В погоне за небом

Чонгук проснулся посреди ночи в холодном поту. Темнота опутала всю комнату, и только лунный свет аккуратно проникал сквозь зашторенные окна, попадая прямо на лицо. Ему снова снился кошмар, благо, он не разбудил своими метаниями Сухёна, который мирно спал рядом, размеренно сопя. Чонгук поднял руку на свет, рассматривая татуировку, под которой таился едва заметный продолговатый шрам — его вечная боль и причина разочарования в самом себе, людях и жизни в целом. Это — его прошлое, никогда не перестанущее напоминать о себе неприятным зудом в сердце и бесконечными загонами в голове. Как тривиально и просто было возненавидеть всех женщин мира из-за матери, которая приложила для этого все свои усилия. Чонгук и сейчас не до конца понимал давних желаний и мотивов, двигавших этой женщиной, но решиться спросить из первых уст и узнать точно — не мог. Не в этой жизни. Отголоски старых душевных шрамов всё ещё терзали его, и он просто не находил в себе сил вновь взглянуть в глаза своему главному кошмару. Мужчина повернулся набок, только сейчас заметив, что рука Сухёна всё это время покоилась у него на груди. Примерно в этот же момент он вспомнил, от чего проснулся на самом деле. Тёплая ладонь будто вывела его из транса, расположилась в районе сердца и начала медленно, но неумолимо стягивать кровоточащие рубцы и глубокие порезы его истерзанной души. Гук глубоко вздохнул, перемещая чужую ладонь в пространство между ними и переплетая пальцы, прерывисто и беспорядочно выдыхая воздух через ноздри. Пока Сухён спал, Чонгуку становилось на малую толику легче: в какой-то момент он перевернулся на другую сторону, спиной к нему, из-за чего рука натянулась до предела, и Чону пришлось выпустить её, дабы не тревожить чужой сон. — Ты этого не услышишь, но зато я смогу рассказать тебе о чём-то очень важном. Не в подробностях, уж прости, — мужчина вздохнул, опуская взгляд подобно нашкодившему ребёнку. — Когда мне исполнилось двенадцать, моя мать… нет, не так — мои родители уже не были идеальной парой с обложки журнала. Оба из богатых семей, но отец — свободолюбивый скандалист, сперва наотрез отказавшийся от брака, с чем его с облегчением поддержал мой дед. И ладно бы с ним — отказался и отказался, вот только ему было очень удобно вместе с тем мимоходом потрахивать мою мать, в связи с чем та закономерно залетела. Свадьба всё-таки была сыграна. В детстве я не понимал, почему мама смотрела на меня с плохо скрытым презрением, отправляла жить к дедушке, а отец был совершенно не против подобных решений. Не знаю, как они умудрились заделать ещё и Чонхэ, но, походу, это произошло из-за проблем с компанией стариков по её линии. Так она смогла удержать свой ходячий мешок с деньгами, и баста… Как-то раз эта женщина объявилась через неделю после моего Дня Рождения и просто забрала меня с собой. Дед и подумать не мог о том, что пришло в её голову, когда она оставляла маленького Чонхэ на его попечение на несколько часов, растянувшихся в день. Это были самые ужасные сутки в моей жизни. Я и сам не подозревал, что настолько мешал её жизни — мать буквально купалась в благополучии, однако и этого не хватало для того, чтобы удовлетворить её непомерную жажду денег. Стоит ли говорить о том, что делалось для того, чтобы я не возникал и вёл себя «послушно»? Шрам на руке — всего лишь то, что не удалось зашить без последствий. После этого мать посадили в психушку, хотя должны были за решётку. Отец постарался, чтобы не опозорить честь семьи, мать его. Дед его за это так и не простил, как и за то, что он до сих пор не рассказал Чонхэ, почему мы все рассорились в пух и прах. Чонгук прерывисто выдохнул, закончив рассказ, хотя в определённых местах мог бы рассказать намного, намного больше. Язык не поворачивался. А самый страшный час и вовсе частично выветрился из памяти. Мальчишка лежал к нему спиной, поэтому мужчина вынужденно придвинулся ближе, инстинктивно обвивая рукой торс Сухёна и притягивая того поближе к себе. Чон машинально потянулся ладонью под просторную футболку парня, желая дотронуться до обнажённого кусочка кожи. Мог бы — тыкался бы слепым котёнком куда-то в район живота парня, стараясь найти там такое недостающее тепло. Его талия была слишком тонкой, как для подростка — её хотелось сдавить пальцами чуть сильнее и притянуть поближе к паху, невесомо пройтись бёдрами через одежду, но главное — трогать-трогать-трогать, лишь бы не потерять это призрачное ощущение счастья, каждый раз появляющееся в разгар погони за его личным, безоблачным небом. В сериалах и фильмах, когда ему встречались моменты с геями и иже с ними, да даже в том, что они смотрели сегодня, Чона ощутимо подташнивало от сюрреалистичности происходящего. Против он ничего не имел, но считал это неправильным по отношению к нему лично, но вот незадача, по итогу они с Сухёном лежат в одной постели, и явно не с дружеским подтекстом, по крайней мере, со стороны Чонгука так точно. Как ни парадоксально, но с ним это не ощущалось чем-то извращённым, наоборот, хотелось больше целовать, больше знать, помогать и направлять, приправляя всё это заботой и таким робким, щемящим чувством в груди. Желание стать центром, опорой и защитой разгоралось всё сильнее с каждой секундой. … Через пять минут Чонгук провалился обратно в на этот раз уже спокойный, безмятежный мир грёз, зато проснулась Суджин, которая, честно говоря, сделала это ещё минут двадцать назад, когда Чон ворочался, сбивая простынь, и просил оставить его в покое, чего-то не делать, а после проклинал мать всеми известными ему словами, крича о том, что ему очень больно. Осознав, что после всего озвученного ей уже никак не уснуть, она обречённо села и уставилась в точку перед собой. Мужчине было тяжело признаться в своём прошлом, в котором он был абсолютно не виноват, а Су вновь устыдилась оказанному ей доверию, в то время как с её стороны была лишь бесконечная ложь. Она не то, что о прошлом, смолчала даже о самом примитивном настоящем. Ну вот как ей рассказать ему правду? Как помочь не утонуть в той боли, которую он пронёс через всю свою жизнь? Над этими вопросами девушка размышляла до самого утра.

