элитный детский дом

Проснулся на следующий день Отабек так же, как и засыпал — с улыбкой. Вчера они с Юрой достаточно поздно приехали в интернат, решив еще прогуляться после захода солнца. Когда они прощались в пустом коридоре, Алтын позволил себе приблизиться к Плисецкому и мягко поцеловать его в губы. Юра не позволил ему сразу же отстраниться, а притянул ближе и с проскользнувшей нахальностью углубил поцелуй. Впрочем, вскоре они услышали чьи-то шаги и торопливо отстранились друг от друга, неловко желая друг другу спокойной ночи и расходясь по комнатам. Отабек, шагая к себе, широко улыбался и даже почти не думал о тягучем тепле внизу живота. Алтын начал одеваться, собираясь на завтрак. Они с Юрой планировали собраться в чьей-нибудь комнате, пока их соседи не вернулись, и посмотреть какой-нибудь фильм. Отабек вышагивал по коридору в приподнятом настроении: все наконец-то прояснилось. Между ним с Юрой никаких непониманий и недоговоренностей, почти впервые за все это время… Самого Плисецкого он встретил, еще не дойдя до столовой: тот выходил из ванной, устало потирая лицо. — Доброе утро. — поздоровался Отабек. Юра же подпрыгнул, недоуменно смотря на Отабека. — Бля, Бек… - он облегченно выдохнул и слегка улыбнулся. — Напугал. Да, имя Отабека и раньше пытались сокращать по-разному, но только то, как это делал Юра, вызывало умиление. — Доброе. — проговорил Плисецкий, видимо, заметив, как Алтын едва не выдавил излюбленное «Извини». — Пошли на завтрак, жрать хочу ужасно. Отабек мягко усмехнулся и кивнул, направляясь к лестнице. Он исподлобья глянул на еще не до конца проснувшегося Юру. Плисецкий расправил взлохмаченные пряди за уши. На мгновение Отабеку даже не поверилось, что он смотрит на своего парня. — Да чего ты так смотришь? — поддел его Юра, тем не менее, не хмурясь, а спокойно смотря на Отабека. «Ты красивый» — Да так. Ничего. — Я заметил. — Плисецкий слегка закатил глаза и на секунду о чем-то задумался. — Кстати, какой фильм будем смотреть? Отабек не успел ответить: внезапно по коридорам разнесся механический голос громкой связи. Алтын невольно остановился, слушая его. Юра сначала недоуменно нахмурился, но потом тоже встал. — Доброе утро всем. Убедительная просьба Алтыну Отабеку пройти в кабинет директора. Повторяю: Алтыну Отабеку немедленно пройти в кабинет директора. У Отабека все похолодело внутри. Не ведая, почему, ведь правонарушителем он точно не являлся, казах начал перебирать в голове все, что он нарушал за свою жизнь. А вдруг из-за крыши? Нет, тогда бы и Юру вызвали… Но что тогда? — Зачем тебе к дяде Яше? — изумленно спросил Плисецкий, имея в виду самого директора — Якова Фельцмана. — Сам без понятия. — честно ответил Алтын. — Я схожу и узнаю, а ты иди на завтрак. Позже спишемся, ладно? Отабек уже хотел пойти, но Юра вдруг остановил его, замявшись. — Не хочешь, чтобы я пошел с тобой? — спросил он, недоверчиво впиваясь взглядом в своего парня. — Зачем? — искренне не понимал Отабек. Скорее всего, это по какому-то организационному вопросу, во всяком случае, он на это надеялся. Неужели Юра за него волнуется? — Ну не знаю… - пожал плечами Юра. — Да ладно, это наверняка что-то не особо серьезное. — ободряюще проговорил Отабек. — Иди на завтрак, ты же голодный. Может, я к тебе еще приду. Плисецкий посмотрел на парня долгим взглядом, но в конце концов кивнул, привычным движением головы откидывая волосы. — Ладно, пиздуй. Только напиши, понял? — напоследок бросил Юра. Отабек также ответил кивком и направился к кабинету Якова Фельцмана. В кои-то веки Отабек пытался себя не накручивать. Постучавшись в дверь, он вошел. Вошел и вздрогнул от крика директора интерната. — Мужчина, вы можете перестать орать? — попытался собрать остатки потерянного терпения директор Яков. На его широком лбу блестел пот, а кустистые брови то и дело сдвигались к переносице. Отабек, не зная, что ему