивать новые рассказы о кэналлийцах. Хотелось смеяться и дальше, и надеяться, что сыграть кэналлийца и впрямь несложно. — Ну слушай… Плетеное кресло скрипнуло — Рокэ принял позу заправского рассказчика и состроил умное лицо. Вот уж кто тут прирожденный актёр! — В незапамятные времена… Нет, не то. В общем, древние кэны и алийцы ленились создавать письменность, и это очень говорящая деталь. А вот когда потом нагрянули мориски и начали фиксировать всё происходящее, на полуострове случился всплеск национального самосознания и заодно расцвет культуры. Раньше-то в основном пасли овец и ловили рыбу, а под сапогом морисков вдруг начало развиваться виноделие, за ним торговля подтянулась, ну и население потихоньку училось разному. Каждый мужчина обязан был блистать воинской доблестью — чтобы служить шадам в военных походах или на худой конец качественно обслуживать того, кто ей блистает — ковать оружие, шить обувь, ухаживать за конём и прочее. Холить немощных и слабеньких младенцев было запрещено законом наршада Расу-ар-Табарра, так что криворуких мальчиков сбрасывали в пропасть прямо в младенчестве… Джастина, как и всегда, пробрало холодом от такой зверскости. Мучения детей и животных отзывались в его сердце особенно острой болью. — А девочек? — Про девочек ничего не известно, но, думаю, принцип был тот же. — Ужасные были времена... — Суровые. Зато у всех кэналлийских мужчин… — Рокэ картинно полюбовался своим холёным маникюром, — …наследственно золотые руки. А у кэналлиек золотые пё… — Сердца. — Да, именно они, — Рокэ подмигнул и хотел продолжить лекцию, но вдруг вспомнил о чем-то и быстро ушёл в столовую. Джастин заинтригованно посмотрел ему вслед, отправил в рот очередной кусочек баклажанного рулета и зажмурился от удовольствия. Кто бы мог подумать, что доведется однажды полюбить эти фиолетовые хреновины! С детства ненавидел их, а теперь остановиться не может, всё жрёт и жрёт. И самое чудесное, что возлюбленный приготовил их сам! Рокэ вернулся как раз в тот момент, когда Джастин прикончил восхитительное овощное лакомство. — Не скажу обо всех кэналлийцах, а у повара руки точно золотые, — Джастин поймал новьо за кисть и потерся о запястье щекой. Это Рокэ очень понравилось, но стоило Джастину отодвинуть тарелку, которую тот умостил перед ним, и началось... — Ты мало съел, — нахмурился он. — Невкусно? Или плохо себя чувствуешь? Подтекст волнения был понятен — когда Джастин депрессовал, он переставал есть, совсем. Поэтому он постарался успокоить любимого, всем видом показывая, что просто объелся, а не катится в очередную яму тлена и отчаяния. — Наоборот, ты что! Всё слишком вкусно! — и в доказательство Джастин сунул в рот последний баклажанный рулетик с орехами, зеленью и гранатовыми зёрнами. — Если не остановлюсь сейчас, то, согласно озвученной ранее теории, стану похож на баклажан. Фигурой так точно. На меня же потом ни одна шмотка из новой коллекции не налезет. — Недолго и перешить, но я тебя понял, — Рокэ вновь повеселел, и видеть улыбку на его лице в лучах заходящего солнца, было истинным счастьем. — А вот то, что мы ели, это всё «старинные фамильные рецепты», да? — Джастин решил немного удариться в лесть, надеясь отвлечь Рокэ. Чего уж там, тот привык, что его нахваливают со всех сторон, а Джастин по идиотской семейной привычке всё еще был скуп на похвалы. — Аутентичная кухня Кэналлоа? Рокэ иронично фыркнул. — Леворукий, нет, конечно. Тут всё сварганено за полтора часа, а кэналлийская кухня — это ритуалы, таинства и прочая херня, любую еду, кроме хлеба, по четыре дня готовят. Ну, нормальную еду, так-то всякие фастфуды по-кэналлийски тоже существуют, конечно. Но это… — Рокэ указал полупустым бокалом на стол и осуждающе покачал головой, мол, посмешище какое, — …не оно. — А ты скучаешь по Кэналлоа? — бестактно спросил Джастин. Он знал, что Рокэ давно и основательно рассорился с семьей и на родину не ездит — то ли из принципа, то ли по запрету его могущественного отца. Они никогда не говорили об этом. Взаимно не говорили о семьях. И вот вопрос сорвался с губ сам собой. И заставил Рокэ измениться в лице — любимый улыбнулся в ответ, но не столь ярко, как хотелось бы Джастину. — Не скучаю по стране, но