***

Намджун направлялся домой в прекрасном настроении, ведь сегодня они с Миджин решили провести остаток дня только вдвоём. У них этого толком не выходило: графики, как назло, не совпадали, а после разгрома в салоне Чонгука девушка полностью погрузилась в ремонт и дома бывала не чаще самого Кима. Мужчина безумно соскучился по своей невесте, мысленно продумывал момент встречи, изредка поглядывая на букет цветов на пассажирском сидении. Её любимые. Намджун помнил, как подарив их впервые, увидел смущённую улыбку, а после она лично подтвердила его догадки. Мужчина планировал повести её в кино или покататься в парк аттракционов, вспомнить те самые первые свидания и ту прозрачную, почти неосязаемую магию, что незримо сопровождала их. В квартире пахло выпечкой, чему Ким был поражён, прекрасно зная о нелюбви Миджин к готовке — обычно они покупали полуфабрикаты или заказывали что-то на дом. Сама девушка обнаружилась в их комнате: она увлечённо рассматривала фотоальбомы, расположившиеся на отдельной полке. Никто уже давно не печатал фото, просто сохраняя их в облаке, но Миджин нравилось по кусочкам собирать собственные воспоминания. — Я дома. Намджун присел рядом, пряча лицо за букетом и ожидая, когда девушка отодвинет тот в сторону. Однако с минуту не происходило буквально ничего, и Джун опустил цветы, сдаваясь. На него смотрела Миджин, скептически приподнявшая одну бровь. И только тогда он понял, что что-то произошло, и девушка не была настроена на милости и нежности. — Приезжала твоя мама. Миджин тяжело вздохнула и вернулась к просмотру фото. В их прекрасном мире существовало всего несколько изъянов, и один из таких, как ни прискорбно — его мать. Девушка держалась молодцом, зная о неодобрении своей кандидатуры будущей свекровью… И всё же, иногда у той получалось вывести её из душевного равновесия. — Вот как, — мужчина закусил губу, вновь ощущая приятный запах выпечки. — Я не помню этих фотографий. Это со времён первого курса? Удобно было промолчать и не поднимать больную тему. Миджин усмехнулась. Как Джун замалчивал проблему с его матерью, так и девушка молчала о своих скелетах в шкафу. — Со школы, — она захлопнула альбом и повернулась к Намджуну. — Ничего интересного там нет — просто случайно наткнулась на раритет и решила посмотреть. — Дашь глянуть? Ты ведь там явно ещё без пирсинга и татуировок. Он никогда не пытался изменить её или её интересы, однако всё же тихо надеялся, что однажды Миджин остановится, станет обычной девушкой, снимет своё бешеное количество колец по всему телу и они заведут детей. Да, Намджун очень хотел маленькую копию себя или будущей жены, хоть отлично понимал, что Миджин никогда не горела особым желанием размножаться. Вообще, она ему об этом и сказала почти сразу, да и после первой встречи с его матерью это желание угасло окончательно. Девушку некрасиво ткнули носом в то, что с такими увлечениями она никогда не сможет нормально воспитать ребёнка, а после — в то, что она, дрянь такая, не хочет рожать совсем. — Без, — Миджин вздохнула. — Там нет ничего интересного, правда. Девушка скосила взгляд и стала поспешно собирать разложенные по полу альбомы, водружая из обратно на полку к остальным. Предложив выпить чаю, Миджин поспешно отправилась на кухню: на самом деле ей просто не хотелось говорить с ним сейчас. Почему-то думалось, что он в любой момент взорвётся, словно бомба, отсчитывающая обратные секунды, и тогда ей не поздоровится. Стоило сбежать хотя бы в другую комнату, что она, собственно, и сделала. Намджун проводил её смурным взглядом, а после озадаченно почесал макушку. Он никогда не заглядывал в альбомы, хоть и видел их пылящимися в шкафу, никогда не интересовался её прошлым, ведь она так просила, а он уважал её желания. Нет, Намджун, конечно, знал все милые и странные истории из её школьной и студенческой жизни — они и сами познакомились, когда девушка была на третьем курсе. Намджун встретился с её родителями, понравился им, хотя поначалу они смотрели на него с недоверием. Как-то на одной из их первых общих встреч — он с Миджин тогда встречался уже полгода, — Джун невольно подслушал разговор родителей с дочерью. — Он хороший и мы принимаем твой выбор, не беспокойся. Голос матери обнадёжил, обрадовал и практически привёл в восторг. Намджун подходил, ему дали благословение, пусть и не напрямую, а сказав об этом дочери. Тогда ещё начинающий бизнесмен ощутил непередаваемое тепло в груди… Ровно до тех пор, пока не услышал следующие слова её отца: — Я всё равно не понимаю, почему ты выбрала Намджуна, а не… — Папа! Джун всё ещё гадал, кого отец так хотел видеть в женихах дочери, но всё равно не лез с расспросами к Миджин. И почему именно в эту секунду он решил, что мог это сделать? Сначала, впрочем, ему хотелось увидеть фото. Раньше для него это было табу, ведь могло относиться к тому, о чем девушка не хотела говорить, но сейчас настал час всё разъяснить. У них скоро свадьба, хватит скрывать друг от друга котов в мешке. Намджун подошёл к шкафу и достал оттуда альбомы, находя тот, который смотрела Миджин. В нём и правда не было ничего интересного. Листая фотографии, Джун не понимал, почему она так не хотела, чтобы он их видел. На них она была ещё совсем маленькая, но улыбка всё так же ярко освещала её лицо и по сей день. Мужчина провёл пальцами по одной из фотографий, на которой девушка была запечатлена у башни Намсан с мороженым в руках. Девушка там настолько счастливая, словно её фотографировал