***
В очередной раз, отмывая бесчисленное количество кистей, Венера подумала, что искусство не только о прекрасном. Шин пользовался своим положением по полной. Но ни разу не упомянул о совместной работе. Уже две недели подряд Венера выскакивала из собственного салона во второй половине дня, переодевалась в рабочую одежду и ехала к Хосоку. Он никогда не встречал её, обычно даже не здоровался, только инструктировал о том, что ему нужно. Его задница манила, а вот его манеры оставляли желать лучшего. Венера, в общем-то, смирилась, она не понаслышке знала, что творческие люди весьма странные. И Хосок просто не стал исключением. Парень на самом деле всё ещё не до конца мог поверить, что сама Венера, хозяйка модного салона искусств, пришла к нему. Он мог бы написать для неё картину за деньги. За очень большие деньги он мог бы пустить её к себе, чтобы она посмотрела на процесс написания. Парень не знал, что предложить девушке, как привлечь её к написанию картины. Пустить в свой творческий мир кого-то ещё было страшно. И Шин решил проверить Венеру. Если это был просто каприз, то она быстро бы остыла и отстала от него. Если же это действительно что-то большее, особенное желание, порыв души, который она сама себе не может объяснить, то Хосок был готов помочь. Две недели девушка держалась стойко, на третьей неделе у неё стали сдавать нервы, а по истечению четырёх недель запас терпения закончился окончательно. И чем больше Венера раздражалась, тем ближе к ней чувствовал себя этот загадочный деятель искусства. Первые две недели он практически не разговаривал с ней, потому что не доверял. Когда она впечатлила его исполнительностью и своими знаниями, он стал заводить короткие разговоры на отвлечённые темы, которые Венера всегда поддерживала. На четвёртой неделе помощница и сама стала инициатором разговоров, но все так или иначе сводились к одному вопросу: «Когда мы будем писать картину»? Хосок уходил от вопроса, и вот это вконец достало девушку. — Я дама состоятельная, и сижу здесь не ради заработка. Думаю, если бы всё было иначе, и мне нужны были деньги, то да, я бы молча терпела и трепетала перед тобой. Но я согласилась помочь тебе, а не прислуживать. И этот процесс должен когда-то закончиться, но ты даже не можешь назвать мне приблизительную дату. Я в состоянии помахать тебе ручкой и больше не возвращаться. Но это весьма грустно, ведь я, правда, фанатка твоего творчества, – выговорилась Венера. Шин понял, что у него больше нет никаких весомых рычагов, чтобы удержать её ещё на какое-то время. Хотя можно было попробовать один, весьма рисковый… — Думаю, ты права. Отдохни от меня несколько дней. И приходи в выходные, я выполню своё обещание. Венера не сразу поверила. — Да неужели? Так сразу? — Ну а что? Ты мне помогла, ты проявила терпение, доказала, что компетентна во многих вопросах, – художник Вонхо старался не смотреть на помощницу, тщательно вытирая кисти. — И что мне нужно с собой захватить? — Хорошее настроение и поменьше критического мышления, – лукавая улыбка снова коснулась губ Хосока. Он вносил в выверенную и точную жизнь Венеры слишком много бардака. И этот бардак, стоит признать, делал её жизнь ярче и интереснее. За этот месяц она ни разу не вспомнила о том, как паршиво чувствовала себя до знакомства с Хосоком под псевдонимом Вонхо.***
В назначенный день – выходной – Венера пришла в студию. Её по обыкновению никто не встречал. Они не договаривались о том, что это будет за картина, как они будут её писать, сколько времени всё это займёт. Венера, признаться, почувствовала себя наивной глупой девчонкой, которую обвёл вокруг пальца мальчишка. Она пришла в неизвестность и это немного пугало. С другой стороны, девушка устала бояться всего нового и неизвестного. Раз уж решилась – нужно идти до конца! В его студии было непривычно. Большие окна занавешены, а освещение организовано как-то по-особенному, Венере даже показалось, что чересчур интимно. Три мольберта стояли с уже готовыми картинами, беспорядка в его привычном исполнении не было. «И где он? Какой мольберт он освободит?». За мольбертами была ещё одна зона, огороженная бархатной тканью. Раньше этого здесь не было… Девушка осторожно отодвинула ткань и шагнула вперёд. Открывшаяся взору картина удивила её: посередине на застеленном плёнкой полу лежал большой холст, вокруг которого в больших ёмкостях была налита краска самых разных цветов, в особенности ярких. Венере показалось, что некоторые из этих цветов можно назвать «чувственными». — Так, значит, мольберт не понадобится, – выдохнула