сделать, просто застыл в дверном проеме, с легким волнением смотря на Фельцмана и надеясь, что тот его уже заметил. Кого дядя Яша просит не орать? Да еще и на русском? — Господи, да никого я не развращаю! — взревел директор, и Алтын испугался, как бы он не стукнул огромным кулаком об стол. Потому что если бы стукнул, то точно бы пробил дыру. Внезапно, глаза дяди Яши нашли Отабека. Ученик выдавил сдавленное «Здравствуйте», удивленно наблюдая, как Фельцман успокаивается, будто присутствие Отабека чем-то спасет его, очевидно, затруднительное положение. — Он здесь. — рявкнул Яков в трубку. — Как это кто! Ваш сын, уважаемый! Отабека прошибло холодным потом. Ноги стали ватными, грозясь подкоситься. На другом конце с дядей Яшей говорит… отец Отабека? С чего бы Алтыну-старшему звонить директору интерната? Он никогда раньше этого не делал. Догадка, появившаяся в голове Отабека, едва не вызвала обморок. О нет. Пожалуйста, только не это. Только не опять. Фельцман оторвал трубку проводного телефона от своего успевшего сделаться красным уха и решительно протянул её Отабеку. — Алтын. — окликнул его директор. Отабек понимал, что от него хотят, но не мог сдвинуться с места. Ноги будто приросли к полу. Пот скопился везде, где только можно. — Алтын. — раздраженно повторил дядя Яша, недобро сверкнув темно-зелеными глазами. Отабек повиновался, отдирая ноги от пола и принимая телефон чуть ли не дрожащими руками. — Алло? — Отабек почти удивился ровности своего голоса. Он нервно сглотнул, пытаясь убедить себя в наглой лжи, убедить, что не боится разговора с отцом. Ведь это едва ли не первый разговор за все это время. — Отабек. — по одному только тембру Алтына-старшего можно было понять, что он в ярости. Отабек бы не удивился, если бы его из Казахстана током ударило. — Ты не говорил, что у тебя русский директор. «Ты не спрашивал». — Я… забыл, наверное, папа. — ответил Отабек. Может, все еще обойдется? Может, отец звонит по каким-то финансовым вопросам? Или, маловероятно, но может он готов простить сына? — Вижу, ты завел друзей в своей заморской школе. — почти выплюнул предложение отец Отабека. — Например, того мальчишку с длинными волосами. Юра… Плисецкий, если не ошибаюсь. Сердце Отабека упало. Отец знает. Вся семья знает. Откуда? Неважно. Нет времени думать. Нужно что-то ответить отцу. Что-то, чтобы его переубедить. Послышался вздох отца; видимо, он принял молчание сына как положительный ответ. — Папа, все не так… - голос Отабека бесстыдно сорвался. Он сглотнул подступившие к горлу слезы и слегка отвернулся от дяди Яши, чтобы тот не видел его лица. Фельцман же, явно сконфуженный ситуацией, делал вид, что его интересует вид за окном. — Все не так…как ты думаешь. — А что я думаю? — почти ласково спросил Алтын-старший. Он и в детстве так делал. Сначала строил из себя советчика, друга, а потом ломал. Пополам и навсегда ломал. — Что я думаю, Отабек? Отабек молчал. Он знал, что, независимо от ответа, ярость отца будет всепоглощающей. Его бросало то в жар, то в холод, а сердце отчаянно билось. Ему было больше не пять, не десять, и даже не пятнадцать лет, но Отабек чувствовал себя маленьким мальчиком, которого загнали в угол и сейчас будут бить. — Хочешь знать, что я думаю?! — отец орал. Его сын даже невольно отодвинул трубку от уха, чтобы не потерять слух. — Что я думаю по поводу того, что мой сын — больной извращенец, которому не стоило рождаться? Отабек почувствовал холодную слезу, скатившуюся по левой щеке. Он никогда не плакал, не рыдал, но иногда не контролировал слезящиеся глаза, будто бы даже не замечая их. Отабек отчаянно пытался отгородиться от слов отца, но они вновь проникали в душу, прожигали все светлое и оставляли едкий отпечаток на сердце. Может, он все это заслужил? Может, отец прав? — Я изначально был против этой выходки с Англией, но думал, может, самостоятельная жизнь тебя