любимый человек. Так ярко и тепло. Перевернув страницу, Намджун замер, чувствуя, как под рёбра проникало жгучее, ужасающее чувство предательства. Он не понимал. Не понимал, почему так больно. Не понимал, почему ему врали? Не понимал, почему страница была подписана той же датой, что и предыдущая — явно последний год старшей школы. Не понимал, откуда взялись подозрения. Не понимал, откуда появилась злость и желание вмазать Тэхёну. Его друг крепко обнимал его невесту, положив ей голову на плечо и ярко улыбаясь. Намджун Кима с такой улыбкой никогда не видел, обычно та больше походила на оскал или усмешку, ухмылку. А Миджин на фото смущалась. Когда Тэхён их познакомил, Джуну казалось, что они встретились через общих знакомых. Девушка в ответ на это сказала, что они и правда лишь хорошие приятели. А оказалось, всё было не так? Миджин уже сидела за столом, делая осторожные глотки горячего чая, когда зашёл Намджун, пряча одну руку за спиной. Девушка подняла глаза, смотря на жениха и замечая изменения в его настроении. Джун же пытался объяснить происходящее самому себе. Прямо в голове размышлял, что он себе просто лишнего надумал, вот и всё. Сглатывал тяжело, придумывая оправдания лжи. Но зачем было скрывать своё тесное знакомство? Что в этом такого? — Ми, — Намджун присел рядом с девушкой, заставляя повернуться к нему и обратить на него внимание. — Как давно вы знакомы с Тэхёном? Миджин поняла сразу, что пряталось в руке у Джуна за спиной. Не подавая виду, она отвернулась и отпила из своей чашки. Ничего не произошло. Абсолютно. Сейчас всё устаканится само собой. — Будто сам не знаешь. Намджун сцепил зубы покрепче — девушка уловила это краем глаза. Нет, само оно точно не устаканится, как бы ни хотелось. — Не ври мне хотя бы сейчас. Как давно вы знакомы с Тэхёном? С какого класса старшей школы? Или средней? Миджин выдохнула через нос, беспорядочно бегая глазами по столу. Об этом нужно было сказать сразу, а не умалчивать столько лет. Ну почему она этого не сделала? — Со второго года младшей школы. А потом как-то так вышло, что мы постоянно попадали в один класс, даже в средней и старшей. Он был моим лучшим другом. — И что же случилось? Почему вы, лучшие друзья, даже не рассказывали друг о друге?! На стол легла фотография из альбома. Та самая. Её любимая. Миджин как чувствовала, что её желание поностальгировать ничем хорошим не закончится, и всё равно надеялась, что её пронесёт. Не станет же Намджун лезть куда не надо. Стал. У всех есть свои секреты, которые не хочется никому и никогда рассказывать. Тэхён им не был, но о нём не хотелось упоминать лишний раз, Намджуну, так точно. Они были больше, чем друзья. Крепче, чем семья. Они были родными, их называли близнецами. А родители всё норовили их свести: такая ведь пара пропадала… Все вокруг видели искры между ними, их переглядывания и держание за ручки, но с Тэхёном хотелось быть милой и доброй, что противоречило природе девушки. Она горела жаждой приключений, на первом курсе увлеклась искусством татуировок, отбилась от рук и отдалилась от лучшего друга. Того, кто вытаскивал её из всех передряг, просто радуясь тому, что потом она полночи будет спать рядом с ним. Знала ли она о его чувствах? Да. Были ли они у неё самой? Однозначно. Она любила его, но не могла позволить себе разрушать хрупкую тонкую нить. … И разрушила, окончательно отдалившись и уйдя с головой в Намджуна. Миджин любила своего жениха, правда, это было не так, как с Тэ. С Джуном хотелось быть рядом, принимать его любовь, учиться чему-то новому. С Тэхёном же хотелось жить, дарить любовь. Девушка помнила, как ляпнула ему, что хотела бы от него детей, прямо в тот самый момент, и сразу представила их свадьбу, но скинула всё на то, что была пьяна. Боялась. Боялась себя и своих желаний. — Потому что мы уже давно не лучшие друзья. Закрыли эту тему, Джун, правда. Ты и сам видел, какие у нас сейчас отношения. Конечно, видел. Видел, как Тэхён язвил ей каждый раз, словно маленький обиженный ребёнок. Видел, как друг брезгливо отводил взгляд при их нежностях, но списывал это на чёрствость характера. Видел, как закатывались глаза при словах о прошлом Миджин, словно он знал куда больше. А он, оказалось, и знал. Владел этими знаниями, не делясь и отмалчиваясь. И это било. Слишком больно и сильно. Нечестно. Это Намджун должен знать всё. Каждую мелочь. Он всегда жалел, что не встретил её ещё раньше, чтобы у них было больше общих воспоминаний. А теперь что? — Ты не смогла доверить мне даже такую мелочь? Миджин словно обухом по голове ударили. Джун обвинял её во лжи? Да, она правда кое-что умолчала, но что в этом такого криминального? Словно у него не было подруг-девушек из прошлого, и будто он с ними не переписывался изредка? Не переписывался. И подруг таких у него тоже не было. И Миджин это знала, дура набитая. А ведь и правда, почему не сказала сразу? Почему скрыла? Нелепость какая-то, в самом деле. — Если тебе так неприятно, я могу пожить отдельно. Девушка встала, оставив наполовину полную чашку на столе, и ушла в комнату. Намджун остался сидеть на месте, кося взгляд на фото двух улыбающихся друзей. Внутри противно скреблось: зря он это сделал, но правду знать хотелось. Поэтому не жалел. Потом будет обязательно, но не сейчас. Ещё через пятнадцать минут, когда в обеих чашках остыл чай, а Джун выкуривал третью по счёту сигарету, рассматривая пейзаж за окном, дверь в прихожей открылась и закрылась, выпуская его невесту в подъезд.

