Шоу должно продолжаться

Я сольюсь с темнотой, закрывая ставни. Чувства – бездна души, их нельзя измерить. - Я скорее умру, чем тебя оставлю. - Я скорее умру, чем тебе поверю. Слез не надо. Позволь, я тебе их вытру. Ты уходишь из сердца, а сердце бьется. Только дверь за собою оставь открытой. Тот, кого я впущу, в тот же день, найдется. И, забывшись, ты вдруг преклонил колено. В темно-карих глазах отразился вечер - Ты так быстро найдешь для меня замену? …я, скорее, умру, чем тебе отвечу. © Глава 1 Kamijo "Почему ты лжешь мне? Ты ведь можешь просто взять и сказать правду?.." Господи. Сколько уже раз одно и то же. Сколько раз я это слышал и сколько услышу еще. Просто потому что ты не веришь мне и никогда не верил. Потому что, наверное, так и выглядит начало конца. Хотя, по совести, начало было положено гораздо раньше. Я ненавижу октябрь, это самый плохой для меня месяц, самый мучительный и самый подавляющий. Черт знает, почему я именно сейчас об этом думаю. Тоже мне, нашел время, половина второго ночи, вставать в семь. Ты, разумеется, давно спишь, это ясно хотя бы потому, что я не слышу твоих шагов туда-сюда по спальне, а из-за двери уже не так сильно тянет сигаретным дымом. Ты еще три года назад начал игнорировать мои просьбы не курить в квартире, а теперь уже запах "Салем" въелся в каждую вещь и в нас обоих. Знаешь, что я сделал ради тебя? Я бросил ради тебя весь мир, всех друзей, просто потому что они не понимали, как я могу жить с таким человеком, как ты. А кое-кто ревновал даже, безуспешно пытаясь доказать, что ты меня портишь, а я и без тебя способен стоять на ногах. Но что толку от этих доказательств… Я это и так знал. А еще знал, что без тебя просто не смогу жить, как бы дешево не звучало. Я не смогу, я умру, медленно и постепенно, однако, как знать, не убьешь ли ты меня быстрее, потому что и так каждый день убиваешь, отравляешь по частям душу, мучаешь, пускай и не так, как мучил я тебя. Но мне тоже свойственна ревность. Ты говоришь, что я для тебя единственный, и ты любил только меня – я этому не верю. Не верю уже, и все. И может, именно поэтому я раз за разом начинаю тебе "мстить", изводить жалким подобием истерик, пытаясь задеть хотя бы так твою душу, хотя бы в этом еще докопаться до каких-то твоих чувств ко мне. Мне кажется, что все погасло, износилось, стерлось. Ты уже даже не замечаешь, что прошло девять лет, что мои эксцентричные истерики себя просто изжили, уступив место глубокой печали и странной меланхолии. Ты не видишь этого, относишься так же, как раньше. И мало помалу я уже и сам начинаю от этого уставать. Настенные часы громко тикают. В кухне мертвая тишина, за стеклопакетами не слышно даже шума редких проезжающих машин, только фары бросают отсветы на стены. Я закуриваю черт знает какую за ночь сигарету, едва успев раздавить предыдущий окурок в пепельнице, похожей на ежика, и вдруг вспоминаю одну из ночей в отеле, незадолго до того, как мы стали жить вместе. Это было так давно, и столько всего случилось после, что воскресить те чувства я уже не могу, помню только, что тогда это было очень важно. Твой запах. Тепло твоего тела. Даже твоя грубость в мой адрес не убивала, как убивает сейчас. Что это такое – смертельно устать? Ведь даже лошади, идущие по кругу, не устают, они просто привыкают, и ходят потом так всю жизнь, потому что иной жизни не знают. Но я знаю. Короткие всполохи воспоминаний, несколько месяцев, которые даже в год не сложить, жизни без тебя – осень и весна в Австрии, и оглушительно сумасшедшие одиннадцать месяцев в разных городах Японии. В первый раз я думал, что не выдержу. Во второй внезапно остановился, огляделся и позорно сбежал от того, что окружало. В первый раз результатом нашего расставания стал "Scream Vampire", во второй – "Cat walk"… Вздрогнув и