***
Ты звонишь через пару дней. Тихо оправдываешься, наверняка держа трубку трясущимися руками. Боишься, что сдам. А я уже успел и забыть о нашем маленьком инциденте. Предлагаешь встретиться, чтобы хоть как-то отбить цену тех напитков, что я залил в тебя ещё тогда. Соглашаюсь без задней мысли, хотя и понимаю, что смысла в этом мало. Я живу в другом обществе, где деньги — лишь бумажки, которыми можно разбрасываться направо и налево, и та десятка, потраченная мной на тебя уже давно забыта, не успев запомниться. Ты пьёшь самый дешёвый кофе из списка, а мне заказываешь едва ли не полноценный обед. Говоришь, что не голоден. Помню неловкую улыбку и бегающие глаза. Я ещё тогда обратил внимание на твои руки. Худые, даже немного костлявые, испещренные мелкими порезами, поверх которых распускаются бордовые синяки. Совсем некрасивые. Да и ты тоже не особо симпатичный — скорее уставший, серый, незаметный. А ведь тебя можно было бы завернуть в красивую обложку, превратить в прекрасную и недосягаемую куклу, которой бы восхищались девушки, представляя в своих снах. Тогда, уходя, даже не доев своей порции, я кладу перед тобой визитку компании отца, поправляя идеально уложенные волосы, смотря на тебя сверху вниз. Самодовольно улыбаясь, провожу ногтями по совсем недавно затянувшейся ранке, собирая пару капель на палец. Солёная.***
В следующий раз мы встречаемся уже через год на модном показе, где я присутствую в качестве сына директора. Ты появляешься среди моделей, демонстрирующий новую одежду, а я не могу оторваться от твоего лица. Хоть во взгляде до сих пор видна некоторая неуверенность, она хорошо перекрыта светом ярких прожекторов и прекрасной улыбкой. Ты ещё немного вырос, но так и не избавился от своей худобы. Лишь повзрослел. Тебе тогда было шестнадцать: на два года младше. После шоу я нашёл тебя в гримерке, оставшегося подольше, чтобы выслушать все наставления стилиста. Слышу что-то про пару лишних килограммов, про неуверенную походку, про отросшую чёлку. Без сомнений, тебе это даётся тяжело. Зайдя внутрь, вежливо здороваясь с моментально убежавшей женщиной и серьёзно смотрю в твои глаза, боясь увидеть в них слезы. Слезы, которые я когда-то перепутал с дождём, тихо стучавшимся сейчас в окно. И я вижу их. Прокладывающие свои дорожки по слою пудры и тональника, они медленно скатывается к подбородку, падая на открытые руки, на которых все ещё можно различить едва заметные шрамы. А ты так и не поменялся спустя такое количество времени. Тогда я наконец узнаю твоё имя. Алекс. Нам правда не о чем говорить, но ты стараешься поддержать беседу бесполезными повторяющимися вопросами. Разве это имеет смысл? Для тебя — да. Для меня — навряд ли. Поиграться пару недель, порадовать дорогими подарками и милыми фразочками, а после выбросить на свалку, как упаковку из-под мороженного. Не более того. Но ты меня удивил. Вместо дорогих ресторанов выбирал мелкие забегаловки, вместо брендовой одежды — секонд-хэнд, а вместо страстного секса — короткие поцелуи под звуки какого-то глупого, но любимого тобой фильма. Молодец. Хорошая игрушка. Ты смог продержаться целый месяц прежде чем быть разорванным на клочки ледяным тоном моего голоса и бескомпромиссным заявлением. У тебя был день, чтобы исчезнуть из моей жизни подобно первому снегу ранней осенью. Ты действительно сделал это, забыв лишь маленькую коробочку с полароидными фото, сделанным тогда, когда мы, казалось, были счастливы. Ты вернулся за ней через два дня. Вернулся, чтобы увидеть открывшую дверь девушку