***
Так неловко стоять у неё на пороге, без конца — и совершенно бесполезно, после такого-то дождя, — вытирая подошвы о коврик. Мэри быстро-быстро чем-то гремит и шуршит, пытается молниеносно прибраться. Декс всё ещё не снимает тёмные очки и пытается понять, как так получилось, почему он в гостях у Мэри, имеет ли он право после всего, что случилось, находиться здесь. Но она же сама пригласила его в гости? Сама попросила проводить? Сама сказала, что он может её защитить. И они долго-долго шли куда-то дворами по городу под дождём. Как будто встреча была не на один раз и это — настоящая прогулка. И говорили ни о чём: точнее, говорила Мэри. Восторгалась красивыми домами и яркими вывесками, умывающимися кошками, хрустальными струйками в водостоках. Она всё время держала его за руку. Как будто он снова нужен. Эта мысль куда сильнее страха снова оказаться распластанным на операционном столе. Некоторых ничему не учит сломанный хребет — да и Ояма говорил, что его теперь нелегко сломать. — Проходи, Декс. Мэри наконец появляется снова. В милой яркой жёлтой кофточке. Он проходит. Садится в гостиной. Там просторно, светло и хорошо, на стенах красивые рисунки, царит порядок. За окном всё ещё шелестит дождь; в ванной почему-то льётся вода. Немного раздражает, но это не его дом и, значит, не его правила. — Я так рада, что ты согласился прийти ко мне в гости, — улыбается Мэри, хлопоча. — У меня очень редко бывают гости. Уокер запрещает. — Твоя соседка? — Ну… Да. Девушка, вдруг невесело предполагает Декс. Мэри так неловко ответила, что можно такое подумать. Может быть, ей вообще его просто жалко — и шрам длиной во всю спину начинает саднить. — Она… Просто считает, что я не очень умная. Пытается заботиться обо мне и считает, что иначе я пропаду. — Мэри вздыхает. Приносит в гостиную два стакана минералки и миску с брокколи. — Надеюсь, ты любишь воду и брокколи. — Люблю. Когда жрать особо нечего, всё полюбишь. Да и в компании милой девушки можно съесть всё что угодно. Это же как в фильмах, которые советовала мисс Мерсер, про обычных парней и девушек: парень помог девушке, девушка угостила его в благодарность, они мило поговорили, а потом у них всё-всё получилось. Если бы в детстве Декс играл с другими детьми в чаепития, то скорее подумал бы о них: кипяток — это чай, пирожки из песка и глины — угощения, у плюшевого собеседника — глаза-пуговки. — Красивые рисунки, — говорит Декс. — Это я рисую. У меня ещё есть. Хочешь, покажу, когда поешь? — Хочу. Мэри садится рядом. От неё пахнет чем-то уютным и цветочным. После больницы, с её резкими запахами, и вони доков это кажется чем-то неземным. Она зачем-то тянется к лицу Декса, очень естественно и совсем неожиданно, и он забывает увернуться и спросить зачем. Только чувствует металлический холод вдоль позвоночника, когда понимает: Мэри тянет очки с его переносицы. — Будет лучше смотреть на рисунки без тёмных очков, — обещает она и снимает их. Декс молчит. Ждёт, оцепенев, что милая Мэри, которая ему так понравилась, сейчас закричит, попытается убежать, и придётся с этим что-то делать, а он совсем не хочет. Он ведь уже приготовился поесть брокколи с минералкой, поговорить с Мэри и посмотреть поближе её рисунки. Так давно не случалось ничего подобного, и сейчас может не случиться, а ведь он не желает ей ничего плохого, так сильно не желает, что уже щиплет в носу и рот кривится. Но Мэри вдруг выдыхает с детским восхищением. — У тебя такие красивые глаза, — искренне говорит она, и в её глазах Дексу мерещатся искорки. — Красивые? — недоверчиво переспрашивает он. — Очень. Знаешь, как круги на воде. Она бывает такая же оранжевая на закате. И вот ты берёшь камушек, сидя на берегу, кидаешь его в центр круга, наблюдаешь, это так здорово. Успокаивает. — Круги на воде и появляются оттого, что в неё кидаешь камень. — Да? Неважно. Вот сходим как-нибудь с тобой к Гудзону вместе и посмотрим. — Вместе, — Декс не сразу чувствует, что расплывается в улыбке. У него красивые глаза, и Мэри хочет сходить с ним к Гудзону.***
