All alone

«То, что мы видим добром или злом, не всегда таковым является. Разве можем мы винить волка за то, что он убивает зайцев или восхвалять зайцев из-за того, что они не убивают никого? Подумай над этим и скажи мне, насколько теперь ты считаешь мои действия неправильными», — говорил Драко отец, когда тот, временами, делился с ними своими сомнениями. После этих слов мальчик всегда как бы задумывался, с умным видом кивал и отправлялся в свою комнату, где уже, наедине с собой, мог честно признаться: он считал. Да, он всё ещё считал, что делал что-то неправильное, причём с самого-самого начала. Ещё тогда, когда Люциус доходчиво объяснил сыну, что темноволосый мальчик со странным шрамом на лбу не может быть его другом. Никогда. Ни за что. — Пап, мам, я сегодня видел мальчика, у которого молния на лбу, представляете? Я надеюсь, что мы попадём на один факультет и сможем подружиться! — маленький Драко, сияя улыбкой, с радостью отправляет это письмо родителям в первый же день своего пребывания в школе волшебства. Он почему-то думает, что Грэг и Винсент — мальчики, с которыми он дружил с детства по настоянию мамы с папой — даже рядом не стоят с Гарри — удивительным мальчиком, мальчиком-который-выжил. Потом приходит ответное письмо, и улыбка мальчика исчезает, когда он открывает его. «Тебе не стоит водиться с Ним и его глупыми друзьями, Драко». Тебе не стоит водиться с Ним и его глупыми друзьями, Драко. «Делай как я, Драко». «Смотри только на меня, Драко». «Ты должен соответствовать, чтобы родителям не приходилось краснеть от стыда за тебя, Драко». У тебя не должно быть собственного взгляда на жизнь, Драко — вот, что слышал Малфой-младший каждый раз, когда отец начинал разглагольствовать о манерах, приличиях и статусе. Единственное, что он понял из его слов, так это то, что если соответствовать представлениям родителей, будет проще. И он старался. Он пытался делать всё возможное — унижал, оскорблял и смеялся над другими, чувствуя при этом тупую ноющую боль в груди. Будто своим поведением он выжигал что-то внутри себя. Позже он понял, что это было лишь одно слово — «притворщик». Сколько раз Поттеру доставалось от него? Сколько боли он приносил этому чудесному мальчику, с которым мечтал дружить все эти жалкие годы? Сколько боли этим он приносил себе? «Слабость. Эмоции — это слабость, Драко. Не давай другим читать себя, словно открытую книгу. Если кто-то узнает то, что ты чувствуешь, тобой будет легко манипулировать. Сострадание — слабость. Проявление доброты — слабость. Любовь — слабость. Ты слышишь меня, Драко?» Всю свою жизнь он чувствовал себя слабым. Слабым и уязвимым до ужаса; как он мог так подвести своего отца? «Ты — представитель великого рода Малфой, Драко, и ты должен помнить об этом» Но Драко чувствовал, что недостоин. Он недостоин быть Малфоем, потому что был чертовски слаб. Потому что Драко любил, чертовски любил мальчика, который даже не пожал ему руку при встрече. Ещё тогда, когда их только-только распределили по факультетам, мальчик испытал саднящее чувство досады. Он ведь так надеялся! Неужели ни одна его мечта так никогда и не сбудется?.. Как оказалось, нет. — Святой Поттер, друг грязнокровок! Нуль без палочки, вот он кто. У него нет никакого чувства гордости. Настоящий чародей никогда бы не стал дружить с этой зубрилой, грязнокровкой Грейнджер. А еще говорят, что он наследник Слизерина! — надменно произносит Драко, чувствуя, как язык предательски немеет, а к глазам поступают слёзы. Рядом с ним мерзко хихикают его новые друзья со Слизерина, а Крэбб с Гойлом стоят по правую и левую стороны, положив свои руки ему на плечи. И прямо сейчас Драко чертовски хочет отшатнуться, сбросить их руки с себя, потому что вдруг от их прикосновений становится как-то слишком противно, а на языке появляется привкус металла. «Стой смирно и ничего не трогай, Драко. Поддерживай имидж. Ты ведь не хочешь опозорить своим мерзким поведением весь род Малфоев?» И Драко слушается. Он не может не послушаться, потому что он, чёрт возьми, тот ещё трус. Всю жизнь он корил себя за это. За то, что не может противостоять противным ему убеждениям отца, что не может винить мать, которая, видя всё это, никогда не поддерживала его. Поэтому остаётся винить лишь себя; за то, что родился он не таким, как хотел бы Люциус. Что он не эгоистичный придурок, думающий лишь о себе и о статусе. Хотя, пожалуй, в лицах других людей он был именно таким. Именно таким вот псевдо-крутым ублюдком, выносящим всем мозги и бесящим весь грёбаный свет. Таким же он был и в лице своего