***

Сана нервно кусала губу: после предыдущего урока с профессором Кимом она сказала матери, что ей с ним некомфортно. Мама, конечно, выслушала, а потом завела с дочерью разговор, словно та была у неё на сеансе. Иными словами: мать-сексолог — горе в семье, так считала Минатозаки вот уже как пять лет. Раньше её не сильно беспокоил данный факт, а теперь малость утруждало, когда мать хваталась за любую возможность обсудить с дочерью насущные проблемы. Поэтому, выслушав лекцию о том, что преподаватель Ким очень приятный мужчина явно привлекательной наружности, хорошо знающий свой материал и вообще просто душка, у Саны сложилось впечатление, что мама и сама не прочь увидеться с ним в неформальной обстановке. Внутри резануло. Неприятно. Стоя второй раз за неделю перед дверью его квартиры, девушка не могла до конца осознать, почему повелась на уговоры матери, не отстояв своё мнение. После прошлого раза её явно не хотели видеть, но счастливые глаза Минатозаки старшей и заверения, что дочь ждали на занятиях, казалось, просто не оставили ей выбора. Несколько секунд помявшись, девушка тяжело вздохнула и нажала на звонок. Из квартиры послышался лай, по всей видимости, того самого щенка, которого она встретила, уходя после первого занятия. Сане никто не открывал минуты три, которые она нервно отсчитывала, поглядывая на экран телефона, поэтому, переборов смущение, девушка нажала на звонок опять. Наконец послышались шаги. Кто-то бурчал, разговаривая с собакой, и каково же было удивление Минатозаки, когда перед ней предстал заспанный профессор Ким. — Боже, снова ты. Тэхён закатил глаза, а после повернулся к настенным часам, словно там был ответ на невысказанный вопрос, повисший в воздухе. — Бляяять, — мужчина тяжело выдохнул, надувая щёки. — Заходи давай. Путь на кухню ты знаешь. Сана удивлённо хлопала ресницами, смотря на преподавателя. Он только что матерился при ней? Да ещё и так нагло? Потрясающе! Лучше не придумаешь. Девушка прошла внутрь, снимая ботинки и посматривая на зевающего Тэхёна. — Вы даже не переоденетесь? Сана не удержалась от вопроса, разглядывая мужчину в одежде для сна, представляющей из себя тёплые штаны и широкую кофту. Образ завершали меховые тапочки и торчащие в разные стороны волосы — она также не удержалась от мысли, что в полусонном состоянии он казался очень уютным. — Могу раздеться, — хмыкнул Тэхён, возвращая девушку в привычный ход мыслей о его хамстве. — Не ты ли там хотела, чтобы я тебя трахнул? — Вы просто мудак, профессор. — Спасибо за комплимент. Девушка усмехнулась, проходя по знакомому маршруту на кухню, и встретила шпица, которого она видела ещё в прошлый раз. Минатозаки радостно принялась почёсывать его за ухом, присев на колени: пёс весело отзывался, изредка довольно тявкая в ответ на ласку. — Предатель. В дверном проёме, облокотившись о косяк, стоял Тэхён, которому, на самом деле, открывшаяся картина даже понравилась. В ней было что-то домашнее и приятное сердцу, но Ким быстро отогнал эти мысли, щурясь и уже более пристально рассматривая лицо своей студентки. Переспать с ней не входило в его планы — только выучить своему предмету и отпустить восвояси. Лишние проблемы ему уж точно не сдались. Девушка обернулась и глянула на Кима: тот всё ещё улыбался, глядя на своего пса. Лицо мужчины сейчас выглядело куда мягче, сгладилось, и создалось впечатление, что перед Саной самый обычный, добрый и отзывчивый человек. В его глазах не было той жёсткости, как минутами ранее: такой Тэхён ей очень нравился, чего греха таить. — Как его зовут? Ким перевёл взгляд на Минатозаки. Словно обдумывая свои последующие действия, Тэхён оттолкнулся от косяка и медленно зашагал к девушке с собакой. Мужчина слегка толкал щёку языком, отчего Сана порядком смутилась. — Ёнтан. Тэхён остановился ровно в шаге от Саны. Именно столько не хватало для того, чтобы упасть в пропасть карих глаз, смотрящих сверху, а если ему ещё и нагнуться к ней, то останутся считанные сантиметры, а то и миллиметры. Но мужчина вместо этого сел на колени рядом, подаваясь вперёд. Глаза в глаза. И носы соприкоснулись. Сана почувствовала. Чужая кожа совершенно невесомо касалась её и создавала ощущение некого трепета. Взгляд, всё ещё светящийся остатками той теплоты. И можно нырять — настолько глубокие. Движение чужих пальцев по рукам, к талии и по спине. А потом снова пустота, и под громкое сглатывание слюны раздалось тихое тявканье Ёнтана. Ким быстро отстранился, удерживая пса в руках, и встал на ноги. — Садись за стол. Сначала проведём урок, а потом разрешу полчасика поиграть с Тан-и. Оставалось только повиноваться, списав это на желание посидеть с псом, а не на странные всполохи в районе груди и быстро забившегося сердца. Пока Ким рассказывал материал, Сана усердно думала о творившемся внутри неё хаосе: преподаватель ничего не замечал, поскольку вёл рассказ с прикрытыми глазами, явно ещё не до конца вынырнув из своего сонного состояния. Как после таких действий можно было так легко и просто оставаться спокойным, хотеть спать? Минатозаки поджимала губы, мысленно задавая себе этот вопрос, потому что она, кажется, в попытках сохранять хладнокровие провалилась с треском. Ей же не мог понравиться