Эпическое фэнтези vs. гримдарк

      В январе 2017 года Скотт Бэккер, автор цикла «Князь Пустоты», написал любопытную статью «О Благости Зла»[1]. Посыл статьи в том, что – по мнению Бэккера – эпическое фэнтези «толкиновского» типа служит закреплению в человеческих умах неверного представления о абсолютности и универсальности категорий «добра» и «зла». Как лекарство от этой болезни предлагается жанр гримдарк (в котором пишет сам Бэккер – такая вот самореклама, по сути), акцентирующий, напротив, относительность этих категорий. Но не окажется ли лекарство хуже болезни? Ну да обо всем по порядку.       Для начала замечу, что традиционное обвинение Толкина в «черно-белой» картине мира довольно спорно. Да, для него как христианина Моргот и Саурон однозначное зло – что и неудивительно, поскольку они в данном случае выступают в роли восставших против Бога падших ангелов. Вместе с тем, даже они – вовсе не абсолютное зло (Толкин справедливо отмечал, что совершенное зло невозможно, поскольку пожрало бы само себя), а всего лишь максимально возможное приближение к нему. Причем у Саурона были благие намерения – во всяком случае, забота о материальном благополучии подданных.       Способствует ли Толкин черно-белой картине мира у читателя? Спорное утверждение. Достаточно вспомнить таких неоднозначных персонажей толкиновского «Сильмариллиона», как Феанор и феаноринги – они не могут быть однозначно отнесены ни к «добру», ни к «злу», и среди читателей Толкина у них хватает поклонников, а вокруг их личностей идут ожесточенные споры. Или, например, во «Властелине Колец» вполне себе «хорошие» рохиррим в прошлом жестоко истребляли лесных людей-друэдайн и наделены амбивалентными чертами. Хельм, один из величайших героев Рохана – грубиян и убийца гостя, под конец своей жизни вдобавок, судя по всему, сошедший с ума.       Но ладно, даже если Бэккер не вполне прав на счет Толкина, может, он прав в том смысле, что эпигоны Толкина уступают отцу-основателю и нужно что-то новое? С этим утверждением, в принципе, можно согласиться. Но посмотрим, можно ли сказать, что авторы в жанре гримдарк, такие как Бэккер и его друзья – Джордж Мартин и Джо Аберкромби – «нравственно-реалистичны» в том смысле, что достоверно показывают человеческие конфликты? Удалось ли им отойти от «черно-белой» морали Толкина и толкиновских эпигонов, привнеся ей на смену что-то новое. Начнем с самого Бэккера.       Основной конфликт в его творчестве, столь же фундаментальный, сколь конфликт верных Богу (Илуватару) у Толкина с подданными Моргота и Саурона – столкновение Ста Богов, Консульта и Айокли. Сто Богов хотят вечно истязать человеческие души на Той Стороне, чтобы питаться ими. Консульт хочет запечатать этот мир от Ста Богов, питающихся человеческими душами, с помощью геноцида большей части человечества и стерилизации оставшейся. Айокли же, действующий через свое орудие – Анасуримбора Келлхуса – намеревается превратить сам материальный мир в ад на земле и питаться душами прямо здесь. Нетрудно заметить, что если толкиновская картина мира «черно-белая», то бэккеровская картина мира вопиющим образом черно-черная[2].       Внимательный читатель, конечно, может воскликнуть – «но ведь у Бэккера есть и конфликты людей с людьми?». Но и тут не всё гладко – порой Бэккера даже пробивает на «толкиновщину». Скажем, противостояние «христиан»-инрити и «мусульман»-фаним в первой трилогии «Князя Пустоты» показано, в сущности, как беспричинная агрессия инрити, спровоцированная интригами Консульта и Анасуримбора Моэнгхуса. Ну а культура скюльвендов, построенная на культе разрушения – насколько она достоверна? Ведь скюльвенды не орки и не бэккеровские инхорои или их творения (садисты-некропедозоофилы), а, биологически и социально – люди с людскими желаниями.       Тут, опять же, может последовать возражение – «но ведь в мире Бэккера действуют сверхъестественные сущности, которые влияют на людей, переделывая их под себя?» (скажем, скюльвенды некогда объединились с Консультом и поклонились Не-Богу). Но ведь и в мире Толкина всё то же самое! Если мы считаем «нравственно нереалистичным» мир Толкина, где добро и зло четко разведены по лагерям[3] – почему мы должны считать «нравственно реалистичным» мир Бэккера, где по лагерям разведены два сорта зла в лице инопланетных некропедозоофилов и демонов-энергетических вампиров[4]?       