скучаю по людям. Знаешь, прожив больше десяти лет здесь, — Рокэ широко махнул рукой, одобряя окружавшую со всех сторон Гайифу, — в центре мира высокой моды, научного прогресса, среди образованных людей с тонким вкусом и прочих милых бездельников — ну как не заскучать по простому кэналлийскому человеку? Он тебя и обхамит, и объебёт, и на деньги нагреет, ещё и оскалится на прощание так, словно ты ему должен. Незабываемые ощущения, — задушевным голосом вещал Рокэ, задумчиво и совершенно невозмутимо провожая взглядом последние отблески заката. На террасе горели лампы. Джастин не заметил, когда и кто зажёг свет. — Ни в одной стране мира нет таких кадров, как мои соотечественники… — подытожил Рокэ, вставая и принимаясь собирать тарелки. — Но одно дело по ним ностальгировать и совсем другое — общаться с ними. Так что, как ты мог заметить, у нас в штате кэналлийцы отсутствуют. — М-м-м, а Хуан из службы безопасности? Он же кэналлиец. Хотя я не уверен, что отличаю кэналлийцев от марикьяре… — Хуан исключение, подтверждающее правило. А что до разницы между нами и марикьяре, то хрен редьки не слаще. Да-да, тебе будут говорить обратное, но поверь краеведу: кэналлиец и марикьяре — это как ызарг и его хвост. Где появился кэналлиец, очень скоро объявится его марикьярский родич, а потом и все десять прибегут. Различия незначительны, иностранцам они точно не видны. Джастин не имел возражений против такого взгляда — ему в общем-то было всё равно. Его кэналлиец точно был особенным, не похожим ни на кого, а остальные могли идти лесом. Сумерки стремительно сгущались, прохладный морской ветер окрепчал и даже обнаглел, норовя утащить со стола салфетки. Хотелось скорее переместиться в тепло и уют, лечь спать, прижавшись к любимому человеку. А утром с новыми силами осмотреть дом и, может быть, узнать, что он станет форпостом их новой счастливой жизни. Всё происходящее напоминало волшебный туман, насланный богами — Джастин размышлял об этом перед сном. И загадывал блуждать в этом тумане вечность. Утро застало их спящими, как сурки. Только когда вертолёт пронесся мимо виллы так близко, что встревожил громом лопастей чаек, и они принялись орать, Джастин наконец проснулся. На часах было без десяти полдень. Рокэ спал, разметавшись во всю ширь кровати, и на лёгкие прикосновения не реагировал. Но Джастину уже не спалось и было любопытно посмотреть дом, поэтому он тихо оделся, прихватил фотоаппарат и выскользнул из спальни. Вилла Адриана была прекрасна. Она полюбилась Джастину заранее — ещё на этапе разглядывания фото и чтения байки, что якобы вилла выстроена на фундаменте дворца Святого Адриана. Так или нет, не мог сказать никто, но вилла и сама по себе была почтенного возраста — дух древности в её стенах определённо витал. Джастину даже чудились призраки Адриановых времен — тени растущих по периметру деревьев создавали иллюзию движения в колоннадах и портиках, а ещё ветер шевелил алые и белоснежные занавеси, которых в доме было великое множество. Как будто слуги Адриана, проворные кучерявые мальчики в золочёных венках, бегали по вилле, готовя вечерний пир. Нагулявшись по дому, Джастин спустился к воде, и там вилла Адриана преподнесла ему новое приятное открытие. Заключалось оно в том, что подобраться к вилле и её окрестностям было весьма непросто. К дому вела всего одна автомобильная дорога, частная — об этом Джастин узнал, когда они проезжали шлагбаум. А теперь выяснилось, что причал виллы и песчаный пляж надежно защищены отвесными скалами с обеих сторон. То есть наглецу с фотоаппаратом пришлось бы оседлать бакранского козла и вскарабкаться по горам на противоположной стороне бухты, чтобы сделать более-менее сносный кадр. Ну или нанять вертолёт. Или катер. Конечно, это небольшая проблема — но всё же усложнение. Прогулявшись вдоль кружевной оборки прибоя, полюбовавшись на далекие горы, окутанные розовой дымкой цветущих гранатов, Джастин окончательно уверился, что в этом месте они с Рокэ будут очень счастливы. Кто бы мог подумать, гранаты! В его сознании гайифское побережье прочно ассоциировалось с оливковыми рощами и кипарисами, а оказалось, в этих краях испокон веков растят гранаты — «с необычайно сочными душистыми плодами», как