Венера. — Холст не слишком большой? Поместится там, где ты захочешь его разместить? Девушка повернулась на голос Хосока и впала в ступор. Он предстал перед ней полностью обнажённый. Прекрасное тело притягивало как магнит, поэтому взгляд Венера сфокусировала на его широкой улыбке. Он смотрел прямо в её глаза. Он ждал её, но снова появился неожиданно, как и при первой их встрече. Именно в этот момент она, похоже, поняла основную идею для картины от художника. Осознание, как именно будет проходить процесс написания, медленно заползало ей в голову… — Как выразить свои чувства, если не своим телом? – озвучил свою простую идею самый желанный мужчина на Земле для Венеры на тот момент. — Интересный подход, – кивнула Венера, стараясь держаться спокойно, но пальцы дрожали. Она не сбежала с криками, что он убогий извращенец. Это, как подумал Шин, уже хорошо. Парень сел на середину холста, разбросал вокруг себя кисти, хотя и надеялся до последнего, что они не понадобятся. Хосок жестом предложил Венере пройти к нему. И раздеться, если она пожелает. Венера сомневалась, он почувствовал это. — Развивай мою мысль в том направлении, каком пожелаешь. Я могу совсем не касаться тебя. Просто рисуй телом, рисуй так, как чувствуешь, скинув с себя всё лишнее: и одежду, и мысли. Венера лишь на мгновение захотела сбежать и вернуться к привычной жизни. Но что-то её удерживало. Перво-наперво, воспоминания о том, как паршиво ей было не так давно. Она задумалась. Собственно, а что она теряет?! Живёт одна, у неё никого нет. Пусть она и успешна, но очень одинока. И, может, это стало одним из многих поводов к тому, что с ней происходило месяц назад? С художником было довольно комфортно, пусть и бывали у него явно творческие заморочки. Нужно было попробовать, не думая о том, к чему это приведёт. Ей хотелось попробовать, не объясняя себе причин. Она чувствовала, что может позволить себе что-то, не оправдываясь и не анализируя причинно-следственную связь. Поэтому, отбросив все сомнения, Венера шагнула вперёд к обнаженному художнику, раздеваясь на ходу и скидывая дорожкой за собой одежду. И Хосок явно оценил её решение в позитивном свете, подтверждением тому была его улыбка и лёгкий хитрый прищур. Девушка тоже осталась обнажённой, художник «поедал» её глазами. — А это… хоть отмоется? – Венера указала на банки с краской. — Не волнуйся, отмоется. — А с холста? — Покроем его лаком. И снова засомневалась. Она осторожно ступила на холст, но всё ещё не представляла что произойдёт. Как они будут творить? Ответ, конечно, уже промелькнул в её голове, но хотелось всё усложнить. Венера была очень осторожна, аккуратно разливала краску, оставляла на холсте следы своих ступней, ладоней. Но всё было не то. Бурную гамму чувств вызывал у неё обнажённый парень, а не холст. Вот они и рядом, абсолютно голые, но что-то останавливает. Девушка не знала, может ли она доверять художнику в полной мере. Парень помогал, подливал новые цвета, отодвигая кисти всё дальше. Он чувствовал себя уверено и комфортно, и только ждал момента, когда Венера почувствует себя также. Девушка села на холст, её спина соприкоснулась со спиной художника. — Это всё… не знаю… я не чувствую… точнее, чувствую, но не уверена. Художник Вонхо поспешил ответить. — Ты сама себя тормозишь. Я, как видишь, не принуждаю тебя ни к какой деятельности. Ты всё это время хотела обнажить свои чувства, но обнажила пока только тело. И это уже показатель. Послушай. Сделай глубокий вдох и поймай себя на мысли. Первая, которая придёт в голову – верная. Просто сделай то, что задумаешь. Она ему чертовски нравилась, и он очень хотел помочь ей раскрыться. Венера слышала много мотивирующих речей, но художник говорил искренне и просто, это её зацепило. Она сделала всё, как он сказал. И мысли её подтолкнули к действию, хотя сердце заколотилось так сильно от волнения, что казалось биение его эхом разносится по студии. Девушка осторожно развернулась и обняла Хосока со спины. Она водила по его телу руками, наслаждаясь процессом. Узоры от её окрашенных пальцев оставались на его груди и торсе. Ему очень нравились её неспешные прикосновения, вскоре они пробудили в нём желание. Шин повернул голову, чтобы видеть лицо Венеры. Он увидел в её глазах согласие. На всё. Парень оказался очень близко к её лицу и произнёс прямо в губы: — Будем рисовать нашими телами, как кистями. Но ведут нас в этом процессе наши чувства. Девушка притянула его ближе к себе и поцеловала, пальцы от волнения снова задрожали, оставляя на спине Хосока цветные пятна. С каждым новым