Гозело знал, куда шёл: целенаправленно пересёк первый этаж и поднимался по лестнице.
«А на первом-то этаже людно, как и должно быть — все бабы у ромалов только на первом живут, на второй подыматься не смеют, чтоб не осквернять… и всё в порядке. И свары бабские слышу, и сало на кухне трещит, в котором они, как обычно, пампушки сахарные жарят. Голоса неиспуганные. Демон-то баб жрал бы помаленьку, а они разбегались… или нет, потому что худо им без табора. Но сидели бы боялись».
Из баронского логова пахнуло помойной ямой, но Локи и тут сомневался: оно, конечно, запах разложения был первейшим признаком присутствия демона, но и человек запросто мог так жить — а демоны, бывало, пахли розами.
Разговор двух ромал для Локи большого интереса не представлял: Гозело докладывал о делах, Рацуш в кресле ворочался, хрипел и каркал. И мало отличался от Рацуша, виденного Локи несколько лет назад. Такой же опухший, с сальными завитками волос и кровавинкой в круглых, почти птичьих глазах.
Гозело талдычил-талдычил, потом достал тугой, глухо звякнувший мешочек — видимо, с золотом.
Тут Рацуш соизволил встать. Тяжело переступая, подошёл к сейфу и копался в нём, поудобнее мешочек умащивая. Локи внимательно рассматривал баронские тылы: штаны бархатные чёрные, рубаху шёлковую белую и красный, расшитый шелками и золотом жилет.
«Ничего не вижу, ромал как ромал. Экую он себе холку наел, не знает, куда сало девать. Зад у него, конечно… целый афедрон».
Холка шевельнулась слегка, и Локи впился в неё потусторонним своим взглядом, не мелькнёт ли острый клюв. Из тела одержимого в произвольном месте вырастала голова ворона, по поверью — но не увидел.
«Просто сало волнами ходит», — и разочаровался. Всё-таки любопытно было посмотреть на одержимого.
Гозело ещё помялся, постоял.
«Это он что, надеется, что я дядюшку его осточертевшего просто так убью, о цене не договорившись предварительно? Ой, дурак…»
Рацуш каркнул уже с недоумением — дескать, чего ждёшь? Начал злобой наливаться, и Гозело быстренько распрощался.
Бабка на входе никуда не делась, ждала. Лицо у неё было слегка разочарованным, как будто тоже ждала чего и не дождалась.
Руку протянула требовательно к платку, и Гозело, от греха, отдал.
«Молодец, правильно сделал. Послушаю здесь ещё, может, что любопытное выболтают».
Обсуждали свадьбу дочки Лайоша с сыном Палюли, да как славно там напились и подрались; потом про лошадей разговор начался, и все заоблизывались на жеребца, что в конюшне у Гозело стоит.
«Может, просто забрать втихаря и смыться? Смешно будет: у цыгана лошадь украл, скажут! Кто узнает, конечно», — подумал и не трепыхнулся никак.
Заинтересовался.
Бабка долго в компании не высидела: сослалась на нездоровье и поковыляла себе. В своей хижине встряхнула платок с нужным приподвывертом, и принц Асгарда грянулся оземь — в буквальном смысле слова. Пол был земляной.
Извернувшись в полёте, упал на ноги и довольно злобно на бабку уставился.
Та не теряла присутствия духа:
— Что скажешь, бэнг йотунхеймский? Мелал и правда Рацуша съел?
Локи с усмешечкой её рассмотрел, подумал и спросил в ответ:
— А сама что скажешь? Меня рассмотрела в платке, а Мелало в бароне своём не видишь?
Ведьма тяжело опустилась на старое, закряхтевшее под её весом кресло-качалку. Покачалась, поскрипывая, попыхтела трубкой:
— В том-то и дело, что не вижу. Демона в нём меньше, чем в тебе, бэнг.
Локи поморщился:
— Я не демон.
— Ну конечно. Как скажешь.
— Не боишься, что убью за непочтительность?
Ромни только отмахнулась:
— Стара я бояться. А ты не убьёшь, если выгоду увидишь.
— Пока не увидел, — Локи сверкнул глазами, — пока вижу только, что я вам, честным ромалам, деньги за коня отдал, а коня не получил.
Бабка встрепенулась, как старая ворона:
— Гозело глуп по молодости, да лучше… этого.
Локи пожал плечами:
— Так убейте старого, поставьте молодого.
— Нельзя, нехорошо ромалу ромала убивать, осудят нас люди.
«А, ну конечно, «люди» это другие ромалэ, гаджо-то вы в расчёт не берёте».
И холодно спросил:
— Так от меня-то чего хотите, честные ромалэ? Не демон ваш барон.
— Хуже демона, да убивать его невместно. Вот если бы при свидетелях подтверждение было получено, что то Мелал был… — голова ромни окуталась дымом, голос звучал как будто издалека. — Нас не слышит никто сейчас, бэнг. Такое разве что в моей хижине может быть да в баре в лисоухого, где с тобой Гозело говорил. И я тебе скажу: не убивай нашего барона сам, я Гозело нож наговорённый дам, он убьёт. Но пусть люди увидят, что он демона убил. Я знаю, бэнг, ты мастер иллюзий, лучше тебя нет…
Локи очарованно прикусил губу: «Само, само в руки валится! А я-то всё думал, как подъехать!»