исправит… - шипел отец в трубку, не желая успокаиваться. Иногда он посмеивался, будто был пьян. Возможно, он и вправду был пьян — тогда бы Отабек начал бы молиться всем богам, что он не в одном доме с отцом. — Но сейчас понимаю, что тебя исправит только лечение… если вообще что-то исправит… Отабек молчал, тихо роняя слезы. Дядя Яша притих, Алтын даже забыл, что директор вообще здесь. Отец выдержал паузу, будто переводя дух. Обычно это означало вторую часть тирады, не менее ужасающую. — Значит так. — в его голосе прозвучала сталь. — Ты меня слушаешь, щенок? Отабек кивнул, но сразу сообразил, что отец его не видит. — Да. — подтвердил он. Голос не дрожал, даже слезы почти перестали течь. — Я уже договорился насчет лечебницы. — не терпя возражений, сказал Алтын-старший. — Из тебя там сразу всю дурь выбьют. Будешь блевать от вида мужиков, понял? Отабек зажмурился, пытаясь унять отчаянно стучавшее сердце. — А сейчас говоришь этому нервному ублюдку, что не можешь больше учиться в его школе. Ближайшим рейсом летишь домой. Билеты я оплачу. Все. Хватит с тебя голубых похождений. Ты меня понял, Отабек? Отабек не мог и рта открыть, его будто что-то душило. Неужели отец серьезен? Он правда отправит его в психушку? Он вдруг ясно понял, что если вернется домой, то не выживет. Просто физически не выживет. — Я спрашиваю: ты меня понял? — повторил отец. — Д-да. — Отабек не выдержал, голос дрогнул. Отец усмехнулся, будто считал это смешным. Сын уже надеялся, что тот повесит трубку, больше ничего не скажет. — Когда мать узнала, она разрыдалась и обещала повеситься. Ты же не хочешь убить маму, так ведь, Отабек? Это было последней каплей. Сердце Отабека пропустило удар, а ком от горла будто отступил. По позвоночнику инеем прошлись мурашки. — Я понял. — твердо сказал Алтын-младший, прекрасно понимая, что выбора у него нет. Следующим, что он услышал, были гудки — отец положил трубку. Отабек на ватных ногах обернулся, кладя трубку на место. Дядя Яша сидел совершенно бледный и смотрел на него. Алтын вдруг подумал, что директор, скорее всего, слышал весь разговор дословно. Неудивительно, учитывая, как отец орал. — Вы… только поэтому меня вызвали? — решил уточнить Отабек, надеясь, что на его щеках не видны дорожки слез. Его с детства учили, что для мужчины плакать — стыдно. — Отабек…- обратился к нему дядя Яша, устало выдыхая и расслабляя галстук цвета асфальта. — Может… тебе стоит к психологу сходить? Отабек даже не посмотрел на него. Директор тоже считает, что ему надо лечиться? Что его влечение — отвратительно и неправильно? Что ж, пожалуй, если так считает большое количество людей, то это правда? — Тоже считаете меня больным извращенцем? — почему-то усмехнувшись, переспросил Отабек. Он вдруг почувствовал дикую усталость. — Нет! Нет, конечно нет, что ты! — решительно ответил Фельцман, доставая из кармана пиджака носовой платок и промокая влажный от пота лоб. — Я же не из-за этого, бог с тобой… Я имел в виду… Такие трудные отношения с родителями… Отабек неопределенно пожал плечами. В животе даже не ощущался ранее завязавшийся тугим узлом голод. — Вы хотите мне что-то посоветовать или что? — пожалуй, слишком грубо спросил Отабек. Грубо, не грубо — не имеет значения. Если сегодня ему придется покинуть интернат ради психиатрической лечебницы в Алматы, то что вообще имеет значение? — Я не знаю, поможет ли это тебе. — со вздохом проговорил явно уставший от всей этой нервотрепки дядя Яша. — Но… может… тебе стоит оставить эти отношения? Оставить эти отношения… Прекратить. Бросить Юру. Расстаться с Юрой и никогда больше с ним не заговорить — в таком исходе Отабек был уверен, друзьями они явно не останутся. — Да, пожалуй, вы правы. — будто находясь в прострации, согласился Отабек и вышел из кабинета. Кажется, Фельцман спросил, куда он идет. «Собирать вещи». /// Настроение испортилось. И что старику Фельцману