зажмурившись от ярко вспыхнувшего света над моей головой, я чуть оборачиваюсь, равнодушно ткнув недокуренную сигарету в пепельницу. - Ты снова хочешь себя до истощения довести? Спать иди. Сухой, неокрашенный голос. Я не верю, что ты – тот самый человек, который ворошил мои волосы и говорил, как не хочет, чтобы мне было плохо. Я уже почти забыл, как ты говорил это, но ключевое "почти" не дает покоя. Девять лет назад я бы ответил, что уже иду. Семь лет назад я бы сказал, что пойду только вместе с тобой. Пять лет назад я бы велел тебе отвязаться. Год назад я бы пожал плечами. Сейчас я просто молча ухожу в спальню и забираюсь под одеяло, уткнувшись носом в подушку, которая пахнет твоими волосами. От этого я вряд ли смогу отвыкнуть, так же, как от привычки кусать губы. Ты уверен, что я все такой же эмоциональный и впечатлительный, немало не стесняющийся того, что мужчины не плачут. Я действительно не стеснялся, но последний раз мутно поплыло перед моими глазами где-то год или два назад. И с тех пор – ни разу. Может, я просто перестал тебя любить? Нет, это невозможно. Я просто завис, как компьютер, и с этим надо что-то делать – либо срочно покупать новый, либо ремонтировать старый. А что делать, если денег нет, и причина поломки не известна? Мы поменялись местами, и теперь в кухне сидишь ты, а я лежу в нашей спальне, тупо таращась в потолок, и понимаю, что у меня нет никаких эмоций. И то, что завтра у нас важный концерт с записью, не значит ничего. Что стало с Королевой, Маю? Что стало со мной… И что стало с нами? Я устал искать ответ на этот вопрос. Может быть, Королева просто состарилась и вот-вот умрет, а наследника нет, и она понимает это, видя, как начинается борьба за трон, интриги, тайны, зреющие перевороты. Ей хочется крикнуть "Эй, я еще жива!", но сил нет даже на легкий шепот. Когда ты последний раз целовал меня? Когда последний раз обнимал просто так? Когда мы последний раз занимались любовью? Я не уверен, что ты помнишь, потому что уже даже сам не могу точно вспомнить. Мне даже кажется, что никогда. …Ты возвращаешься, по-видимому, решив, что я уснул, и теперь тебе ничего не угрожает. Но я не сплю, правда, старательно притворяясь спящим, слыша, как ты ходишь по комнате, выключаешь свет, ложишься рядом, не коснувшись меня, под свое одеяло. И сердце печально ухает в какую-то непонятную глубину, к горлу подступает ком, который я сглатываю, медленно переводя дыхание и открывая глаза. - Прекрати реветь, Юджи. И спи. – Твой голос звучит глухо, видимо, отвернувшись от меня, ты уткнулся в подушку. - Я и не собирался. - Спать? Или реветь? Это невыносимо. Не. Вы. Но. Си. Мо. Нельзя вынести. Прости меня. Я встаю, резко откинув одеяло, подхожу к шкафу, вытаскивая джинсы и футболку, быстро натянув на себя и вдруг услышав стук капель дождя по подоконнику. Ко всему в придачу еще и дождь пошел. - И куда собрался? Свет ты не включил, но летом светает рано, и ночной мрак уже разгоняется едва заметными рассветными сумерками, льющимися в окно. - Куда собрался, я тебя спрашиваю? - Туда, где видят, что я существую. - Камиджо, ради бога, прекрати… Ну, сил нет уже никаких. Заканчивай цирк и ложись, спать осталось всего ничего. Ты не веришь, а я усмехаюсь. Между тем, это ведь уже не первая ночь, когда я вот так ухожу. Ты все-таки идешь за мной следом в прихожую, внимательно следишь, как я обуваюсь. - Я сказал, в ночь перед концертом я тебя никуда не пущу. - Что, боишься на неустойку влететь за сорванный концерт? Расслабься, я приеду… - Сука. Ты оглох!? В плечо впиваются твои пальцы, ты с силой дергаешь меня, заставляя встать. И толкаешь в комнату, резко хлопнув стеклянные двери зала так, что закладывает уши. - Маю, остановись. – Мне уже даже не страшно и не больно. Я просто устал от этого. А ты на удивление