Вслух же сухо сказал:
— Пятьдесят процентов.
Бабка схватилась за сердце:
— Ай, бэнг, без ножа режешь! Откуда у бедной старой ведьмы полномочия торговаться?
Локи был вкрадчив:
— Так не торгуйся. А полномочия у тебя есть, не завирайся.
Сторговаться удалось на двадцать процентов от прибыли ярмарки, и дым в хижине бедной старой ведьмы стоял коромыслом. Чуть не поубивали друг друга.
Когда били по рукам, Локи напряжённо раздумывал, кому кого удалось облапошить. Переживал, и охотно согласился выпить по чуть-чуть в честь хорошей сделки.
Ведьма, меж тем, кряхтя, выползла из кресла и из кучи тряпья в углу хибары выкопала позеленевшую от старости пыльную бутылку:
— Вот! Лумумба, давно на случай хранила.
Локи посмотрел с интересом, и ромни хвастливо заулыбалась:
— Ай, гаджо, выходит, не всё ты про нас знаешь! — с чпоканьем вытащила пробку и протянула бутылку гостю.
Стаканов не было, пить предполагалось из горла.
«Ненавижу, б…дь, ромал» — вслух же поблагодарил и отпил глоток. Порадовался, что не всё про ромал знал, потому что знание о лумумбе радости ему не прибавило: сладкая спиртовая настойка на зёрнах какао и красном перце не то чтоб была отвратительна, но вкус имела истинно ромальский. А принц начинал чувствовать передоз ромал в организме. Передал бутылку ведьме:
— Как зовут тебя, уважаемая? — после проявленных способностей к магии и бешеному торгу зауважал оппонентку неподдельно.
Ромни посмотрела недоуменно, а потом захихикала, кокетливо грозя пальцем:
— Ай, хитрый бэнг! Кто же назовёт имя демону! Только дурак малолетний, вроде Гозело… — и забулькала лумумбой.
Оторвалась, вытерла рот:
— А теперь я расскажу тебе, как выглядит Мелало. Ты ведь не видел?
Локи, подумав «Так, работаем», сосредоточился: изобразить демона нужно было как можно достоверней. Ромни снова умостилась в кресло, и голова её окуталась дымом из трубки:
— Давным-давно, ещё когда ромалэ не по просторам космоса, а по степям Мидгарда кочевали, — Локи прикинул, что бабке лет триста, как минимум, — Мелало овладел моим соплеменником. Когда он начал воровать у своих и убил двоих, его тоже убили. Прикололи и похоронили в степи. А на следующую ночь он догнал табор — и был жив-здоров. Телом. Душу же его съел Мелало, и страшно было рядом с ним, как с живым мертвецом. А он вёл себя, как ни в чём не бывало, только вместо человеческой речи карканье вырывалось из его рта. И никто не знал, когда на него снова накатит, — ведьма помолчала, булькнула лумумбой и протянула бутыль Локи, раздражённо думающему:
«Вот народ! Демона измыслили, поверили и овеществили, а как убить не придумали, ну что за легкомыслие! Это ж как насрать посреди улицы, а другие чтоб убирали».
Но выпил молча и отдал бутылку обратно. Ромни никуда не торопилась, покачиваясь в кресле, с трубкой в одной руке и бутылкой в другой. Снова приложилась и наконец продолжила:
— Его убивали и убивали, после каждого учинённого им убийства, но он возвращался. Весёлый. — Снова побулькала лумумбой и сообщила: — До города добралась треть табора.
Ещё повздыхала, видно, вспоминая то время. А потом быстро, по-деловому закончила:
— А в городе нашёлся один старик. Умный, хоть и сефард. Посоветовал не просто убить, а хорошенько осмотреть труп. Так и поступили, и ужаснулись: между лопаток у одержимого росла голова ворона. Ободранная, без перьев и кожи, зато с зубастым клювом, которым она пыталась укусить хоть кого-нибудь. Сефард бегал вокруг и кричал, чтобы ни в коем случае не подставлялись. Я малая совсем была, но до сих пор помню, как шея птичья морщинистая вытягивалась, как белёсые глаза смотрели невидяще, да… а потом кинули тело в одну яму, голову в другую и камнями завалили. Мелало больше не приходил, но мы всё равно в тех краях кочевать перестали. На всякий случай. И сефардов наше племя с тех пор уважает более прочих народов, за мудрость.
— Значит, ободранная, глаза мёртвые, клюв с зубами. Похоже?
Перед ромни из клуба дыма вызверилась, щёлкая клювом, образина.
— И-и-и-и-и! — визжала ведьма неожиданно тоненько.
Из кресла выскочить не смогла, глубоко сидела, но бутылку и трубку выронила. Отдышавшись, сварливо вопросила:
— И кто тебя, паскудника, учил старых людей пугать? Никакого уважения! — и, вздохнув: — Ладно, подай трубку… бутылку не подавай, всё уж вытекло. Это ж какую лумумбу испортил!