сообщал услужливый Спруттер. — Всегда думал, что этот розовый флёр — трюки фоторедакторов, — сообщил Джастин, вернувшись с прогулки. Их Величество Рокэ уже встал, соизволил накинуть на плечи халат легкомысленного кроя и украшал собой террасу, задумчиво покуривая первую сигарету. — А оказалось, что всё по-настоящему. — А ты в следующий раз не думай, — хмыкнул Рокэ и начал листать фотки в видоискателе. — Смотри и наслаждайся. Он так несерьёзно это сказал и так странно воззрился на очередное фото, что у Джастина сложилось впечатление — не одобряет. Не в восторге от этих мест, и придётся уехать от гранатовых рощ, от уютной пристани, от соседней виллы, похожей на игрушечный домик принцессы. А он уже успел полюбить всё это, в кои-то веки место показалось ему родным без всяких «но»… — Вот это ничего так, удачно, — Рокэ показал кадр, который ему приглянулся. Джастину удалось поймать в объектив радугу над морем. — Можно распечатать и повесить вон на той стене. Горящий кончик сигареты указал куда-то там, но Джастин не обратил внимания. Он так обрадовался, что аж запрыгал от радости, и вытащил Рокэ из кресла, чтобы тот попрыгал вместе с ним. — Кайфовый дом, кайфовое место, тут всё дышит счастьем! — выпалил он между поцелуями, которыми, кажется, несчастного Рокэ чуть не задушил. — Я знал, что тебе зайдёт. Идём смотреть, что тут есть? — Идём! Осмотр не продлился долго. На крыше, отстроенной предыдущим владельцем, их ждал хвалёный панорамный бассейн. Он однозначно стоил тех денег, что за него просили. И даже, наверное, больше. Уйти, не искупавшись, было решительно невозможно. — Вроде тут глубоко?.. — спросил непонятно у кого Рокэ и, сбросив халат на мозаичный пол, нырнул в бирюзовую воду. Джастин хотел бы последовать положительному примеру новьо, тем более что тот обрызгал его с ног до головы своим грациозным нырянием, но он не настолько хорошо плавал. И побаивался глубины. Поэтому пришлось просто спуститься по ступенькам и доплыть до того места, где Рокэ вынырнул. «Похоже, тут нет шансов влипнуть в хандру. Ну или надо очень постараться…» — он оглядывал действительность из-под влажных ресниц и улыбался своим мыслям во все тридцать два. А ещё немного думал в сторону гм-гм… того, о чём всегда думают кэналлийцы. Прохладная вода оказывала на его нервную систему приятное освежающее воздействие, а близость первозданно голого любовника очень будоражила. Странно было вспоминать, что всего полгода назад он был другим человеком и пребывал в таком состоянии, что вопроса об интиме не стояло — Джастина тошнило от одной мысли о сексе. Но дело было не только в этом… Встреча с Рокэ преобразила всё. Всю его жизнь до неузнаваемости. А главное — изменила его взгляды на жизнь. Вот по левую руку лучший мужчина на свете, по правую — старинная вилла. Над головой пронзительно синее небо, вокруг — прекрасный бассейн, море, скалы, цветочки. Всё супер! Но до знакомства с Рокэ он не смог бы восхититься ничем из этого. Убеждённый, что жизнь кончена, что он самая большая ошибка природы, что единственный выход — это перестать отравлять мир своим присутствием, Джастин скорее выбрал бы разбить голову о скалы, чем любоваться на них. Он счел бы себя недостойным, испугался бы изобилия красоты вокруг… Но Рокэ — о, Рокэ всегда умел посмотреть в глаза страху. И научил этому Джастина… Прошло всего полгода с их первой встречи, а он помнил её в деталях, в стоп-кадрах, словно было вчера. Как направляясь к мосту, чтобы прыгнуть с него, он зарулил в один бар и встретил там незнакомца. И зацепился за его беззаботную улыбку так крепко, словно искал её всю жизнь. Потом был разговор, и сумасшедшая поездка с оглядкой на спидометр, а на нём — двадцать хорн в час … Но на самом деле всего один — первый — взгляд изменил всё. И слава богу, богам, кому угодно, что это так. Что Рокэ как его фамильная стихия — мощный порыв ветра. Ему не объяснишь — «я боюсь», он тупо не услышит. Или услышит, но не поймёт. Не спрашивая, подхватит и понесёт туда, куда ему взбрело… Джастин поморщился — было стрёмно от всех этих воспоминаний, — и поспешно перевёл взгляд на любовника. Тот блаженно подставлял лицо солнечным лучам, совершенно ничего не боялся и выглядел настолько