молчишь, сжимая кулаки, глядя на меня в упор. И знаешь, пощечины или удара под дых я ждал от тебя больше, чем вот этого неожиданного, жадного до боли поцелуя, какого-то звериного и опасного. Мой затылок встречается со стеной, в глазах темнеет, но заледеневшее сердце рвется из груди, бешено колотясь, разрывая заковавшую его ледяную корку. Ты так давно меня не целовал, что я никак не могу освоиться, придти в себя, и успеваю только крепко обхватить тебя обеими руками за шею. - Так я яснее выражаюсь? Ложись спать, идиот. – Ты не улыбаешься, но я даже в темноте вижу, что твои глаза блестят так, как блестели девять лет назад. Короткий всплеск чувственности, и я уже сбит на землю, повержен, на какое-то время забыв обо всем. Но что-то подсказывает, что конец все равно неотвратим. Хорошо, что я не успел еще позвонить Хизаки и снова напроситься к нему на ночь. Иначе пришлось бы сейчас объяснять слишком многое, а это не тот человек, с которым можно вот так. Я его едва знаю… И безумно рад, что о нем ничего не знаешь ты, Маю. Ты, сейчас снова целующий меня, на сей раз в шею, и мягко подталкивающий обратно в спальню. Сколько еще мы будем вот так балансировать на краю? Mayu Когда-то давно, много лет назад я признался сам себе, что желаю тебя, хочу твое тело. Потом осознал, что не все так просто – это было не просто стремление обладать, а обладать безраздельно, забирая тебя без остатка. И только много позже пришло понимание, что я люблю тебя. Тогда я испугался по-настоящему. Никто не даст определение понятию "любовь", но абсолютно всем известно, что идет оно всегда со словом "навсегда". Страшное слово, от которого веет безысходностью и осознанием, что теперь ничего не изменишь – навсегда вместе, и никогда не быть свободным. Истинная любовь приходит к человеку раз в жизни, а все остальные чувства лишь подобие, тени, безрезультатные попытки повторить. Все бы ничего, ведь многие счастливы друг с другом, привыкают, приспосабливаются, но в моем случае хуже всего было то, что полюбить угораздило тебя. Лживую истеричку, взбалмошную, часто невменяемую, самовлюбленную девицу в мужском теле. И это, к слову, вообще отдельная история под названием "однополые отношения, и как к ним относятся в обществе". Любить тебя оказалось трудно, иногда невыносимо. Любовь к тебе не приносит ни радости, ни удовлетворения, ни, тем более, счастья. Но не любить невозможно, как это ни парадоксально, и я только горько смеюсь про себя, отвечая отрицательно на поставленные самим себе вопросы: "ты хотел бы никогда его не встретить?", "ты хотел бы быть с кем-то другим?", "ты хочешь, чтобы все прекратилось?". Нет. Конечно, нет. Безусловно – нет. И пусть это мучение, с большой натяжкой именуемое отношениями, тянется из года в год, если бы мне предложили выбрать любого человека, какую угодно любовь в этом мире, я бы снова попросил только тебя одного. …Сейчас, обнимая обеими руками подушку, я перебираю в памяти все наши размолвки и скандалы. Их несчетное количество, а вот солнечных дней было так мало. Но почему-то я снова думаю о том, что даже самые худшие минуты с тобой не променяю на часы счастья с кем-то иным. Это ненормально и нездорово раствориться в другом человеке, но я уже не представляю себя без тебя. От этих мыслей больно, я понимаю, что уже ничего не исправишь, и что скоро, очень скоро все закончится. Печально от того, что сколько бы не уходил, доведенный тобой, я всегда возвращаюсь. Горько от мысли, что если уйдешь ты, то уже насовсем. А ты ведь сделаешь это, я знаю, ты уже уходишь, медленно, но верно. И только снова тихое "навсегда" шепчет о том, что и тебе не стать свободным. Так хочется обнять тебя, еще больше – чтобы обнял ты, преодолев несколько разделяющих нас сантиметров. И что-то щемит в сердце от мыслей, воспоминаний, от твоей