в одном нижнем белье. А потом и меня, лежащего на диване и смотрящего пустым взглядом. На тот столь важный для тебя вопрос я ответил лишь короткое «выкинул», даже не посмотрев в твою сторону. Ты не ушёл. Ты наклонился и поцеловал меня, смешивая вкусы дорогого вина и дешёвых сигарет. Ты целовал меня долго, словно вдыхая жизнь в давно застывшее сердце, уже забывшее, что оно должно биться, должно жить. Я чувствовал солёный привкус на своих губах, чувствовал твои боль и страдания, а руками нащупал шрамик в районе запястья. Ты должен был понять, что я улыбаюсь. Обязан. Ты был полностью открыт, а я лишь слегка отодвинул завесу, скрывающую мою душу от окружающего мира. Твои тихие вздохи не были поддельными, а стоны — деланными. Ты был настоящим, таким, каким я встретил тебя пару лет назад, таким же слабым и виноватым, и таким же кайфующим и свободным. Даже после оргазма я видел слезы в глазах цвета морской воды, уставившихся в потолок. Может ты просто любишь плакать? А может это твоё хобби? Что бы там не было, я медленно прошёлся языком по мокрым щекам, собирая прозрачную жидкость, вызывая твой удивлённый вздох. Не поддельный, без масок, ты был моим. Действительно моим. Целиком и полностью отдавшим всего себя, поддерживающим во мне жизнь за счет своей, так самоотверженно и глупо.***
Когда ты начал отдаляться от меня, когда прикрыл свою душу тонкой завесой? Я не заметил этого. Принимал твои оправдания о долгих съёмках, о родителях, о младшей сестре, которой у тебя никогда и не было, и все так же продолжил обнимать твоё худое тело, закутанное в гигантский свитер, смотря по вечером очередной фильм. Я думал, тебе это нравится, а ты всё чаще сбегал от меня, боясь посмотреть в глаза лишний раз и избегая случайных прикосновений. В последний раз я видел тебя в своей спальне очередным вечером, когда пришел чуть позже, чем должен был. Ты лежал на моей кровати, собравшись в один комок, твои плечи дрожали, а из губ вырывались короткие всхлипы, смешивающиеся с шумом неработающего телевизора. Тогда ты сам притянул меня в свои объятия, даже не дав снять намокшую куртку, из-за которой мгновенно промокла и твоя домашняя футболка. На утро я проснулся без тебя.***
Твоя невеста и правда безумно красива, её платье сияет роскошью и блеском, а фата нежно обрамляет аккуратное, почти кукольное лицо. Она приветливо улыбается всем гостям, не менее приветливо и мне. Ты стоишь в стороне, опустив голову, прячась за девушкой, которую назовут твоей женой уже сегодня. Она именно такая, какую хотел бы тебе отец. Кажется, это он вас познакомил? И, кажется, ты ее совсем не любишь. Тебя заставили. Она влюбилась без ума, а ты лишь хотел быть вежливым. Отец настоял. А ты никогда не был настолько сильным, чтобы противостоять ему и его ударам, которые позже находили свои места на бледной коже. А я… Я, наверное, просто идиот, раз отпустил твои руки, позволил окунуться в отчаяние. Прости меня.***
— Берете ли вы в законные мужья Александра Креол? — Да. — Берете ли вы в законные жены Аннэт Силк? — Нет. Ты подбегаешь ко мне, сжимая в объятиях. оставив позади так и не ставшую твоей женой девушку, и удивленного священника, и разгневанного отца, и заплаканную мать. Ты целуешь мои губы, заставляя сдаться под отчаянным напором, сжимаешь в кольце из рук, боясь отпустить, и целуешь, целуешь, целуешь… По твоим щекам скатываются слёзы, но ты улыбаешься. Счастлив ли ты? Чувствую на своём лице капельки воды, слизывая их почти на автомате. Я всегда знал, что твоя любовь солёная на вкус.***