Бэккер в своей критике Толкина опускает важный момент. Наша нравственность сформирована нашей природой и нашим социумом. Скажем, в мире Толкина представления о добре и зле одной стороны в той или иной степени сформированы Валар, те же представления другой – Морготом и Сауроном. В мире Бэккера – Сотней Богов и инхороями. Но в нашем-то мире нет ни толкиновских, ни бэккеровских сверхъестественных сил! Поэтому сама постановка вопроса о «нравственном реализме» некорректна – реализм отображает объективную реальность, а реальность миров Бэккера и Толкина с одной стороны и реальность нашей вселенной очевидным образом разные.       Наша нравственность, как уже было сказано выше – порождение нашей природы и нашего социума. С природой всё понятно, что же с социумом? Мораль каждой эпохи – плод общества и господствующего общественного мировоззрения. У Бэккера же общество показано не более реалистично, чем у Толкина – социальные изменения отсутствуют тысячелетиями[5]. «Нравственный реализм» требует реализма социального, а его-то у Бэккера и нет – если под «реализмом» понимать соответствие нашему миру с нашей моралью. «Реализм» авторов гримдарка – это не показ реальных социальных проблем той или иной эпохи, а нагнетание чернухи через изображение секса, насилия и расчленки.       Изнасилование и поедание инопланетными некропедозоофилами их жертв не является реализмом, поскольку это универсальный кошмар, который может выступать хоть как «преданья старины глубокой» (происходить в прошлом или квазисредневековом фэнтезийном мире), хоть как современная городская легенда, хоть как события далекого будущего (см. бесконечных «Чужих», где инфицирование человека лицехватом – в сущности метафора изнасилования). Тентаклевый монстр не более, а то и менее реалистичен, чем ангел или демон – ведь если образ ангела или демона отражает нравственные идеалы, относящиеся к социальной стороне бытия, то образ тентаклевого монстра отражает наши страхи, восходящие ещё к животному уровню существования.       В защиту Бэккера можно сказать, что он – как и Толкин – описывает вселенную, функционирующую по законам объективного идеализма, где сверхъестественные силы непрерывно вмешиваются в нашу жизнь. У Мартина и Аберкромби нет даже этого – хотя в их мирах есть магия и волшебные существа, находятся они на периферии сеттинга, в целом функционирующего по обычным земным законам. Бэккер хвалит того же Мартина как автора, якобы раскрывшего urbi et orbi «весь героизм и всё безумие, присущее нашим предкам, ничего не знавшим о современных ухищрениях в области морали».       Увы, согласиться с Бэккером трудно. Я не буду подробно останавливаться на том, насколько мартиновский Вестерос не соответствует реальному Средневековью. Укажу лишь на то, что мышление мартиновских героев с их демонстративным цинизмом и аморализмом в политических вопросах, а также в целом низким на фоне реального Средневековья уровнем религиозности, ближе к современным прагматичным политикам, чем к реальным средневековым людям [6]. Что уж говорить о том, что в мире Мартина существуют носители современной рационалистической идеологии (мейстеры), а также чисто современные явления вроде мощных спецслужб. По сути, мартиновские герои – это «янки при дворе короля Артура», современные люди в средневековой одежке.       Опять же, если обратиться к фантастической составляющейся в творчестве Мартина – сверхъестественной угрозе со стороны Иных – то перед нами как раз классический «черно-белый» конфликт, манипулятивность которого просто вопиет к небу. Есть злобные Иные, несущие убивающий жизнь холод, которые ведут за собой армию зомби. «Живой» мертвец – идеальный дегуманизированный враг. Относительно толкиновских орков всё же понятно, что это живые существа, испытывающие человеческие страсти, «живому» мертвецу же сострадать невозможно в принципе, поскольку он является всего лишь болванчиком, управляемым оживившей его силой.       