физической близости и при этом недостижимости, когда ты вроде бы рядом, но не со мной. Но вопреки чувствам, которые я старательно подавляю, вырываются грубые ехидные слова. Ты снова психуешь, но неожиданно я не чувствую злости. Будь я более эмоциональным человеком, хотя бы наполовину таким, как ты, переломал бы всю мебель в доме еще два часа назад. И лишь понимая, что ты намылился свалить куда-то среди ночи, в душе поднимается волна ревности. Куда ты, черт возьми, собрался? Куда тебя несет постоянно? Или правильней сказать – к кому? Ни за что не показывать своих эмоций, чтобы ты не увидел, не дай бог, этот страх от понимания, что в один прекрасный день, рванув вот так на выход, ты уже не вернешься. Липкий страх от вопроса, что я буду после этого делать, кем заполнять длинные серые дни одиночества. Поэтому я преувеличенно медленно иду за тобой, наблюдая, как ты, присев, обуваешься. И перед глазами подобная картина, как ты в истерике уже уходил из дома и точно также собирался, старательно не глядя на меня. Только тогда у тебя были потрясающие длинные волосы, спадавшие на лицо изумительным золотистым водопадом, а я, не удержавшись, протянул руку, запуская пальцы в шелковистые пряди, заставляя посмотреть на меня. "Ну и куда ты пойдешь? Один. Ночью". "Не трогай меня, Маю. Я не могу здесь больше находиться". "Тогда я пойду с тобой". А потом была долгая ночь безумного секса, неудержимая страсть, эйфория, зашкаливающее восхищение. И утро с кофе и сигаретами, когда обнаружилось, что в холодильнике ничего нет, но на это было, мягко говоря, плевать. Что изменилось, Юджи? Почему теперь мы не можем также одной улыбкой, одним поцелуем сгладить очередную глупую и по большому счету беспричинную обиду? Почему ни ты, ни я не делаем шаг навстречу, разбегаясь по своим углам? Я физически ощущаю горечь во рту, сглатываю и зажмуриваюсь на секунду. Это все неправильно, нельзя так, нельзя отпускать, но как удержать тебя, я не знаю. Механизм запущен, и уже идет обратный отсчет. Я словно вижу песочные часы, в верхней части которых почти не осталось песчинок. Наше время, история под названием "мы" подходит к концу, но пока осталось хоть немного, я не позволю тебе вот так уйти. Сам не знаю, для кого этот поцелуй оказался более неожиданным. Секунду назад мне хотелось вцепиться в тебя и вытрясти признание, куда ты, мать твою, шляешься по ночам. Но вот ты прижимаешься ко мне, целуя и отвечая на мой порыв. Ты всегда отвечал, никогда не отталкивал, с самого первого раза. Мне дышать нечем и хочется задушить тебя в объятиях от подкатывающей нежности. А после ударить за то, что мучаешь меня постоянно, за всю боль, которую причиняешь изо дня в день. Стоило начать, и остановиться уже невозможно. Есть что-то особенное в этой удивительной ласке, когда я, даже не целуя, а просто легко прикасаясь, скольжу губами по твоей шее, от мочки уха, до плеча и обратно. Это какой-то особенный вид близости: чувствовать твой запах, ощущать тепло, прислушиваясь к твоему сбившемуся дыханию. И уговаривать себя, что все будет хорошо, не может не быть. - Ну что, не передумал уходить? - Не передумал. Сейчас разберусь с тобой и пойду. И я невольно улыбаюсь, прижимая тебя сильнее и вновь целуя. Ты очень изменился, Юджи. Блеск и глянец, ложь и самодурство – вот что я вижу, глядя на тебя. А тот светлый ангел, которого я рассмотрел много лет назад, почти не узнаваем за оболочкой из твоих приторных улыбок, фальшивых обид, измен и лжи. Иногда мне даже кажется, что я ошибся, что мне привиделся ты настоящий, что я выдумал тебя, поверил и полюбил плод своего воображения. Но в минуты, когда твое дыхание так близко, слышно, как бьется сердце, и сам ты неуместно серьезно вглядываешься в мои глаза, я понимаю – нет, не выдумал. * * * Ты держишь меня в своих