такой чурбан, как этот… этот… его даже назвать как-либо сложно! Её и так вечно тянуло на каких-то плохишей, а тут просто личный джекпот. Мудак, старше неё на десяток лет, преподаватель её университета. Тройное комбо, только вот за него не дадут ни денег, ни бургеров. — Ты меня вообще слушаешь? Сану клацнули по носу костяшкой указательного пальца, из-за чего пришлось отвлечься от раздумий и невольно поднять глаза. Тэхён и так сидел не напротив, а рядом, теперь же его лицо было так же близко, как минут пятнадцать назад. Господи, за что? Зачем все эти испытания на прочность? Минатозаки согласна признать, она проиграла. Слабачка. Даже двух занятий не прошло. — Если не прекратишь витать в облаках — поцелую. О даа, страшная угроза, Ким Тэхён. Мужчина и сам это знал. Ему просто было забавно наблюдать за хлопающими ресницами и умственным процессом, отражающимся в глазах напротив. Девушка явно решала, хотелось ей исполнения «наказания» или нет. — Целуйте. То есть, целуй. Ким приподнял бровь. — Это что за неформальный тон? — Если можно тебе, то и я могу, Тэхён. Мужчина сощурился. Эта игра его забавляла, не более, и всё же было интересно, как поступила бы девушка в следующий момент. Одурманенный собственными мыслями и идеями, Ким поднял ладонь и легонько провёл большим пальцем по губе Саны. Девушка ожидала дальнейших действий, ощущая дрожь по всему телу. Бегала глазами по лицу Кима, наблюдая, как его взгляд затягивался поволокой — она видела такое лишь со своим бывшим, когда тот возбуждался. Опыта в таких вещах у неё толком не было, но даже так, это не пошло бы ни в какое сравнение с Тэхёном, медленно облизывающим свои собственные губы. А мог бы её. … А мужчину просто привлекала эта дерзость, смешанная с неким страхом неизвестного. Чёрт, обещал же себе не трогать своих студенток. Ни за что. Ни за какие коврижки. Получи, Ким Тэхён. Это Сана, твоё личное наваждение в эту секунду. Находясь уже в миллиметре от губ девушки, еле касаясь, будто случайно задевая, мужчина услышал продолжительный звон — что-то разбилось, причём разбивалось оно не одну секунду. Резко повернувшись в сторону звука, он прервал до боли интимный момент. Сана бы с радостью повторила те ощущения, вспомнила бы, как поджимались пальчики на ногах, как пропадали мысли из головы, как дрожали ресницы, как становились ватными пальцы, как губы просили большего. И всё это было безвозмездно потеряно. Спасибо большое, Ёнтан. — Тан-и, ты что там делаешь? Тэхён встал из-за стола, в какой-то степени даже радуясь такому повороту событий. Он совсем с ума сошёл, если решил реально поцеловать свою студентку. Чёрт, а если бы он не остановился? Серьёзно бы трахнул? Какого чёрта он творил? Слава богу, Ёнтан снова учудил что-то в своей манере, тем самым дав отвлечься и посмотреть на мир трезво. Сана осталась сидеть на кухне, бегая глазами по стенам. Так можно было отвлечься и ей тоже. Момент был безнадёжно испорчен и уже не вернётся: можно было быть на сто процентов уверенной — начатое они не продолжат. Стало даже обидно; ей бы действительно хотелось поцеловать преподавателя. Девушка встала из-за стола и, подхватив рюкзак, направилась в сторону прихожей. Стоило пойти домой. Если в прошлый раз Сана ещё слушала Кима, то сегодня явно полностью утонула в чём-то другом. Минатозаки обулась, и хотела было прокричать вглубь квартиры, что уходит, как дверь в прихожую из подъезда резко открылась — некто повернул ключ два раза и нажал на ручку. Сана немного отошла, чтобы её не ударило, а после встретилась взглядом с той самой девушкой, которую видела в Университете. Грустная, в немного помятых вещах и с дорожной сумкой на плече, она словно пришла искать укрытия у Кима. А может, просто возвращалась к нему. … И снова обида проткнула сердце девушки. Она поджала губы, рассматривая подружку Тэхёна. Из разговора Сана поняла, что между ними больше ничего не было, но… Кажется, они тогда всего лишь ссорились. Значит, это — его девушка? Добивать себя мыслями не хотелось, поэтому японка лишь сильнее сжала лямку рюкзака, намереваясь обойти «любимую» преподавателя и побыстрее смыться из квартиры. — Прости. Чёрт, а я ему не верила. Рада, наконец, познакомиться с девушкой Тэ. Ты красивая. Подруга Кима закусила губу и, извинившись, побежала прочь. Сана осталась стоять, пребывая в глубоком шоке от произошедшего, но не решилась бежать вслед за девушкой. Кстати, об этом, как она её назвала? — Ты куда собралась? У нас осталась ещё половина занятия, между прочим. Японка обернулась, заглядывая в глаза Тэхёну. Тот стоял с Ёнтаном на руках и хмурился, рассматривая настежь открытую дверь. Ему было непонятно, почему девушка решила сбежать раньше положенного времени. — Я просто… просто решила, что занятие окончено. — Нужно было спросить, — в этот момент Ёнтан тявкнул и потянулся поближе к девушке. — Как видишь, ты этому предателю понравилась, так что, будешь сидеть с ним, чесать ему за ушком, и параллельно записывать то, о чём я буду рассказывать. Разувайся и дуй на кухню, я сам закрою. Сана ведь должна была сказать, что заходила его подруга? Но вместо этого девушка покорно последовала указаниям преподавателя. Странно подобревшего преподавателя, меж тем.