— Этим летом солнца в Нью-Йорке совсем нет. — Водитель грузовика, отсчитывая деньги Дексу, заполняет паузу вежливым светским разговором. Декс удивляется. — Разве? — А ты не заметил? Одни дожди. Декс и правда не замечает. Это лето для него — солнечное, может быть, самое солнечное в жизни, хотя он всё ещё не может взять в толк, почему нужен Мэри таким, какой он есть, и почему она одна в целом свете не отталкивает его. Грязные доки залиты светом — как и прилегающие серые улицы, и все-все переулки и подворотни, которыми Декс ходит к ней в гости. Мэри готовится к каждому визиту: покупает еду, пытается делать какие-то салаты и сэндвичи, обязательно полезные. Декс, приходя в единственной и безукоризненно отглаженной рубашке, ест и хвалит — но приносит Мэри то пирожное, то шоколадку, с его заработков особо не разгуляться. Решается, хотя это почему-то сложнее всего, купить пиццу, принести её и съесть вместе с Мэри. Это оказывается чертовски здорово. Ну, есть пиццу с девушкой, когда вы сидите на одном диване и говорите друг с другом, а не когда смотришь на неё в бинокль и жуёшь такую же пиццу один в машине. Ещё они правда гуляют вместе, по-настоящему гуляют — но не раньше заката и подальше от людных мест. Кидают камешки в Гудзон в спокойную погоду, считают круги, и Мэри удивляется его поставленному замаху. Декс, конечно, не рассказывает про тренера Брэдли. — Я играл в бейсбол, — говорит он, и потом приходится объяснять Мэри, зачем и куда в этой игре бегут. Так постепенно-постепенно Декс рассказывает Мэри о себе всё, что не должно её напугать. О том, как ходил к психологу, работал на горячей линии по предотвращению самоубийств, служил в ФБР. Как будто шаг за шагом позволяет заходить в холодную, тёмную, страшную воду — а Мэри не боится, Мэри любит воду. — Когда ты узнаешь обо мне всю правду, ты будешь меня бояться, — признаётся иногда Декс, и Мэри качает головой. — Не буду. Ты ведь не причинишь мне зла. — Не причиню. И правда не причинит — если Мэри не оттолкнёт его. А ещё она рисует Декса. Он никогда не думал, что его кто-нибудь захочет нарисовать, а Мэри нравятся его глаза, и она считает его скулы выразительными, и… И ещё он умеет сидеть неподвижно. Лучший натурщик. Правда, невозможно объяснить ей, что не надо вешать его портрет в гостиной. У Мэри, конечно, не бывает гостей, Декс никого не видел ни разу, и эту загадочную Уокер тоже — но ведь его ищут. А Уокер, возможно, не просто соседка Мэри. У неё вон на полке книжки стоят, некоторые были и у мисс Мерсер. Может быть, она психолог. И раскусит его при первой встрече, и скажет, чтобы он убирался прочь от Мэри. Это уже невозможно.***
В августе Декс впервые остаётся ночевать у Мэри. Не для того, чтобы с ней переспать: Мэри хочет наблюдать вместе звездопад, несколько дней радостно обещает, что Персеиды — это красиво, что звёзды будут сыпаться прямо в ладони, достаёт где-то серьёзный армейский бинокль. Но в итоге она сидит расстроенная на подоконнике, плечом к плечу с Дексом, и теребит ремень бинокля. Их ноги свешены на улицу, и никому не страшно, хотя Мэри живёт на шестом этаже; и ещё коленки мокнут под сильным ночным дождём. — Звёзд не видно, — констатирует очевидное Мэри и всё равно пытается посмотреть на небо в бинокль. Трёт линзы рукавом, потому что на них