Локи, подавая трубку, ангельски вопросил:
— Так похоже?
— Ещё и лучше!
— Тогда давай наговорной нож, я на него тоже наговорю. И не вздумайте им кого-нибудь ещё до Рацуша убить — эффект разовый, пропадёт впустую. И зови Гозело своего, я ему инструкции дам и уеду. Нечего мне тут отсвечивать во время. событий. Могут сплетни пойти, ни к чему.
***
Вернулся в Асгард, навёл шороху. Сразу же нашёл секретаря братцева, Нильсена, и проклял при всём честном народе, чтоб тот о свои ноги запинался, икал и глазами в разные стороны косил. Секретарь стал нетрудоспособен, братец взбеленился и задействовал тяжёлую артиллерию, наябедничав матушке. Та послала уже своего секретаря к младшенькому, велев прийти для разговора.
Локи сидел у себя в покоях, ждал, перелистывая «Полезные советы начинающему некромансеру» и «Некромантию в картинках» — уже подбирал обучающую литературу для маленькой принцессы. Матушкин секретарь крайне любезно и велеречиво обратился — королева-де изволит ждать в Большой Красной Гостиной.
«Ишь, опасится, — Локи с едва заметной глумливой ухмылкой смотрел на секретаря, — боится, как бы под раздачу не попасть».
Все знали, что Большую Красную Гостиную королева использует исключительно для разносов.
Матушка ждала его в компании брата. Холодно поздоровавшись, высказала неудовольствие насчёт Нильсена, и Локи тут же пообещал его излечить. Оправдывался, упирал на то, что Нильсен позорил его — и, стало быть, всего царского дома! — доброе имя.
— Мелочным меня, мама, называл — только потому, что я пытался остепениться и не убивать направо и налево, — и, горестно, жалуясь: — А может, и правда мелочен становлюсь: этого тоже не убил, а так, пошутил по-детски.
Фригг, видевшая Нильсена, покачала головой: икота, выворачивающая беднягу уже несколько часов, неостановимая никакими средствами; заплетающиеся ноги, почти полная потеря равновесия, кружащаяся от разъезжающихся зрачков голова — все эти «мелочи» в комплекте почти свели несчастного с ума.
— Но мама, я и в этом уже раскаиваюсь, погорячился, — и, прикрыв глаза и сосредоточившись: — Всё, проклятие снято. Прости, брат, — поклонился Тору и руку к сердцу приложил. — Пострадавшему пришлю извинения и компенсацию позже.
«Это я тебе по-мелкому нагадил, по-крупному позже будет».
Мать слегка потеплела, но повестка была не исчерпана, и она приступила к следующему пункту:
— Наш агент на Тортуге… — матушка выдержала паузу, пронзительно глядя на Локи, — докладывает, что ты там был, в этом вертепе. Ходил по рядам, употреблял запрещённые вещества, покупал что-то у сомнительных личностей.
Принц страдальчески сморщился:
— Что за агент, этот недотёпа, ас Ульмаринен, которого туда сослали работать за пьянство и увлечение азартными играми? — «И, кстати, поставили его подслушивать, а он подглядывает. Вместо того, чтобы настоящую информацию собирать, за своими же шпионит!» — Да он же не просыхает, вот и видится ему всякое! Да, я съездил на ярмарку, — (скрыть оное не представлялось возможным, Хеймдалль всё равно бы доложил), — но просто прикупил ингредиентов для зелий! — и деланно вспылил: — Что этот пьяница ещё видел?! Может, я там голый на стойке бара танцевал?!
Матушка как-то странно посмотрела, сглотнула и пробормотала: «Действительно, не может же такого быть». И, уже спокойно:
— Да, надо будет проверить информацию. И, возможно, агента сменить.
Локи быстро предложил:
— У меня есть подходящие люди.
Матушка, уже благосклонно кивая, явно с его грехов перешла на думы государственные и обещала рассмотреть кандидатуры.
***
Вести о смерти барона Рацуша, державшего Ярмарку, дошла до Асгарда через несколько дней. Как Локи и полагал, ромалэ тянуть не стали.
Принц спустился в подвальчик. Несколько волосков Гозело он предусмотрительно украл, и теперь, проведя с ними соответствующий обряд, мог видеть нового цыганского барона. Судя по картинке (звук не передавался) всё прошло честь по чести, удачнее некуда. Что ж, надо было искать, кого бы отправить на Тортугу — заглазное управление будущими доходами Локи не устраивало.
Когда они расставались, коня барон Гозело пообещал самолично на Асгард доставить. Как вручат, договорились легко. С деньгами было хуже. Локи, заранее подозревавший новых партнёров во всяких мошенничествах, не жалел угроз, прямых и опосредованных. Гозело клялся, что ни за что не обманет, и глаза у него были такие честные, что убить хотелось прямо сейчас, не задаливая. Учёт и контроль были потребны, как мало где, и оставалось решить, кого туда отправить. Кто вывезет миссию.