***

Если бы Суджин знала, что её уволят из-за найма какой-то родственницы начальницы, приехавшей аж до конца осени… Если бы. Девушка уже тогда стала бы искать работу. При этом она не уставала упрекать себя, что часто уделяла время написанию песни для ребят, и Чонгуку, который хотел больше и чаще видеться. Суджин бы и искала новую работу, а теперь оставалось только тяжело вздыхать. Поразительно, но говоря Сане, что не согласится на предложение Наён, девушка не рассчитывала оказаться лгуньей. Тогда ведь и правда думала, что никогда не сделает такой ошибки, а сейчас стояла в комнате для персонала в одном из самых дорогих ночных клубов этого города, кусая губы. Ей нужно всего лишь сыграть свою обычную программу и поехать домой. Проблема только в том, что на неё натянули платье. Довольно короткое, открывающее вид на худые девичьи ноги. Нужно было остаться в квартире и никуда не идти. Не соглашаться на предложение, не ехать в какое-то непонятное место. Нет, выглядело это заведение весьма прилично, да и деньги платили хорошие, но сердце всё равно заходилось странным диким танцем, словно предупреждая о чём-то. Может, ещё не поздно повернуть назад? Суджин вновь тяжело вздохнула. Будь что будет. Говорят же: нужно просто научиться отпускать ситуацию, и тогда всё случится для тебя самым лучшим образом. В комнату постучалась девушка из основного персонала и сообщила, что пора выходить на сцену. Су в последний раз взглянула на себя в зеркало и направилась к выходу. Нужно только отыграть программу. Это довольно просто и легко, никаких проблем. Она со всем справится. Главное сейчас — успокоиться. Даже сидя за большим роялем, Суджин старалась максимально спрятаться за отросшими, но всё ещё короткими волосами. Постоянно хотелось поправить платье, спустить его немного вниз, дабы никто не смотрел на её ноги. А взгляды она ощущала. Они были куда более жадными, нежели в кафе. Нет, больше Суджин в такие заведения ни ногой — отмучается и уйдёт восвояси. Конечно, перед сценой стояла охрана, но менее страшно от этого не становилось. Вообще было поразительно играть в клубе ночью классические произведения. Может, этим людям правда нравились и такие моменты их посещения? На самом же деле, как оказалось, на втором этаже отмечал свой День Рождения какой-то бизнесмен, и он дико желал услышать живую музыку, причём именно на фортепиано. Если Суджин правильно поняла, на втором этаже были отдельные комнаты для гостей, а также специально выделенные номера для сна. Для сна же? Не выдержав глупого любопытства, девушка повернула голову в сторону и глянула на верхние ярусы. Стёкла были тёмными, по всей видимости, с этой стороны невозможно было увидеть происходящее там. Взгляд опустился вниз на рассредоточенную по залу толпу: кто сидел ближе к бару, кто за столиками. Несколько человек вообще устроились на ступеньках, ведущих к танцполу. Последняя мелодия программы и Суджин будет свободна, сможет поехать домой. В последний момент выступления взгляд зацепился за знакомые черты лица, мелькнувшие среди безликих лиц. Какая-то странная выдержка и идеальная память пальцев не позволила испортить номер в самом его конце. На неё смотрели глаза из самых страшных кошмаров, самых ужасных моментов её жизни. Суджин закончила выступление, нервно поднялась из-за инструмента, коротко поклонилась и сбежала. Отдалённый голос ведущего скорее настораживал, пока девушка почти бежала в комнату для персонала. Нужно было переодеться и как можно быстрее убраться из этого заведения. Но как он мог появиться здесь? Разве такое возможно? Обычный охранник в казино смог зайти в клуб исключительно для богатых? Бред какой-то. Это не мог быть он. Комната для персонала находилась всего в паре шагов, и Суджин поняла, что ей не хватило буквально пары секунд, когда её запястье окольцевали чужие пальцы. Так хотелось надеяться, что это тот же ведущий или официантка, бармен, но нет. — Мелкая дрянь, ты почему не появляешься дома?! Зрачки расширились от страха: вырвать руку не получалось, а сбежать можно было только в толпу танцующих посетителей. Если бы она знала, что всё так обернётся, то никогда не согласилась бы играть в этом чёртовом клубе! Ошибки быть не могло, перед ней сейчас стоял её отчим. — Отпусти. Словно из последних сил, Суджин стала тянуть руку на себя, пытаясь заполучить такую привычную уже свободу. Отчим даже сейчас не отличался кристально трезвым состоянием — было заметно, что перед или во время визита он успел что-то употребить. Если честно, Су было плевать, что именно: алкоголь или травку, а то и что покрепче. Всё, что её беспокоило на данный момент — невозможность вырваться и побежать, куда