объятиях, даже когда мы вместе ложимся досыпать эти несчастные несколько часов. А утром все будет по новой. Я думаю об этом, уткнувшись тебе в шею, впервые за несколько месяцев чувствуя, что твое дыхание раз за разом сбивается. Мы словно отвыкли друг от друга, но стоит только соприкоснуться, и снова в мгновение ока вспыхивает тот пожар, тот бешеный накал чувств, который был на протяжении почти десяти лет. - Маю… - Спи. - Ты любишь меня? Твое сердце стучит чуть чаще положенного, я кладу ладонь на твою грудь и чувствую его удары, невольно вздрогнув, когда ты накрываешь мою ладонь своей, но не убираешь ее, лишь сильней сжав запястье. И молчишь, упрямо поджав губы. Я знаю, Маю… Я все знаю, что ты дал себе зарок не говорить мне больше никогда о том, как ты меня любишь и том, как я тебе нужен. Потому что просто устал постоянно повторять и убеждать меня в этом. Это все верно и правильно, но знал бы ты, как мне иногда просто до ломоты во всех костях хочется, чтобы ты хоть раз это сказал. Пускай безразлично, пускай мимолетно. Но сказал. - Неужели тебе еще нужны какие-то слова? И нет, это не вопрос. Я кажется велел тебе спать. Это даже не досада, это отголосок какой-то тупой боли во мне, того, что испытал, когда ты позвонил и сказал, что не можешь быть со мной, что вдвоем нереально тянуть группу. Тогда ты убил меня в первый раз. Телефон все звонил и звонил. У вас было когда-нибудь чувство, что сейчас тот самый ключевой момент, и либо полное и стопроцентное "да", либо идейный крах? И третьего не дано. Два дня назад в это же самое время я разбудил тебя, поцеловав за ухом и поздравив с днем рождения. Всего два дня, а такое чувство, что несколько лет прошло. Вчера вечером я отбирал и просматривал вещи в поездку, а ты вернулся на час раньше и, увидев это, не дав мне и слова сказать, ушел. Но я ведь правда не мог сказать тебе, не мог выдать чужую тайну, предать просьбу друга. Лучшего, между прочим, друга. Но разве тебе объяснишь. - Я тебя слушаю… - Прижав трубку к уху, машинально поглаживаю пластик, закрыв глаза и чувствуя колоссальное напряжение. – Маю. - Я не могу. И не хочу. Вдвоем у нас ничего не выйдет, пойми. Тем более, ты уезжаешь. - Выйдет. Если мы будем вместе, все получится. Маю, пожалуйста, не оставляй меня… - Ты уезжаешь. – Нажим. Гадкий, собственнический, выходящий из-под контроля нажим. - В Австрии тоже можно делать качественную музыку, тем более самолеты… - Ты уезжаешь с ним. Меня прошибает холодный пот, пальцы деревенеют. Хорошо, что рядом стена, на которую можно опереться. Потому что ты несешь сейчас какой-то бред. - Он мой друг. Я должен ему помочь. - Ты должен быть там, где ты нужнее. - Я ему нужен! - А мне?.. Мне не нужен, думаешь?.. - Приезжай, нам надо нормально поговорить. - Нормально мы с тобой никогда не разговаривали. И говорить тут не о чем. Мне кажется, что сейчас ты скажешь эти самые финальные роковые слова, которые воткнутся в меня как ножи. Только не в спину, а прямо под сердце, ты сделаешь это так, чтобы я видел, но без единого шанса для меня уклониться. - Эмиру уходит. Мачи уезжает. Ты едешь за ним черти на сколько… И что это будет? Мне ждать тебя или ехать с тобой? - Со мной… - А если я не хочу быть при тебе просто бесплатным приложением? Говорить действительно не о чем – ты уже все решил. Это слышно по голосу. Перед глазами как-то странно плывет, и фигура спящего на диване Мачи кажется какой-то размытой. Я нарочно думаю об отстраненных вещах, таких как тот факт, что драммер спит одетым – как пришел, так и лег, предварительно опустошив запасы спиртного в доме. А я действительно не могу тебе сказать, потому что он просил. Просто по-человечески просил. Слезы сейчас - это пошло и дешево. Кажется, этот эпизод мы уже проходили. Но сейчас это вдвойне пошло и дешево, потому что сижу