попала вода, и снова вздыхает. — Я хотела звёздный дождь, а не обычный. Декс делает глубокий вдох. Как говорят в фильмах? Как посоветовала бы ему сказать то, что нужно сказать, мисс Мерсер? Ведь нужно что-то сказать, да? — Некоторые звёзды видно только во время дождя. И тогда дождь — звёздный. Вот я встретил тебя, и ты стала моей путеводной звездой. Значит, это был звёздный дождь, и сейчас он звёздный, потому что я вижу тебя. Мэри хлопает ресницами, пока Декс пытается сообразить, всё ли правильно. И понимает: да, правильно — как только Мэри быстро, чуть-чуть воровато и невинно касается губами его губ. — Ты не понравишься Уокер, — тревожно сообщает Мэри, сразу же прикусывая губы и опуская взгляд. — Но мне нравишься. — Уокер нас не разлучит, — обещает Декс. — Только я должен тебе сказать. — Что? — Мэри, я убивал людей. Она смотрит на него сочувствующе и прозрачно. — Это случается, — Мэри пожимает плечами. — Я так и думала, раз ты работал в ФБР. И снова пытается посмотреть в бинокль.***
Уокер-Уокер. Декс пытается узнать, кто такая эта Уокер. Выследить её: она, наверное, в отъезде, любой бы уехал из Нью-Йорка подальше в такое дождливое лето. Уокер — призрак: Мэри не называет её имени, Мэри не позволяет трогать её вещи, Уокер никто не звонит и никто её не ищет. Декс и сам призрак, что уж там. И поэтому уверен, что сможет выследить Уокер. Всё очень просто, всё в его жизни наконец-то просто: он нужен Мэри, он может её защитить, а она — его путеводная звезда. От этого в голове тоже наступает ясность, и все препятствия становятся крошечными, незначительными. Декс не просто не сломался, когда его сломали, когда его предали — он стал жёстче и хитрее, у него же теперь буквально стальной хребет и ещё теперь есть близкий человек. Нужно просто уехать с Мэри отсюда подальше и начать всё заново. Решиться на риск, сделать пару необходимых грязных дел — и уехать. Сбежать, пока нет Уокер. Мэри наверняка согласится. И вроде бы совместный побег — это романтично? План чёток и прост, и Декс выполняет его шаг за шагом. Ничего такого, что он не делал бы раньше; и вот он уже выкрадывает документы у какого-то подходящего Лестера в забегаловке, с педантичностью миниатюриста вклеивает туда свою фотографию, уводит со стоянки у торгового центра такой автомобиль, что жестянщику лень отвезти, не то что в розыск подать, и прячет его недалеко от доков. Шаг за шагом, потихоньку. Обзавестись домом где-нибудь в глубинке он тоже сумеет. Мало ли любителей скромно жить в уединении, чтобы никто не мешал. Кое-какие деньги у него уже есть, скопились после побега. А там уже он найдёт работу, они смогут вместе ездить в город за покупками и в кинотеатры, и ещё точно сходят в парк развлечений, и он выиграет для Мэри в тире самую большую и мягкую игрушку. Остаётся самое простое, как думает Декс. Он караулит Уокер у дома Мэри, когда уходит по вечерам, он готов решить проблему быстро и тихо. Даже не представляя, как выглядит Уокер: вряд ли он — и не сможет её вычислить. Но среди заходящих в подъезд не бывает никого совсем незнакомого на вид и подходящего. К сентябрю это начинает страшно раздражать. Куда сильнее, чем вечно включенная у Мэри дома вода и мысли о том, какие счета она наматывает с этой странной прихоти. У Декса, конечно же, есть план «Б». Он приходит к Мэри в предпоследний вечер лета, с оранжевой-оранжевой герберой и всеми своими вещами, уместившимися в один рюкзак. Она встречает его удивлённым взглядом. Принимает герберу из протянутой подрагивающей руки. Перебирает лепестки. — Мэри, — выпаливает Декс. — Я не хочу, чтобы Уокер нас разлучила. Уедем вместе. Куда-нибудь подальше. — От городских огней, мигающих