глаза глядят. Мужчина потянул её на себя, только крепче сжимая пальцы, а Су ощутила текущие по щекам слёзы. Почему это происходило именно с ней? За что? Где она ошиблась и свернула не туда? Суджин мысленно пообещала себе, что если вся эта ситуация закончится её побегом, то она завтра же найдёт работу той же официантки в каком-нибудь кафе, лишь бы больше никогда не иметь возможности встретиться со своим личным дьяволом. Они успели пройти весь танцпол, и никто из присутствующих не обращал на них внимания. Видно, считали, что так и надо. До выхода оставалось всего ничего — недлинный коридор, ведущий к чёрному ходу. Кажется, так он сюда и попал. Одна из дверей открылась, и оттуда вышел мужчина, поправляющий манжеты на рукавах рубашки. Нет, только не это. Господи, за что ты так с Суджин? Чонгук, до этого сосредоточивший внимание на своих руках, настороженно поднял голову, точно ощутив, что на него надвигался ураган. Какой-то мужчина, уж больно на кого-то похожий, вёл за собой девчонку, ещё пять минут назад игравшую на сцене. Он тогда даже не присматривался, отвлекаясь на разговоры с Намджуном, жалующимся на происходившее у них в личной жизни с Миджин. Теперь же Чонгук смог разглядеть знакомые черты лица и нервно поджал губы. Девушка была точь в точь похожа на Сухёна. Только глаза испуганные слишком — прямо как в ту ночь, когда он пришёл домой и увидел мучения мальчишки от нахлынувшего кошмара. Тогда Су смотрел на него такими же глазами. Сердце больно сжалось. За какие-то несколько секунд в голове всё же клацнул выключатель. — Куда вы её ведёте? Чонгук преградил путь мужчине, что резко затормозил перед ним и теперь недоуменно рассматривал, пытаясь понять, кто это вообще такой. Чон презрительно хмыкнул: на него удачно падало освещение, в то время как собеседник остался в тени, ведь свет в коридоре был приглушён для создания нужной атмосферы. Рассмотреть лицо у Гука так толком и не получилось, разве что отдалённые черты лица всё также отдавали чем-то крайне похожим, но еле уловимым для памяти. — Домой, — словно в подтверждение своих слов он дёрнул Су за руку, притягивая к себе. Послышался тихий всхлип. — Эту маленькую тварь стоит проучить. Будет знать, как играть на нервах у любимого папочки. Так что не мешай преподавать урок шлюшке, сынок. Чон прищурился, решительно подходя ближе. Любого другого бы испугал его грозный вид, но оппонент был достаточно пьян, чтобы не понимать происходящего, но достаточно трезв, чтобы бахвалиться почём зря. Мужчина просто стоял и щурился в ответ, показательно цепляя Су за руку. — Блять, — отчим Суджин на глазах просветлел, словно до чего-то додумался после долгих раздумий, которых, разумеется, не могло быть в такой кондиции априори. — Гук-и, это ты? Чонгук остановился, пристальнее разглядывая мужчину. Подойдя ближе, Чону стало чётче видно некоторые черты лица — прошло много лет с тех пор, как он их видел. Большой нос, узкие глаза, всё такие же довольно длинные волосы: он был всё тем же Дальсу, которого Гук видел лишь однажды, но запомнил навсегда. — Ты должен быть за решёткой. Чон сжал кулаки, чтобы не сорваться. Дыхание участилось вместе с сердцебиением; Чонгук мог бы сравнить себя в этот момент с быком, смотрящим на призывно горящую красным тряпку. — Ха, — мужчина выпустил девушку из захвата и зачесал волосы назад. — Твоя мать постаралась, а я смог отлично спрятаться. Стоит поблагодарить подвернувшуюся мне в тот момент мать Суджин-и. Парень, давай вспомним прекрасные времена как-нибудь потом. Сначала мне нужно разобраться с одной шлюшкой, а потом выпьем по рюмашке. Чон глянул на «Суджин-и», о которой говорил Дальсу. Пухлые подрагивающие в немой истерике губы, худое лицо, явно только недавно ставшее набирать вес, знакомые ровные брови и такие большие испуганные глаза. Голубые. Те, в которые Чонгук влюбился, и которые в эту секунду посмотрели на него с нечеловеческим страхом. Только если сначала, ещё когда он только остановил Дальсу, там был страх за себя, теперь его смысл поменялся. Эта девушка боялась за него? Или боялась его реакции? Сухён, да? Вот же чёрт. Чонгук ощутил, как с громким скрипом сжалась его же челюсть. Красная тряпка в виде Дальсу раздражала всё больше, от чего дико чесались уже побелевшие от давления пальцы рук. Все эти годы Чон верил, что этот ублюдок уже гнил где-нибудь в сточной канаве, ну или, на худой конец, в тюрьме. Надо же, какое феноменальное везение для такого подонка, как он. — Ты её и пальцем не тронешь. — Тебе-то какое дело до этой шлюхи? Дальсу схватили за грудки. Глаза у Чона горели не хуже самых ярких лампочек в помещении, только в отличие от них горели злобой