Почему же творчество Мартина сплошь и рядом пользуется славой реалистического? Во-первых - потому, что политики в мартиновском мире сплошь циники-макиавеллисты. Современный обыватель представляет себе политика именно так и убежден, что так политики и выглядели всегда, «опрокидывая в прошлое» свое мировосприятие. Во-вторых – из-за той самой чернухи, служащей атрибутом гримдарка. Мартин в своих произведениях активно затрагивает темы жестокости, насилия, сексуальных девиаций, проституции и т.д. и т.п. Именно это тот же Бэккер подсознательно понимает под «реализмом» наряду с «неоднозначностью» борющихся сторон – но вставая на подобную позицию, он невольно пилит тот сук, на котором сидит.       Возьмем, например, Толкина, которого он считает «нравственно нереалистичным». Мир Толкина в действительности довольно жесток – см. хотя бы статью Юлии Понедельник «Пытки и казни Арды»[7]. Теоретически можно представить версию «Властелина Колец», в которой, скажем, подробно описано, как орки или иные слуги Саурона пытают, насилуют и поедают своих жертв. Стал бы от этого «Властелин Колец» «нравственно реалистичнее»? Не знаю, что считает Бэккер, но на мой взгляд – вряд ли. Скорее наоборот, это бы лишь усилило тенденцию к демонизации одной из сторон.       Творчество Джо Аберкромби (цикл «Первый закон» и продолжения) в этом плане тоже симптоматично. Как и у Мартина, его герои в сущности – современные люди в средневековой одежке. Причем если Мартин хотя бы имитирует аутентичность, то Аберкромби не считает нужным даже притворяться – для большинства его героев религия и обряд играют в их жизни крайне незначительную роль, если играют вовсе. Основной конфликт у Аберкромби – типичная для гримдарка борьба зла со злом, а именно – конфликт магов Байяза и Кхалюля, одинаково жестоких, аморальных и воспринимающих обычных людей как свои инструменты. Причем борьба их абсолютно бессмысленна[8].       Впрочем, у Аберкромби хотя бы есть некая социальная динамика – скажем, показано ослабление позиций родовой аристократии и усиление торгового сословия, а также первые шаги научно-технического прогресса. В статичных мирах Бэккера и Мартина нет места и этому. Но даже у Аберкромби нет главного (наблюдаемого в нашей реальности) – прогресса по части эволюции общества в более гуманном направлении, даже ценой морально сомнительных поступков. В мире гримдарка в сущности нет места какому бы то ни было, даже относительному, изменению в лучшую сторону – люди обречены совершать зло лишь для того, чтобы умножить его в дальнейшем.       Когда писатель берется разрабатывать некий сюжет, два наиболее вероятных объяснения его изысканий (причем одно не исключает другого) – или ему приятно разрабатывать именно этот (а не какой-то иной) сюжет, или он считает, что описываемое им отображает некую сторону действительности. В этом плане гримдарк не так безобиден, как кажется на первый взгляд, и тут дело даже не в присущем ему «шок-контенте», а в идее о неизбывности зла в мире и неспособности людей изменить хоть что-то к лучшему. Именно эта мысль в действительности подается под соусом «относительности зла».       Устарело ли эпическое фэнтези «толкиновского» типа? Безусловно, хотя бы по причине того, что в сущности не способно уже ни к чему, кроме бесконечного паразитирования на идеях отца-основателя. Проблема в том, что гримдарк как альтернатива – не лучший выход. Столкнувшись с трудностью адекватного определения моральных категорий, он по сути предлагает отказаться от попыток решить задачу из страха допустить неверное решение. Но с точки зрения «нравственного реализма» это соответствует истине в не большей степени, чем строгое деление на черное и белое.       Напоследок отмечу следующий частный момент, который, на мой взгляд, неплохо иллюстрирует данную проблематику в целом. В своем эссе Бэккер называет шекспировского Гамлета «предшественником современного человека» за его моральный релятивизм. Но вместе с тем в «Гамлете» Шекспира добро и зло (пусть и относительное, человеческое) разделены вполне четко. Клавдий, дядя Гамлета – братоубийца, узурпатор, дурной правитель и плохой человек. Да, мстя ему, Гамлет совершает дурные поступки, влекущие к гибели его самого (убийство Полония, повлекшее за собой гибель Офелии и Лаэрта), а сам Клавдий не однозначный злодей (скажем, по-видимому, он действительно любит Гертруду), но в конечном итоге противопоставление героев, на мой взгляд – вполне однозначное по последствиям для государства и населяющих его людей[9].