понадобилось от Отабека, да еще и в рань воскресенья? Юра решил об этом не думать. Отабек обещал сразу написать, а это Отабек, в его случае обещания не пустой звук. На завтрак была овсяная каша с подсластителями на выбор. Юра взял с медом и попросил добавить побольше — удивительно, кухарка и впрямь добавила ему двойную порцию тягучего меда. Отойдя от очереди и найдя взглядом привычный столик, Плисецкий уже было направился к нему, но вдруг его остановил Леруа. Конечно, остановил — это сильно сказано, канадец, пребывающий в подозрительно приподнятом настроении, задел Юру своим острым локтем, заставив едва не выронить поднос. — Смотри, куда прешь, баран! — прошипел Юра. Нет, ну серьезно, канадский придурок точно его видел, специально ведь задел! Тем не менее, Жан-Жопак решил поломать комедию: он нарочито медленно обернулся и картинно удивился, посмотрев на Юру. — О, Юрий, ты здесь? — он гадко растянул губы в улыбке. Плисецкий мгновенно понял, что что-то тут не так. Да, Леруа издевается, как обычно, но в его глазах горел затаенный гнев, будто он знал что-то, чего Юра не знал. — Прости, я тебя не заметил. — Ой вот только все эти сладкие речи мне лить не надо, жополиз. — пробурчал Плисецкий, решительно собираясь пройти мимо канадца. И так настроение не очень, так еще и этот не пойми откуда высрался! Леруа не преградил ему путь, казалось, он даже не собирался за стол Тройки, а вовсе, направлялся к выходу. Тем не менее, как только Юра с ним невольно поравнялся, Леруа метнул испепеляющий взгляд, сощурив глаза. — Надеюсь, твоему бойфренду понравился сюрприз. — приторным голосом проговорил Леруа, сполна наслаждаясь произведенным эффектом. Юра резко обернулся. Пальцы почему-то ослабели, заставив крепче взяться за поднос с остывающей кашей. Что он сказал? Ладно, что Леруа назвал Отабека бойфрендом Юры, хоть он и не мог знать, что они встречаются, посрать. О каком сюрпризе речь? Судя по тому, что это говорит Жан-Жопак Леруа, точно не о хорошем. — Что ты, блять, несешь? — процедил Юра сквозь зубы, яростно впиваясь взглядом в Леруа и наплевав на то, что это тешит гордость канадца. — Спроси у него. — ответил он. — Если успеешь. Губы Леруа изогнулись в гадкой ухмылке, и Юра не выдержал. Отбросив поднос с несчастной кашей, Плисецкий сильно толкнул Леруа. Тот, либо считая Юру слабаком, либо просто не ожидая внезапного нападения, отшатнулся и врезался в стену, задев стул. Стул упал, грохот раздался почти на всю столовую. — Что ты сделал, ублюдок? — рявкнул Юра. Он готов был набить рожу этому говну прямо здесь, но сначала нужно было найти Отабека. Возможно, его вызвали к директору именно из-за канадца. — Эй, вы что тут устроили! — крикнула со своего поста кухарка. — Прекратите немедленно! Ученики со всей столовой начали оборачиваться и смотреть на них, перешептываясь и недовольно что-то бурча. — Юра! — Плисецкий боковым зрением увидел Милу. Она обеспокоенно шагала в его сторону. Юра решил позже выяснить, почему стояла Бабичева вместе с Сарой Криспино, да еще и рука итальянки покоилась на плече Милы. — Юра, не надо! — Что ты сделал?! — Юра вновь толкнул Леруа. Тот, что удивительно, не отвечал: просто стоял и ухмылялся. Будто уже победил. Под пеленой гнева Юра почувствовал собственный страх. — Приобщился к казахской культуре, можно сказать…— протянул Леруа, все еще упиваясь выражением лица Плисецкого. Юру передернуло. Сонливость и усталость мгновенно прошли — кажется, он начал догадываться, что имел в виду канадец. — Ты…— в ярости прошипел Плисецкий. Ему очень хотелось взять все еще теплую кашу и залепить её в глаза Леруа. А еще лучше — взять стул и им отпиздить это моральное говно. Но Юра решил отложить раздумья о всевозможных пытках канадского мяса. Если его догадки верны, то Отабеку сейчас еще хуже. Ему нужно немедленно найти своего парня. — Свиноеб. — отчеканил Юра, моментально выбегая из столовой.