и презрением. Суджин подбежала поближе, хватаясь за руку Чонгука, испытывая непомерное желание убрать его как можно дальше отсюда. В её голове бились варианты того, что Дальсу мог сделать в следующий момент. Он всегда был неуправляем, особенно когда выпьет. — Пожалуйста, не надо. — Я поговорю с тобой потом, Сухён. Суджин отошла к стене, впечаталась в неё спиной и вновь ощутила на щеках обжигающе-солёные слёзы. Её затрясло мелкой дрожью: конечно же, он всё понял. Разве мог не понять? Вопрос о том, что будет дальше, встал как никогда остро. Чонгук возненавидит её? Морально уничтожит? — Сухён? — Дальсу засмеялся. — Что за бредовое имя ты себе придумала? Чонгук-и, так ты, оказывается, с ней знаком? А, я понял! Ты у него жила всё это время! Так ты променяла папочку на трах с этим... Договорить Дальсу не дал удар в челюсть. Мужчина сплюнул кровь, нагло улыбаясь Чонгуку в лицо. Неужели угадал? Чон же старался немного успокоить бешеное сердцебиение, но глаза напротив только баламутили вскипевший в крови адреналин. Ещё один удар пришёлся на скулу с другой стороны, а затем ещё один, и ещё, и ещё… Суджин стояла у стены, наблюдая, словно через пелену, за происходящим. Слёзы застилали обзор, но очертания мужчин девушка всё же различала. В коридор зашёл ещё один человек, застопорившийся от разыгрывающейся сцены, в которой участвовал его друг. Он мог вытащить Чонгука практически из любой передряги, но чтобы настолько откровенно влезть в дерьмо… Су плакала, упав на пол, но всё ещё прижимаясь спиной к стене, уже толком не обращая внимания на драку, набиравшую обороты. Чон в этот момент вновь занёс руку для удара, мельком довольствуясь мыслью о том, насколько красиво расквашенным выходило лицо Дальсу. Однако, будто очнувшись от кровавого наваждения, он резко остановился, словно в прострации, после чего повернулся в сторону Суджин и осел где-то рядом с ней. Очнувшийся Намджун подошёл поближе, поражено рассматривая подозрительно спокойного друга, после чего перевёл взгляд на рыдающую девушку. Она показалась ему странно знакомой. — Забери Сухёна отсюда, пожалуйста, и отвези ко мне в квартиру. Я пока разберусь здесь. Чон протянул другу ключи от дома и поднялся на ноги. Не выдержав, мужчина сплюнул, надеясь попасть Дальсу в лицо, и подпихнул его ногой. — Вставай, шваль, такая хуйня не могла вывести тебя в Нирвану. Ну, зато протрезвел. — Какого, к чёрту, Сухёна? — Намджун взмахнул руками. — С чем ты, блять, разберёшься? С напившимся мужиком? Тебе что, деваха понравилась, и ты, подвыпивший, решил её защитить? Чонгук, в тебе герой взыграл, или всё-таки виски? Он раздражённо повернулся к другу, продолжая подсвечивать коридор злобным взглядом. Ким на секунду опешил, впервые видя Чона в таком состоянии. — Я объясню всё потом. Сразу, как только разберусь сам. А теперь забери девушку и отвези ко мне домой. Будь добр, хён. Джун не стал перечить, нервно оглядываясь на потерпевшую. Он про себя, что есть мочи материл друга, надеясь на подробные объяснения после, и всё-таки подошёл к девушке. Суджин уткнулась в колени, тихо всхлипывая: её до сих пор била дрожь, а язык не желал стукаться о стенки рта и складываться в слова. — Эй, вставай. Намджун аккуратно поддел её за плечи и помог подняться. И только сейчас до него дошло — перед ним стоял Сухён в женской одежде. Да, это точно был он. Тот самый щенок, которого Чон подобрал и приютил у себя. — Где твои вещи? Суджин дёрнулась, услышав голос Чонгука, и перевела на него взгляд, полный раскаяния. Она старалась невербально извиниться, но угрожающий вид мужчины пугал до дрожи в коленках и потери равновесия. — Сухён, где вещи? Голос мужчины на самом деле был довольно спокойным, хоть и грубым, с лёгкой хрипотцой. Суджин всхлипнула и зажмурилась: — В к-комнате д-ля персон-нала. — Сейчас ты поедешь с Намджуном, — безапелляционно заявил мужчина, слегка щурясь. Ему хотелось заглянуть ей в глаза снова, но девушка только и могла, что отводить их и плакать. — Как я и сказал, я со всем разберусь. А потом жду от тебя честного рассказа и ответов на интересующие вопросы. Чон кивнул другу, жестом показывая, что им можно уходить. У Суджин еле двигались ноги, и ей всё хотелось обернуться, поддакнуть тревоге и посмотреть назад. Она всё ещё слышала глухие удары по лицу: Чонгук же не начал бить его по новой? Он же не убьёт Дальсу? Су просто не переживёт, если Чон возьмёт на себя такой грех. … Но Намджун крепко держал и уверенно вёл прямо к выходу, поэтому возможности обернуться и броситься на подкашивающихся ногах к Гуку, у Суджин не было, да она и не знала, может ли позволить себе такое после столького времени, проведённого во лжи.