Примечания

      [1] Перевод статьи здесь - https://mr-bakker.livejournal.com/11924.html .       [2] В этом плане, кстати, Бэккер недалеко ушел от самого Толкина, который в своих письмах говорил, что овладей Гэндальф Кольцом Всевластия, он бы пал также, как Саурон, и владычество одного зла сменилось бы владычеством другого. Да и если взять самого Саурона, то, верни он Кольцо и добейся власти над миром, ему неизбежно пришлось бы в конце времен столкнуться в Дагор Дагоррат с вернувшимся Морготом, желающим этот мир уничтожить. Вообще если убрать из мира Толкина «силы добра» - он, на мой взгляд, будет не так уж сильно отличаться от классического «темного фэнтези».       [3] Что опять же существенное огрубление – тот же Саурон на фоне Моргота вполне договороспособен. В сущности, он обычный монарх языческой эпохи, претендующий на божественные почести, только использующий для достижения гегемонии над миром армию из монстров и черную магию. Полагаю, будь у Ашшурбанипала или Чингисхана те же опции – они бы не замедлили к ним прибегнуть.       [4] Причем зло это – столь же или даже более нечеловеческое, чем у Толкина. Моргот и Саурон у Толкина боролись за возможность переделывать мир под свои хотелки (у Мелькора эти хотелки разрушительные, у Саурона – иерархические) – вполне понятное людям желание. Инхорои борются за спасение своих душ, Сто Богов – за возможность эти души, как и все прочие, сожрать. В этом плане, с моей точки зрения, картина мира Бэккера даже более архаична и иррациональна, чем картина мира вселенной Толкина.       [5] Толкина можно попытаться отчасти оправдать тем, что в его мире в социуме «добрых» народов аристократия объективно состоит из «лучших» людей, а значит и для изменений нет причин (изменения в нашем, реальном мире – следствие несовершенства), но в вымышленном мире Бэккера отсутствует и это – довольно шаткое – оправдание.       [6] Яркий эпизод из истории средневековой Венгрии, передающий средневековое мировоззрение – финал гражданской войны между королем Имре Арпадом и его братом Андрашем, когда Имре, не имея шансов на победу над Андрашем в полевом сражении, сам явился в его лагерь и потребовал от него склониться пред собой как перед законным королем. В мире Мартина Андраш, полагаю, убил бы его, и глазом не моргнув. В реальности, наоборот, Андраш сдался Имре, после чего был препровожден в темницу.       Другой столь же яркий эпизод – судьба Фридриха Красивого, эрцгерцога Австрии и претендента на корону Священной Римской империи. Фридрих был побежден своим соперником Людовиком Баварским и заточен в плен, но позднее Людовик освободил его при условии, что тот уговорит своего младшего брата Леопольда покориться Людовику. Сделать это Фридриху не удалось, и он добровольно (!) вернулся к Людовику в плен, после чего Людовик Баварский примирился с врагом и назначил его соправителем (!!!).       Суть двух этих историей вовсе не в том, что средневековые феодалы были так уж благородны. Даже по отношению друг к другу они нередко действовали жестоко и вероломно, не говоря уж о обращении с «чернью». Но вместе с тем над ними довлело мировоззрение того времени с его представление о четкой феодальной иерархии, сакрализацией этой иерархии и осуждением её нарушителей. Мир Мартина – это мир феодального социал-дарвинизма, где «кто смел, тот и съел» возведено в абсолют.       [7] https://ficbook.net/readfic/1843759       [8] Если борьба Ста Богов и инхороев, например, в прямом смысле слова определяет судьбы человечества, и даже в мире Мартина есть место глобальному конфликту – угрозе со стороны Иных и пророчеству о приходе героя, которому суждено победить их и спасти мир – то здесь речь идет просто о том, какой из двух равно порочных властолюбивых мерзавцев будет распоряжаться в этом мире как господин.       [9] Да, резонер-нытик Гамлет был бы не лучшим правителем – ну так его сюжетная функция это устранение плохого, негодного короля (являющегося вдобавок редкостным мерзавцем). А на смертном одре Гамлет вручает корону Фортинбрасу Норвежскому, который средневековым критериям хорошего правителя соответствует.