Под наблюдением

      «Брейнсторм, ты очень нужен на общественной палубе», – раздался неуверенный голос. Плавно выходя из оффлайна, Брейнсторм успел переварить услышанное сообщение, но не сразу понял, кто на связи. Оказалось, это Репитер, один из младших ассистентов. Толковый и, кажется, не садист – редкий случай среди собранных из последних партий.       «Не сейчас», – отправил он ответ и сверился с хронометром. Возможно, толковым молодым мехам стоит объяснить, когда можно прерывать отдых главного инженера, а когда не стоит. По таймеру «Кимии» сейчас было время отбоя – в принципе, частные исследования никто проводить не мешал, но любые вопросы о глобальных проектах станции терпят еще несколько часов.       «Пожалуйста», – прислал Репитер.       Если бы произошло что-то, грозящее принести вред сотрудникам или самой станции, Брейнсторма бы давно подбросило на месте от визга сирен. Защитные системы и службы жизнеобеспечения станции он настроил таким образом, чтобы получать отчеты о состоянии и срочные извещения раньше всех. Раз с ним связывается кто-то из дежурной смены, «Кимия» не атакована, не горит и не разваливается на части.       И все же «пожалуйста» выглядело красноречиво. Брейнсторм побрел к двери – из личного отсека он мог попасть как в свой кабинет, через лифт, так и в жилую зону, просто выйдя в общий зал. Удобно, когда вся твоя жизнь – и есть наука.       «Кимия» напоминала по форме тор, поделенный на сегменты. У каждого была своя функция – селились ученые в одном месте, трудились в другом, опасные эксперименты ставили в третьем. Во время отбоя жилой сектор вымирал – те, кто хотел еще немного покорпеть на благо автоботов или собственное, оставался на рабочем месте. Другие подзаряжались. Однако центральная палуба жилого сектора предстала перед Брейнстормом наполненной, будто вот-вот начнется трансляция с Кибертрона. Голопроектор не работал – смотрели все не наверх, а вниз, на площадку, где во время перерыва можно было пообщаться с коллегами за кубом энергона. Между однотипными серыми скамьями появился новый объект.       – Праймус, – прошептал Брейнсторм.       Только по цвету деталей – серебристым, зеленым и черным – и по узким прозрачным дверцам он узнал Ромплауда. Вернее, понял, что детали принадлежат Ромплауду; с корпусом импульсивного гонщика-изобретателя объект не имел ничего общего. Брейнсторм увидел цилиндрическую конструкцию, широкую в сечении, внутри которой что-то двигалось. Присмотревшись, он опознал элементы эндоскелета – опорные конструкции ног и рук, разъединенные на составляющие детали. Они выдвигались из ребристого цилиндра, состоящего из порезанных на полосы кусков брони, и погружались обратно, беспокоя мешанину проводов, но не разрывая, не перетирая и не натягивая ни один из них. Выглядело, будто Ромплауд взорвался изнутри и в тот самый момент времени застыл. На самом деле он не рассыпался на куски, потому что детали перехватывали стандартные скобы со склада «Кимии», которыми латали повреждения после случайных взрывов в испытательном секторе.       Брейнсторма замутило. Шланги сжались, топливо поднялось к верхнему шлюзу. Чтобы сдержать дрожь, он вцепился в перила, глядя вниз, в центр цилиндра, обращенный прямо к двери в его личный отсек.       Голову Ромплауда он разглядел не сразу: черное круглое пятно в центре конструкции. Естественную краску с фейсплейта будто выжгли, оптику закрыли небольшими дисками, носовой выступ срезали и запаяли рот. Диски… составные части нейроствола? Брейсторм не хотел думать.       Он метнулся вбок, к лифту, ведущему на уровень, где стояла чудовищная конструкция. С другого ракурса под черным фейсплейтом мелькнуло мерцание. Оказалось, это не голова, а только лицевая пластина. Даже предполагать страшно, что именно за ней светится.       Воздух трещал от обмена сообщениями на коротких частотах. Брейнсторм, забыв, что собирался спуститься, пялился на мерное движение черных кусков эндоскелета в серебристо-зеленом корпусе. Вот – часть честплейта. Рядом – наплечник, он был немного выгнут раньше, а сейчас разрезан и выправлен, чтобы не выбивался из идеального контура. Это было мехом еще недавно…       – Шеф? – позвал Репитер, материализовавшись поблизости. – Это… Ромплауд.       В руке он держал пистолет, дулом вниз, ведь стрелять-то не в кого. На борту «Кимии» Брейнсторм разрешал лишь кинетически ограниченные снаряды, не способные пробить стены, и все равно не только сотрудники охраны таскали оружие. То, что даже Репитер за него схватился, говорило об уровне волнения. Он явно достиг апогея.       – Уберите. Немедленно, – только и смог процедить Брейнсторм.       – Да, но… – Репитер растерянно отвел взгляд, стараясь не смотреть на черный отодранный фейсплейт. – Он жив.       – Что? – Брейнсторм обернулся к младшему ассистенту.       – Он жив, – повторил тот. – Все не важные для функционирования блоки отключены, активности нейросети нет. Но искра и мозговой модуль работают…       Брейнсторм поднял ладонь, жестом затыкая его, и вызвал по комлинку начальника охраны. Тот даже не попытался выстроить оцепление или разогнать зевак – какого Юникрона?! Затребовав записи с камер, Брейнсторм раздал указания, отмел «а вдруг он взорвется» торопливым «прохлопал – разгребай» и велел Репитеру проконтролировать, чтобы к вывернутому Ромплауду никто не лез. Ассистент ответил стоном сквозь денты, но спорить не решился.       – Кто, фраг, это сделал? – только и прошуршал он из-под маски.       Ответ лежал на поверхности. Только один мех на станции, по слухам, известен надругательствами над дезактивами. Правда, в голове Брейнсторма образ извращенного вандала не вязался с тем, как Персептор обычно держался и что говорил…       Юникрон забери, зачем?!