Русский слэш и броманс-2

Возле фонтана стоял самый натуральный гей. Был он мозгляк мозгляком, хоть и длинный. Он напялил на себя какую-то цветастую распашонку и пидорские, в обтяжку, лиловые штанцы. А рыжие патлы в хвостик завязал. И ещё он держал в руке флаг. Ихний, гейский, радужный. А сам стоял и трясся, как осиновый лист. Но не убегал, храбро ждал, когда ребята Бирюка ему наваляют. В день ВДВ на центральную городскую площадь к фонтану с радужным флагом выйти! Камикадзе хуев, провокатор. Но яйца у него имелись, что да, то да. — Обкурился ты, что ли? — брезгливо спросил Бирюк, хотя видел — нет, не обкурился. Гей сглотнул, но промолчал. Вокруг уже толпишка собралась, кроме ребят Бирюка в тельниках и беретах. Такие же худосочные, как этот гей, журналюги. С камерами, суки. Снимать собрались, как десантура будет гея в фонтане мочить. Чтобы потом весь Интернет изговнять воплями о том, как в России геев ущемляют. «Не дождутся, шавки», — подумал Бирюк и терпеливо осведомился: — Если не обкуренный, значит, мазохист? Любишь, когда тебя пиздят? Или тебе бабла отсыпали немерено? Эти вот, — он ткнул пальцем в сторону журналистов. Гей поднял на него упрямые глаза и ответил неожиданно глубоким для такого хилого сопляка басом: — Я борюсь за толерантность и свободу сексуальной идентификации. Бирюк поморщился. Его ребята грозно загудели. Журналюги и зеваки осторожно придвинулись поближе. — Из восьми слов пять русских сказал, уже хорошо, — похвалил гея Бирюк. — Давай, я ему всё-таки в морду заеду, командир, — азартно предложил Дёма, старший сержант и бирюковский друган. — Спецом ведь нарывается, падла. — Ша, — гаркнул Бирюк. — Акулы пера только того и ждут, не видишь? Сунули психа под танк и рады. — Я не псих, — оскорбился гей. — Ты псих уже потому, что тебе нравятся мужики, а не бабы, — разъяснил Бирюк и снова поморщился. Тема для обсуждения была скользковатой. — Да что вы с ним цацкаетесь! — из толпы резво выскочила какая-то коротко стриженая полнотелая мадам средних лет в курточке и малиновых бриджах. — Тут дети ходят, а он! Пропагандирует! Она попыталась отобрать у гея его знамя. Гей не отдал. Мадам побагровела, как её бриджи, и вцепилась в древко. Журналисты радостно защёлками камерами. — Вы агент мирового империализма? — строго поинтересовался Бирюк, легко отдирая пальцы мадам от древка радужного полотнища. — Стойте спокойно, не питюкайте. У детей даже в книжках радуга нарисована. От улыбки хмурый день светлей… и всё такое. Он вздохнул в очередной раз. Праздник был безнадёжно испорчен. Вместо того, чтобы выпить пивка и окунуться в фонтан, он стоял и караулил какого-то гея. Мадам притихла. Бирюк её не отпускал, но она и не вырывалась. — Отслужил бы в армейке, — тем временем назидательно сказал гею Дёма, — человеком бы стал. А так ни на что не годен. С этим Бирюк был полностью согласен. Гей покосился на загорелые татуированные бицепсы Бирюка и внезапно похвастался: — Да я сто раз подряд могу отжаться, легко! — Гонишь, — определил Дёма. — Хоть щас! — с вызовом огрызнулся гей и завертел головой, явно раздумывая, куда бы пристроить свой флаг. — Я твою портянку держать не буду, — грозно предупредил Бирюк. — Ставь её сюда. Через минуту гей лежал на асфальте и отжимался на вытянутых руках, а десантники хором считали: — Шесть! Семь! Восемь! Флаг стоял рядом, приткнутый к афишной тумбе с портретом знаменитого гастролёра Мыскова. Мысков лучезарно улыбался. Бирюк зорко следил за тем, чтобы к флагу никто не кинулся. — Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать! Пятнадцать! — скандировали десантники. На площадь с настырным бибиканьем въехали ментовские тачки. — Началось в колхозе утро, — тоскливо прокомментировал Бирюк, испытав, впрочем, некоторое облегчение от того, что менты сейчас загребут несанкционированного гея с его драгоценным флагом. Но когда ментовский старлей обалдело спросил его: «Вы чем тут занимаетесь?», Бирюк неожиданно для себя ответил: — У нас тут конкурс на день ВДВ. С призами. Хотите поучаствовать? — А флаг зачем? — гнул своё старлей. — Хрен его знает, он здесь уже стоял, — пожал плечами Бирюк. — В честь вон того оралы, наверное. Который на тумбе. Мадам у локтя Бирюка поперхнулась, но ничего не сказала. Бирюк глянул сверху вниз на её пшеничную макушку. — Пятьдесят три! Пятьдесят четыре! Пятьдесят пять! — продолжали самозабвенно считать десантники. Гей не сдавался, хотя взмокшая от пота распашонка уже прилипла к его тощей спине. — Эм… хм… — откашлялся старлей. — У нас был звонок, что тут намечаются беспорядки. — Да вы что! — изумился Бирюк. — Мы исключительно за порядок и спокойствие. И за мир во всём мире. — А мы всё-таки здесь постоим, — помявшись, добавил старлей. — Да на здоровье, — величественно согласился Бирюк и прищурился, разглядывая гея. Тот мужественно продержался до ста одиннадцати и устало опустился на асфальт. Руки у него тряслись. Дёма немедля плюхнулся рядом с ним и скомандовал ребятам: — Теперь мне считайте! Гей кое-как поднялся и подошёл к Бирюку. Его хвостик разлохматился, голубые глаза сияли торжеством. — Флажок свой не трогай, — вполголоса предупредил Бирюк. — После заберёшь, не убежит. — А можно мне ваш телефон? — внезапно спросила у Бирюка мадам. — Вот я тоже хотел спросить, — подхватил гей, и они с мадам в замешательстве уставились друг на друга. Потом оба покраснели и насупились. — Э-э, что?! Я женат, — в панике соврал Бирюк и тоже покраснел. Свобода сексуальной идентификации нагло пялилась на него двумя парами глаз. — Караульте флажок, — обречённо велел Бирюк и прыгнул в фонтан.