поцелуем, с каждым осторожным и нежным прикосновением эта пара позволяла себе всё больше, главное, без спешки. Венера проникалась доверием к партнёру, ей нравилось, что он никуда не торопится и уделяет её телу много внимания. А сколько он приносил удовольствия даже не переходя к привычным манипуляциям с пальцами! Холст под ними менял окраску множество раз, краска разливалась, хлюпала под разными частями тела, смешивалась с другими цветами. Но ни холст, ни картина, которая должна была получиться, не занимали больше голову Венеры. Она растворялась в прикосновениях Хосока, и это было лучшим ощущением в её жизни на тот момент. Отпечатки её губ разными цветами украшали плечи, ключицы, руки художника Вонхо. Его пальцы рисовали нечеткие линии на её спине, ножках, лице. Более четкие, но прерывистые линии были на её ягодицах, груди, шее – эти места в особенности разжигали в нём страсть. Переизбыток эмоций и явные половые признаки возбуждения подталкивали к следующим действиям. Художник развернул девушку к себе спиной и осторожно надавил на её поясницу, чтобы та прогнулась. Он, шепча ей на ушко разные приятности, вошёл в Венеру медленно, двигался, не ускоряясь. Шин придерживал партнёршу руками, периодически сминая её груди. Ощущения совсем срывали крышу. Венера тоже события не торопила и подавалась навстречу движениям художника. На холсте появились более откровенные мазки… Спешка в искусстве – ни к чему. На художнике Вонхо Венера мурлыкала от удовольствия, под ним – практически рычала от накатывающей волны наслаждения. Чем резче были его движения, тем более сильную волну чувствовала девушка, нетерпение росло. На вершину блаженства они вознеслись друг за другом, неспешно, глядя глаза в глаза. Венера до красных следов сжала плечи Хосока, пытаясь отдышаться. Оргазм был сильный, парень покачивал Венеру на себе, помогая и ей, и себе пережить это трепетное мгновение. И вот она, вся в краске, с растрёпанными волосами и раскрасневшимися щеками была для него самым главным шедевром, который он создал. — Ты так и предполагал, да? Что так и будет? Когда это пришло тебе в голову? – Венеру пропёло на «поговорить». — Знаешь, я безумно захотел тебя сразу, как только ты задвинула мне о современном искусстве и тех художниках, что живут в нашем городе. Я ещё подумал: «А она шарит». И это было чертовски значимо для меня. И сексуально. — Это ж было неделю назад, – усмехнулась девушка, положив голову на грудь Вонхо. – Тебе пришлось подождать. Почему же? — Одного желания мало. Это пошло, не про искусство. Нужно было обдумать всё остальное. Но я с тех пор спокойно глаз сомкнуть не мог, – художник гладил её по мокрым волосам. — У тебя есть душ? – спросила Венера погодя. — Нет. Это, конечно, отдельная история, как художник и хозяйка модного салона искусств, оба в краске, ехали на такси до квартиры, чтобы помыться. Это, определённо, было необычно. И весело. А в определённом контексте очень возбуждающе.***
Венера расположила эту картину у себя в спальне, прямо над изголовьем кровати. Она любила смотреть на неё, сидя в кресле напротив с бокальчиком Шардоне. Картина, как и предполагалось, вызывала в ней бурю эмоций и помогала в особенно сложные жизненные периоды. А ещё Венера часто вспоминала его – художника. «Это было прекрасно. И он был в особенности красивым, чутким…», – мечтательно вспоминала она. Эти воспоминания иногда заставляли её погрустить, ведь то, что было, не вернёшь… Хосок оттирал с кухонной тумбы краску, в очередной раз проклиная планировку этой квартиры. Чтобы добраться до своей комнаты-мастерской, ему нужно было пройти через кухню. И он всегда, ВСЕГДА, умудрялся заляпать что-то в краске. Художник знал, что это вызовет особое недовольство у… — Ну твою-то мать!.. – развела руками Венера, вошедшая на кухню, чтобы помыть бокал для вина. – Опять? — Пока мы не обустроим новую студию, я не могу ничего сделать, ты же знаешь, – ответил он, но был готов встать в защитную позицию в любой момент. Венера посмотрела на пятно, на Вонхо, который и сам был весь в краске, оценила его потуги это всё оттереть. Кухня давно уже напоминала часть мастерской художника Вонхо, а не место, где можно и нужно готовить. Да, тогда он был другим, и картину писали они с особыми чувствами. На момент, когда он в очередной раз заляпал краской обожаемую Венерой кухню, он успел множество раз разозлить Венеру, выбесить, ввести в ступор. Но каждый раз оканчивался хорошо. Поэтому Венера даже не стала дальше возмущаться. Пусть рисует, если это делает его счастливым. Она вот была как никогда счастлива.