Сплин

~•~

      Глеб вышел из подъезда, встал прямо под козырьком, набрал знакомый номер, который выручал уже не раз, дождался голоса диспетчера и заказал до определённого места такси. Пока ожидал, то успел слегка замерзнуть. Впрочем, проветрить голову не помешало. Стало как-то даже полегче поначалу, потом уже захотелось защититься от суровости климата. Снег образовал небольшие сугробы, ветер хлестал прямо в лицо, отчего стоящий натянул повыше шарф — на подбородок, а шапку пониже — на лоб. Ноябрь обозначил скорое окончание осени, приближение зимних морозов.       Такси подъехало, и он был несказанно рад погружению в тёплый салон. За окном мелькали ветки деревьев, кустов, разноцветные и разногабаритные здания, автомобили, автобусы, куда-то спешащие или идущие смиренно, как на отбывание повинностей, прохожие. Дорога до студии заняла немного времени, но поездка вышла весьма живописной, даже чуть-чуть философской. Поскольку он задумался о том, что у каждого есть своя цель. Даже если кажется, что дни сливаются воедино, если кажется, что кто-то уже попал в тупик, то это вовсе не так... Стоит только выйти из дома, начать движение. Возможно, даже сменить маршрут, чтобы найти что-то удивительное. Или оставить прежний, но в определённое время смело поднять голову, чтобы встретить чьи-то глаза. Или услышать чей-то голос, вступить в диалог. Или просто поймать безмолвную улыбку... Подъехав к студии, обнаружил, что Бекрев уже там. Стоял у входа, приветливо улыбаясь. Отчего приехавший невольно ответил тем же.       Обменявшись рукопожатиями, вошли внутрь. Помещение было заставлено инструментами, техникой, однако это вовсе не производило ощущение стихийного беспорядка, бардака, наоборот, как-то окутывало уютом, знали, что и где, разбирались быстро, чётко, как в своих пяти пальцах. Группа была не в полном составе ныне. Валера и Дима не смогли присутствовать, у них какое-то другое совместное дело было намечено на сегодня. Впрочем, Глеб и Костя не расстроились из-за такого расклада. Приступив к занятию, вскоре очень быстро увлеклись, позабыли обо всём постороннем.       В воздухе царила полная отдача процессу созидания чего-то мощного и изящного, пробирающего до глубины. Когда солист подошел довольно близко к музыкальному соратнику, чтобы показать, что если одновременно нажать ещё на другие клавиши, то мелодия заиграет абсолютно новыми оттенками. Такой вариант звука восхитил, открывая особенную грань чувственности. Находясь в какой-то творческой эйфории, Костя внезапно потянулся, нежно поцеловал. Прямо в губы. И это не было шуткой, весьма серьезно, настойчиво. Поэт не ожидал, незамедлительно отстранился.       Тотчас заметил, что по грифу стоящей недалеко гитары ползала змея. Она вилась кольцами. Глеб подумал о том, что всё же это символизирует некое повторение. Цикличность жизненных ситуаций. С одной стороны, был необычайно рад, так как ждал подсказки, с другой — встревожило, что за силы всё-таки дают знак, почему они не вышли на контакт ранее, когда сам желал этого.       — Что это было? — ошарашенно глядя, вопросил он, ещё не распознав до конца, как же именно реагировать на Костино действие.       — Ты же с Вадиком раньше целовался, — молодой человек пытался показать, что ничего нетипичного в этом нет. — Без смущения.       — Но ты же не Вадик. Не брат мне, — Самойлов в исступлении пытался рассуждать. Теперь набрался уверенности в том, что разгадал верно нынешнее змеиное послание. Старая история с Вадимом могла повториться отчасти с Константином, и этого не хотелось, безусловно. Желал абсолютно иной ситуации. Да и чувства отличаются явно. Хоть и привязаны, многим делятся, доверяют, плодотворно сотрудничают, но несколько иначе акценты расставлены.       — То есть с братом приятнее и логичнее целоваться, чем с другом? Или дело во мне просто?       — Я не знаю, как объяснить, — засмущался Самойлов. — Вадим всегда был особенным. Его никто не заменит. Мы много делали безумств вместе.       — То есть я недостаточно безумен, видимо, — в его голосе сквозило легкое разочарование.       — Не в том смысле... — не успел творец закончить, как прервали.       — Не надо, Глеб. Понимаю, не надо рушить то, что есть. Прошлое в прошлом. Ворошить не будем.       — Слишком далеко зайти можно, что потом уже ничего восстановить не получится. Между созиданием и разрушением тонкая грань. Иногда замечают, когда уже поздно.       — У тебя так было прежде с кем-то?.. — смущённо задал вопрос парень.       — Явно. И не раз, — уверенно ответил Самойлов, проведя рукой по собственным волосам.       — Мне бы не хотелось тебя потерять. Не хотелось бы разрушить ничего.       — Когда-нибудь уйдёшь, Кость, сам так решишь. Со мной ведь сложно, — откровенно и мудро поведал собеседник.       — Пока справляюсь же! — сказав это, прильнул к телу коллеги; то ли пытаясь приободрить, то ли пригреть, то ли понежиться.       — Хватит раскисать, а то плакать уже скоро начнём здесь, а мы не для этого собрались, — попытался напомнить о главной цели, после чего оба вернулись к занятию.       Закончив, покинули здание, заказали по телефону две машины, которые развезли их по домам.       — Валерия, так соскучился по Вам! — едва зайдя, сгрёб в охапку девушку. Знал, что ей на "Вы" обращение нравилось больше, поэтому чаще так, хоть и можно было на "ты", учитывая статус их положения.       — Я тоже! — отозвалась она. — Ждала так. И извиняюсь, что вспылила опять сегодня. Конечно, считаю Вас мужчиной.       — А Вы женщина, но не слабая, а очень сильная.       — Только сумасшедшая немного. Несдержанная.       — Никто из нас не святой... У всех свои странности в мыслях, — сказал поэт и заключил её в ещё более крепкие объятия.       Его успокоило то, что с Константином ситуация прояснилась вроде бы. С Валерией не до конца, предстояло ещё что-то предпринять. ___