вывесок, шума и злых людей? — Да. Ты нужна мне. — И ты мне нужен, — легко соглашается Мэри и обнимает его одной рукой. Утыкается в плечо — и Декс вдруг начинает понимать, что мисс Мерсер была права, что теперь, имея чёткий ориентир, он счастлив. — Давай уедем. Только утром. Мне надо собраться, и я не хочу ехать по темноте, это может быть опасно. Звучит так разумно, что Декс соглашается. Остаётся ночевать у Мэри, всего во второй раз, и боится заснуть. Боится, что в полушаге от цели снова всё пойдёт прахом. Поэтому просто лежит рядом, обнимая её, тёплую, и слушает, как Мэри дышит.***
Утром в самый важный день Декс приводит себя в порядок: принимает душ, гладко-гладко бреется, думая, что Мэри ещё спит. Кладёт вчерашнюю футболку и бритву на прикроватную тумбочку и не торопится надевать отутюженную рубашку. Проходит по квартире почти бесшумно, стараясь убедить себя, что Мэри не забыла ничего, что ей потребуется и что невозможно будет заменить или быстро купить; думает, что не спать было не самым умным решением в его жизни, но по дороге можно будет купить кофе. На стенах спальни остались ещё рисунки Мэри — и Декс решает снять их и забрать с собой. Мэри наверняка просто забыла о них, а потом огорчится. — Ой, — слышится за спиной Декса. Он вздрагивает и роняет канцелярскую кнопку на пол. Оборачивается: Мэри сидит на кровати скрестив ноги и изучает его шрам. От затылка до копчика — будто находит и вспарывает взглядом давно рассосавшиеся стежки. — Какой страшный, — зачарованно произносит она. Подходит ближе. Гладит кожу вокруг шрама. — Это так красиво. Тебе было больно? Декс морщится, но вслух говорит: — Мне больше не будет больно. По искалеченной спине бегут мурашки. Мэри смеётся. Её квартира впервые на его памяти действительно залита солнечным светом — может, у неё просто окна на восток, вот и заметил. Декс тоже смеётся — и потому, что смеётся Мэри, и потому, что теперь не больно, а щекотно, и потому, что это всё совсем как в кино, перед титром «Счастливый конец». Значит, он всё сделал правильно. Значит, они будут счастливы — или счастливы уже прямо сейчас. Он разворачивается. Подхватывает Мэри на руки. Можно выехать чуть позже. Всё равно уже светло. — Мне больше не будет больно, — с облегчением повторяет Декс, обрушиваясь с Мэри на кровать, нависая над ней и заглядывая в глаза. Тянется к её губам, не встречает сопротивления — и целует взахлёб, и она целует его в ответ и гладит шрам. Декс слышит, как стучат их сердца. Раскачиваются в унисон, набирают стремительную скорость, и мир теряет ясность — но это хорошо, пьяняще хорошо. Так хорошо, что он даже не чувствует боли, когда очнувшаяся Уокер хватает с тумбочки бритву, и на подушку сыплются капли дождя. Последний дождь лета — совсем не звёздный. Красный. Звёзды не бывают красными.***
Глупо приходить к Гудзону каждый вечер на закате. Без Декса наблюдать, как расходятся круги на воде, грустно. Круги на воде всегда исчезают — как почему-то исчез Декс. Остались только рисунки, и он улыбается на них, и смотрит с листа на Мэри; но ей кажется, что как только она моргнёт, его странные глаза тоже разойдутся кругами на воде и исчезнут. И Уокер тоже куда-то делась. Всё пропадает: Декс, Уокер, тот милый комплект постельного белья и мягкие подушки. Он не может не вернуться, думает Мэри, возвращаясь домой одна в очередной осенний вечер. Бросает на стол в гостиной охапку красно-жёлтых листьев. Думает, что они бы понравились Дексу: когда они были вместе, он, кажется, полюбил яркое. А пока надо всё-таки передать Уокер, что её искала какая-то Ванесса и хотела рассчитаться с ней за то, что Уокер наконец-то нашла какого-то Меченого.