неколебимой гарантией безопасности и стабильности окружающего счастья, что от сердца отлегло окончательно. — Интересно, тебе так же хорошо, как мне? — спросил вдруг Рокэ, не размыкая век. — Или так же, или больше, — выдохнул Джастин. И, прильнув к новьо, поцеловал в мокрое плечо. Маленький электрический разряд под заголовком «Не заняться ли нам любовью?» проскочил между телами, и акт, последовавший за ним, был быстрым и прекрасным. Джастин упирался коленом в край бассейна, прогибаясь под напором любовника всё ниже, ловя всё больший кайф от медленных глубоких проникновений. Ветер трепал его волосы, солнце слепило глаза, выжимая слёзы; лёгкие, почти невесомые поцелуи контрастировали с приятной болью в заднице. Любовник в деталях изучил, как ему нравится, и ласково обихаживал его стояк правой рукой, а левой придерживал поперёк живота, и наращивал амплитуду так медленно, как только позволяла горячая кэналлийская натура. Всё было правильно, правильнее не могло быть. Неловко отпихнув пальцы Рокэ, Джастин обхватил у основания свой изнывающий член и оглянулся. — Хочу тебе отсосать, — выпалил он, отвечая на удивлённый взгляд Рокэ. Тот послушно кивнул и вынул. Джастин мгновенно оказался на коленях и приступил к задуманному. Минетного опыта у него считай что не было, но то ли природный талант сыграл своё, то ли совпало — через несколько секунд они оба бурно кончали. Ночью, валяясь в постели после длинного дня осмотров и подсчётов в новом хозяйстве, Рокэ решил поболтать о внезапном минете. — Ты меня аж напугал, — со смешком сообщил он. — До слёз, — хмыкнул Джастин. — Я видел, ты правда плакал. — Ну да. Старею, становлюсь сентиментальным плаксой. И — карьярра! — это грустно. А ты чего плакал? — Солнце в глаза попало, — отозвался Джастин. Так сложилось, что оральные ласки вызывали у него смешанные чувства, он старался избегать их раньше. И даже сейчас, когда всё уже случилось, не хотелось говорить на тему. Рокэ понял его без слов, и всё свелось к шуточкам и нежности. — А вообще я с детства эмоциональный, ну истеричка, проще говоря... — Что и требовалось доказать: мы идеальная пара, я старый извращенец, ты юная истеричка. Джастин чуть не прослезился от того, каким теплым любящим тоном это было произнесено. — Тридцать лет — это теперь считается старостью? — Тю, — Рокэ шутливо приосанился и поднял вверх указательный палец. — Дело не в возрасте, юноша, а в опыте. — Ну хорошо, иди сюда, обниму тебя, старичок. Так хорошо с тобой, ты не представляешь… — С тобой тоже… — шепнул Рокэ и уткнулся носом в его предплечье. Они могли лежать так часами — молча или разговаривая, пялясь каждый в свою книгу, в потолок, в небо. Антураж был не важен, потому что — точнее Джастин не мог бы сказать — их сердца бились в унисон, заполняя все те тревожные пустоты и лакуны, которые непременно разверзаются перед человеком, хоть иногда смотрящим в звёздное небо. Или дожившим до тридцати... Джастину ещё не исполнилось и двадцати, но с дилеммой «до скольки жить и жить ли» он уже разобрался. Хоть сто лет, хоть год — лишь бы с Рокэ. Так он решил. Вот только не учёл, что решения в их паре принимает Их величество. И ожидать от него стоит самых невероятных поступков, порой необъяснимых, порой абсурдных. В общем, ждать того, о чем без устали предупреждала его сестра. Джастин не раз вспомнил её слова, когда месяц спустя после дивного времяпрепровождения на вилле тщетно пытался дозвониться до Рокэ по всем известным номерам. А они молчали. День, пять дней, десять… Сначала Джастин не мог поверить, что с ним так поступили, пытался придумывать рациональные объяснения, искать свою вину. Прошлое казалось таким реальным и осязаемым, а Рокэ сводил его на нет, словно всё это случилось в воспалённом воображении одного чокнутого Придда. На одиннадцатый день тишины волшебный туман рассеялся окончательно, и обнажилась неприглядная правда. Их величество не зря любил пошутить, что каждый раз, когда он устает от одиночества, кто-нибудь начинает говорить с ним, и «опа! уже, оказывается, и не устал». Теперь уставать предстояло Джастину, а Рокэ… Раз королю нет дела до собачьего лая, до околевающих от одиночества собак — тем более… С этим нужно было просто смириться.