я в твоем свитере, неосознанно натягивая рукава на кисти, сжав пальцы свободной руки на своем предплечье. - Я люблю тебя. – Совсем тихо и совсем сухо. Я не знаю, что сказать еще. - Тогда останься со мной. - Не могу. - Значит, я ухожу. Из группы и от тебя. Чертовы короткие гудки, кто их придумал? Так недолго и крышей поехать, мне кажется, что это уже медленно происходит. Садясь в кресло и сжав в руках трубку, я смотрю в одну точку, а в голове ни одной мысли, кроме оглушительного звука тикающих в гостиной часов. Если бы только я мог остановить время, пойти к тебе, убедить, что ты не прав и понял все неверно. Но это бесполезно, невозможно переклеить битые стекла. А ты только что разбил – "нас", меня и нашу жизнь. Ты со мной. Мы просто не смогли долго друг без друга, слишком плотно вросли, проникли, стали практически единым целым. Говорят, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, и мы не входили, мы просто каждый раз искали новый берег. Но сейчас у меня ощущение, что наша река обмелела, хотя воды ее все так же несутся со скоростью, способной сбить и потащить по камням. Небо светлеет, за окнами рассвет. Ты наконец-то уснул, на этот раз по-настоящему. Я слегка приподнимаюсь на локте, убирая за ухо прядку волос, и смотрю на тебя, силясь запомнить каждую твою черточку. Хотя, может, в этом и нет нужды, я и так никогда не забуду, какой ты, когда спишь. Мы оба слишком сильно изменились, и оба не хотим это принять. Я чувствую, что ты готов закончить со сценой, но не со мной. А я, хоть и боюсь признаться себе до конца в этом, еще не готов уходить. И как знать, что будет дальше, но я уверен, что если встанет выбор, я выберу сцену. Потому что уйти сейчас – значит наступить на горло собственной песне и оборвать полет почти на самой вершине. …Утро врывается в мое сознание в виде тебя, сдергивающего с меня одеяло. Ни тебе нежности, ни кофе в постель. Хотя с тебя станется и на голову вылить, для бодрости. - Подъем. Тебе еще красоту наводить, точнее, круги под глазами убирать. - Ты так говоришь, как будто я ночью неизвестно что делал… - Мое недовольное ворчание тебя, кажется, веселит. А попытки натянуть одеяло обратно встречают ироничное сопротивление. Болит голова, я чувствую саднящую боль в затылке и вспоминаю свой ночной почти-уход и "мягкую" встречу головой о стену. Да, кстати. Позвонить Хизаки, договориться со студией о его записях… Не забыть бы. - Я сделал тебе чай, иди, пока не остыл. И да, завязывай с ним. Ты в последнее время настолько резко перескакиваешь с темы на тему, что я просто не успеваю за ходом твоих мыслей. И сейчас, хмуро кутаясь в халат, ничего не понимаю, присаживаясь к столу, мелкими глотками отпивая зеленый чай с медом. - Honey, ты о чем это? - Не о чем, а о ком. И еще раз так назовешь меня… Я усмехаюсь в чашку. Девять лет одно и то же, а ты так и не выполнил ни разу угрозы. - Ладно. Так с кем мне завязывать? - С этим гитаристом и его группой. Лишняя трата времени и денег. – Ты как-то очень отрывисто бросаешь это, не оборачиваясь ко мне, делая вид, что весь поглощен процессом приготовления кофе. - Мне они нравятся... – Осторожно начинаю, но знаю, что закончить ты мне все равно не дашь. - Тебе нравятся не "они", а "он". - Маю, прекрати… - Я все сказал. Чертыхнувшись, резко отталкиваю от себя чашку, быстро уходя курить на балкон. Черт бы тебя побрал, это ты приучил меня к этому – чуть что, сразу сбегать и хвататься за сигарету. За мной ты, понятное дело, не идешь. Давно перестал бегать, уверенный, что я и сам вернусь. Солнце висит еще низко, но поднимается стремительно, заливая оранжевым светом лоджию и заставляя жмуриться. Я откровенно не понимаю, чем тебе не угодил Хизаки и его группа. Хотя, скорее всего, дело в том, что он просто имел неосторожность слишком угодить мне.