Дальняя дорога

      Пули врезаются в стену рядом с Маккриди, и кирпичная крошка летит ему в лицо. Он жмурится, трясёт головой, ещё сильнее вжимаясь в землю. Автоматчик рейдеров засел где-то на уровне второго этажа и теперь не даёт им высунуться из укрытия — откуда только столько патронов? Остальные, пользуясь этим, пытаются обойти их сзади и сбоку, окружить, не дать возможности уйти.       — Там он, гнида, — сипит Кит, тыча пальцем в сторону полуразрушенного здания на другой стороне улицы, делает несколько выстрелов по какой-то особо наглой рейдерской роже и вновь вжимается в стену. — Давай, Роб. Мы прикроем.       Маккриди кивает, понимая, что от него требуется. Когда охрана каравана открывает огонь, он выскакивает в пролом в стене, перебегает через переулок и ныряет в тёмный проём между домами. Теперь нужно понять, как забраться наверх. Остатки пожарной лестницы — неплохой вариант, пусть нижняя часть отломана, а крепления выглядят довольно паршиво — попробовать стоит. Подпрыгнув, он хватается руками за ржавый металл, подтягивается… Лестница натужно скрипит, но держит.       Забравшись по ней наверх и проползя к той части крыши, что выходит на улицу, Маккриди пристраивает винтовку на парапете.       — Вот теперь другое дело, — бормочет он. — Вот в такие игры я играю.       Позиция здесь удачная, и, возможно, ему даже удастся сделать несколько выстрелов, прежде чем его заметят. Но сначала надо заняться тем автоматчиком, тогда ребятам Кита должно стать полегче.       Вскоре Маккриди находит, где тот засел: окно, наполовину забитое фанерой так, что в узкую щель видны только яркие вспышки пламени. Что ж, остаётся надеяться, что там только прогнившие листы фанеры, а не, например, ещё и мешки с песком. Впрочем, для того, чтобы обустраивать какие-то долгосрочные позиции, эти крысы обычно слишком ленивы, и если не получилось взять добычу сразу и нахрапом, то частенько предпочитают отступить, а не лезть под пулю. Ну, если, конечно, не совсем в жопу обдолбались. Когда автоматчик вновь открывает огонь, Маккриди стреляет, прикинув, где тот примерно должен находиться, и очередь резко обрывается.       Есть!       — Ещё парочка, и можно просить премию, — бормочет он, выцеливая какого-то лысого придурка, прячущегося за остатками «Корвеги». Получив пулю в бок, тот валится на землю и принимается истошно орать. Кто-то из его товарищей пытается оттащить раненого в укрытие, но сам вскоре оказывается на земле. Как-то Маккриди удалось уложить сразу троих таким нехитрым образом, но пока желающих проявить альтруизм больше не находится.       Получив возможность поднять голову, ребята Кита начинают действовать активнее, и вскоре Маккриди видит, что рейдеры отступают в один из переулков. Сделав им в спины несколько выстрелов, больше для острастки, он ставит винтовку на предохранитель и довольно сдвигает кепку на затылок.       Отбились. Можно спускаться.       Где-то на уровне второго этажа лестница под его ногами вдруг начинает ходить ходуном. Древние крепления не выдерживают и с пронзительным скрежетом входят из пазов. Маккриди судорожно пытается удержать равновесие, хватаясь руками за воздух, но в итоге всё-таки оказывается на земле.       Падение выбивает из него весь дух, а левую ногу обжигает болью — торчащий из земли острый край какой-то арматурины глубоко входит в мягкие ткани икры. Маккриди жмурится, шипит сквозь зубы ругательства, собираясь с духом, чтобы сесть. И как специально, с собой ни платка, ни стимулятора — всё осталось в рюкзаке, а рюкзак — на одном из браминов.       Осмотрев ногу — не смертельно, но достаточно неприятно, — он отрывает от полы плаща широкий кусок подкладки и перетягивает себе икру. Чёрт подери, повезло же ему так глупо пораниться, когда до Даймонд-сити ещё целых четыре дня пути! Шипя, он встает и ковыляет к остальным.       На улице уже суетятся сёстры Джун и Эми — хозяйки каравана, — осматривают упряжь своих драгоценных браминов, перераспределяют груз с погибшего животного по остальным четырём. Кит — начальник охраны — стоит тут же, громко отчитывая за что-то одного из новичков. Двое погонщиков, вооружившись лопатами и матюками, роют жёсткую землю рядом с несколькими высохшими деревьями — нужно похоронить… Салли? Талли? Как её звали, эту девчонку? Та шла рядом, когда первый брамин задел ногой растяжку…       Кит прекращает орать на новичка и недовольно смотрит, как Маккриди, хромая, приближается к ним.       — Как это ты так? — досадливо ероша короткую русую бородёнку, которой оброс во время путешествия, спрашивает он. — Идти сможешь?       — Сейчас обколюсь, и порядок, — отвечает Маккриди. — Скажи-ка лучше, что на счёт небольшой премии, скажем, крышек в тридцать? По десятке за каждого.       Кит хмурится:       — Забудь эти свои наёмничьи замашки, Маккриди! Мы тебе не Стрелки, у нас за головы не платят. Получишь бабло, как договаривались, когда дойдём до Квинси.       «Сукин сын, — думает Маккриди, сплёвывая в пыль. — Как прижали, так «Давай, Роб!», а как крышки делить — то «как договаривались». Впрочем, эту тему можно поднять и позже, в более подходящей обстановке, или обсудить с Джун и Эми. Кит не такой уж плохой мужик, просто в последнее время строит из себя зашибись какого большого начальника. Похоже, что он спит с одной из сестёр, неясно только, с какой именно.       Вколов в бедро стимулятор и щедро закинувшись Мед-Х, Маккриди туго бинтует рану и надеется, что дотянет на своих двоих до ближайшего дока.       — Не знаешь, откуда она родом была? — спрашивает вдруг Дутень, один из охранников, высокий, тощий, уже в возрасте мужик, смотря, как засыпают могилу Салли. Или Талли. — Может, родичи у неё какие есть?       Маккриди только хмыкает — нашёл у кого спросить.       — Из Ривет Бич она, — отвечает Дутню Лин, одна из людей Кита. Та, кажется, общалась с погибшей ближе всего. — Мать у неё там и сестра.       Караван трогается в путь, и, проходя мимо могилы, Маккриди не может удержаться от мысли, что где-то и для него уготована такая же — неглубокая и безымянная. Только в отличие от Салли-Талли не будет никого, кто сообщил бы о его гибели. Да и кому сообщать? Сыну? Ещё слишком маленький, не видит его по полгода и не помнит, пугается, зовёт «дядей». Друзьями тут он тоже не обзавёлся. Женщины? Эту тему вообще лучше не поднимать… Ну нахер.       Джун и Эми ведут свой поредевший караван какими-то только им ведомыми путями, иногда резко меняя направление движения, ориентируясь по слухам, выведанным у таких же встречных путников, и собственной интуиции. Останавливаясь в каких-то местах и местечках, крошечных и зачастую не имеющих даже названия, они предлагают свой товар их обитателям — мусорщикам, охотникам, фермерам, — приобретая взамен то, что можно продать в городе.       Маккриди радуется этим передышкам, пусть и не слишком длинным. Несмотря на принятый Мед-Х, уже к вечеру первого дня становится понятно, что с ногой что-то не то — рану под повязкой печёт и дёргает, и с каждым шагом он хромает всё сильнее. Похоже, что внутрь попала какая-то зараза. Бинты начинают неприятно пахнуть. Вскоре наступает тот момент, когда препараты перестают помогать, и в Даймонд-сити Маккриди въезжает на спине брамина — где-то между мешками с кукурузой и комплектами старой военной формы, — сам идти он не может.       Проводив его до клиники доктора Суна, Кит выдает ему сто семнадцать крышек.       — Мы договаривались на двести, — говорит Маккриди, ни на что, впрочем, особо не надеясь.       — Двести — это если до Квинси, — отвечает Кит и хлопает его по плечу. — Бывай, Роб!       Очень может быть, что он трахает сразу двоих.       — Сепсис, — говорит док, кажется, даже не посмотрев на рану. — Надо чистить. Пятьдесят три крышки — и сегодня закончим. Койка в клинике — тринадцать крышек в день, с питанием — семнадцать. Рекомендую хотя бы три дня наблюдения после операции. Оплата — авансом. Я — врач, а не благотворитель.       «Хрен ты моржовый», — думает Маккриди, соглашаясь на операцию, но отказываясь от госпитализации. В «Скамье» койка обойдется ему в десять или в семь, если по старой памяти. У Люси было удивительное свойство заводить друзей в самых неожиданных местах. Впрочем, теперь даже бобровская бражка не может сильно поднять ему настроение. Мало удовольствия — застрять в самом дорогом городе Содружества, имея на руках чуть больше сотни крышек.       В любом случае ноге нужно время, чтобы зажить. Хромой наёмник тут точно никому нахер не сдался, и Маккриди проводит длинную, тоскливую неделю в «Скамье», бухая с Вадимом. Крышки заканчиваются, и нужно что-то решать, но его вдруг охватывает какая-то апатия, не хочется ничего, только взять и утопиться по пьяни в цистерне с чистой водой для «приличных» жителей верхних трибун. Жаль только, что тогда он не увидит выражения лиц этих откормленных полудурков из городской охраны, когда тем придётся доставать оттуда его распухший труп.       — Эй, да это же моя самая любимая девочка! — рёв Вадима вырывает Маккриди из задумчивого созерцания тлеющего кончика сигареты. — Где так долго пропадала? Нехорошо забывать старых друзей!       Он поднимает глаза и видит, что от входа к стойке идёт Нора в компании какого-то мутного типа в тёмных очках, который технично сваливает в тень, стоит Вадиму привлечь всеобщее внимание. Подойдя к Ефиму, он берёт его за локоток, и они начинают что-то тихо перетирать. Нора залезает на высокий барный стул, что-то негромко отвечает хозяину «Скамьи», и тот, хохоча, ставит перед ней бокал с пивом.       Маккриди какое-то время пялится ей в спину, рассматривает по-мальчишески коротко подстриженный затылок, шею, огрызок левого уха… А затем берёт бутылку и выходит на улицу. Там темно — его часы показывают половину двенадцатого — и прохладно, ветренно. Может быть, поэтому на обычно людном пятачке перед «Скамьей» сейчас никого нет. Он садится за один из стоящих там столов, зябко поднимает воротник плаща, аккуратно пристраивает больную ногу на стуле.       Закурив, Маккриди задумчиво выпускает дым в воздух. Долго тут ему не просидеть, это точно, на таком ветру и околеть можно, но чтобы попасть к себе в номер, нужно пройти мимо стойки, Вадим наверняка что-нибудь этакое брякнет, Нора узнает его, придётся разговаривать… А неловкие моменты, дурацкие шутки и натужные попытки делать вид, что всё нормально, — последнее, что ему сейчас нужно.       Маккриди хочет разозлиться, но лишь чувствует, как внутри него вновь сжимается какой-то неясный, мутный и тяжёлый комок… Сожалений? Надежды? Тоски? Страха? Он ноет, зудит, тянет, и хочется вскрыть себе грудь, чтобы выскести его оттуда.       Дверь открывается, и Маккриди резко вскидывает голову, но это всего лишь какая-то очередная парочка покидает бар. Уже хорошо поддатый здоровяк крепко прижимает к себе за талию ярко одетую блондинку и что-то горячо и пьяно шепчет ей в шею. Та полушутливо отталкивает его руки и всё время повторяет, словно заведённая:       — Да хватит уже, Том! Да хватит уже!       «Похоже, так это всё и происходит у нормальных людей», — думает Маккриди, смотря им вслед. Сам он, кажется, уже и не вспомнит, когда последний раз был с женщиной, которая не взяла бы с него потом денег.       Неожиданно дверь отворяется снова, но в этот раз на пороге стоит Нора, и Маккриди опускает руку с зажигалкой, так и не прикурив.       — А я всё думаю, ты — не ты? — тихо произносит она, подходя и садясь напротив.       — Привет, — отвечает Маккриди. Глупо делать вид, что они не знакомы.       Нора выглядит уставшей: черты лица заострились, под глазами глубокие тени, пальцы нервно теребят пуговицу на висящей мешком армейской куртке.       — Что, классно выгляжу? — спрашивает с невесёлой улыбкой она, заметив, что он её рассматривает.       Маккриди отводит взгляд, и воздухе повисает пауза — долгая и какая-то всеобъемлющая. Вскоре молчание между ними загустевает, становится плотным и каким-то почти физически ощутимым, и похоже, что скоро его можно будет потрогать рукой, почувствовав разделяющее их расстояние. Оно давит, обволакивает, затягивает в себя, словно в трясину, и, кажется, слишком глубоко, чтобы преодолеть…       С отсутствующим видом Нора вдруг совершенно по-хозяйски запускает пальцы в его сигаретную пачку, лежащую на столе. Таким каким-то очень естественным, привычным жестом. И это отчего-то заставляет Маккриди улыбнуться. Похоже, так до сих пор и не носит своих.       — Зажигалку тебе, наверное, тоже дать?       Не сразу вынырнув из каких-то своих мыслей, Нора удивлённо смотрит на него, на сигарету в собственной руке, а затем тихо смеётся.       — Конечно, Эр Джей, как всегда.       Яркий огонёк озаряет её лицо, и Маккриди чувствует, что дышать становится легче, словно лопнула какая-то туго натянутая струна, стягивающая ему грудь.       — Знаешь, кажется, я должна тебе дофига всего рассказать, — говорит Нора, откидываясь на стуле и выпуская дым в воздух.       — Знаешь, — отвечает он ей в тон, — думаю, про себя я могу сказать то же самое.