мальчика, и именно из-за этого сердце Малфоя обливалось кровью каждый раз, когда он видел Его. На душе скребли кошки, неуверенность в себе и своих действиях сжирала его с потрохами, и он не понимал, что же ему делать. Слишком больно. Слишком непонятно. Слишком… Слишком. Когда Драко становится самым юным пожирателем, даже тогда он не может пойти отцу наперекор. Слишком уж ему страшно за то, что тот может сделать с ним. Слишком страшно ему было думать о том, как он останется без почётного имени и крыши над головой. Какой же он всё-таки жалкий… Его всего перекашивает, когда у него на глазах убивают ту бедную женщину. Он смотрит на неё, губы его дрожат, а по её щеке стекает последняя в её несчастной жизни слеза, и Драко тоже хочется заплакать. Уткнуться в плечо своего возлюбленного и рыдать, рыдать так, чтобы глаза потом опухли, а дрожь в теле всё никак не унималась. А тот бы обнимал его крепко, прижимал бы к себе и по голове гладил, стирая с его лица слёзы и говоря что-то нежное, сладкое. «Ох, Гарри, моя бедная, несчастная любовь…» Когда Драко всё же не выдерживает, разрождаясь рыданиями прямо в стенах Хогвартса, в туалете, стоя перед зеркалом и смотря на своё опухшее лицо, он чувствует себя просто максимально мерзко. В его душе что-то вновь умирает, и он не понимает, что это, пока однажды не осознаёт, что это были частицы его многолетней выдержки. А Гарри, милый Гарри всё это видит, прячась за стеной; но Малфой всё равно его замечает. От этого почему-то становится легче. Правда, ненадолго. Когда он наставляет палочку на директора, рука его предательски дрожит, а голос срывается. Глаза наполняются слезами, и всё, что он хочет сказать — «я не хочу этого делать, не хочу, не хочу!». Но его никто не спрашивает. Слезы всё-таки катятся по щекам, застилая взор. «Ты всё больше и больше разочаровываешь меня, Драко. Неужели мы с твоей матерью так плохо воспитали тебя? Неужели мы заслужили такое отношение?» Они зовут его к себе. «Иди сюда, Драко. Давай же, присоединяйся к нам, мы все ждём тебя!». Губы снова дрожат, и парень не осмеливается оглянуться назад, чтобы увидеть лицо своей любви. Не осмеливается заглянуть в его глаза и увидеть в них ещё большее отвращение, чем в них уже было. Драко уверен: оно поселилось там ещё с самого начала, когда они увидели друг друга. Стереть бы это мерзкое чувство с его лица, заставить бы чувствовать то же, что и он… «Драко, чего же ты стоишь?» Нет. Нет! Нет, ты слышишь меня?! Драко разворачивается и бросается в противоположную сторону, как можно дальше от толпы в чёрных плащах, дальше от этого чудовища, дальше от них всех. Забегает в замок, теряется среди коридоров, запинается об обломки, проклиная всё на свете — себя, весь мир и совершенно не виновного ни в чём Поттера. Каким-то образом он находит тот самый туалет, в которым он сломался в первый раз, чтобы сейчас его выдержка рухнула окончательно. Чтобы через напускной эгоизм, жестокость и нарциссизм вышли наружу его настоящее «я», его чувства и, чёрт возьми, мнение. Он закрывает лицо руками, не желая больше смотреть на себя сквозь треснувшее зеркало, и сгибается от тяжести горя, будто громадной глыбой висящего у него за спиной. И там же он слышит шум шагов и чувствует руки, разворачивающие его. Он внутренне сжимается, ожидая удара от появившегося вдруг отца, но вместо этого попадает в объятия. Тогда он понимает, что отец его вместе с матерью уже давно далеко отсюда, — убежали, словно крысы с тонущего корабля. Оставили его здесь на произвол судьбы, видимо, отказавшись от сына-предателя. Сына, который не смог сделать правильный выбор. Но на самом деле это — единственный правильный выбор, который Драко сделал за всю свою жизнь. И родной голос подтверждает это. Его руки гладят по спине, будто освобождая от груза ответственности, пока Драко, уткнувшись в крепкое плечо, уже насквозь промокшее от его слёз, судорожно хватает за одежду, за руки, — за что угодно, лишь бы удержать, остаться рядом. Хочется молить о прощении, захлёбываясь слезами, но Драко и сам понимает, что прощение ему не заслужить никогда. Но мягкий, уверенный голос зачем-то убеждает его в обратном.  — Тише, тише… Я ведь знаю, чего для тебя это стоило. Ты такой молодец, Драко, такой молодец… Ты справился, малыш, а теперь просто дыши глубже. Всё пройдёт, всё забудется… Драко знает, что это не так, но ему чертовски хочется верить. И он позволяет себе это. Пытается что-то ответить, но изо рта доносится лишь ещё один всхлип, и больше парень и не пытается. «Всё будет хорошо» — говорит Гарри. И Драко верит.