Миссия "свет Мельворана"

Страхи Фельтара, что после стольких лет не удастся найти дорогу к святилищу, не оправдались. Подобно маяку, указывающему путь заблудившимся кораблям, Сердце Гинлаторна призывало к себе — извещая о своём местонахождении мощным, бьющим высоко в небо столбом света. Сам Храм находился в самом центре лурендейлского плато. Здесь земли стран коалиции сходились воедино, как напоминание, что предтечи этих госформирований находились когда-то на островах одного архипелага, а народы, населившие их, пришли из-за Нюмфальского моря. Над строительством храма тоже трудились сообща. Гора, некогда весьма высокая, усилиями верующих со всех сторон света была обработана и превратилась в самое большое святилище мира. Лустер резво топал вперёд, туда, где, по идее, должна начинаться тропа в священное место. Оставалось надеяться, что она не заросла и не разрушилась за столько лет. Теодора ехала в паланкине с Энарионом. Мальчик от истощения уже не приходил в сознание; тревожило и то, что дыхание подростка стало слабым и прерывистым. Альдвер рассказал матери, что на мальчика наложили барьер, не позволяющий ему черпать энергию из людей вокруг. Хранитель пообещал его снять, но уже после того, как они найдут Сердце. — Есть ли на свете что-нибудь, способное с этим сравниться… — пробормотал поражённый этим зрелищем пожилой кайро. Хотя, этот вопрос был, скорее, риторическим, Ткач туманов ответил, тихо и возвышенно: — Нам приходилось быть свидетелями многих чудес и ужасных явлений, но это в сравнении с ними — до сих пор поражает как разум, так и воображение. — Мельворан на нашей стороне! — внезапно прокричал Фельтар, с трудом найдя силы оторвать взор от потрясающего зрелища впереди. — Я вижу тропу, и очень отчётливо. Разве что… судя по тому, что я вижу, дальше придётся идти пешком. — Почему? — скептически поинтересовалась Теодора, явно обиженная недооценкой своего ездового животного, — Лустеры могут ходить даже по крутым склонам и цепляться за узкие выступы. — Слишком большой. Не протиснется. — безучастно сообщив это, Фельтар вынес мальчика из паланкина на руках, спрыгнул вниз, и кавалькада — уже пеших — путников двинулась к тропе. Климат в этой местности был прохладнее, чем на равнине — сказывалась близость высокогорья. Тропа вела верх, петляя между большими валунами. Даже Теодора была вынуждена согласиться, что ездовая черепаха тут бы не протиснулась. Мысли матери, впрочем, были заняты в основном сыном. Потому она не сразу обратила внимание на гул, исходящий от гигантского столба света. — Что это? — спросила она. — Сердце… зовёт… — ответил Ткач заворожённо. Вскоре они вступили на высокогорное плато. Священное место, вопреки ожиданиям, мало изменилось за века разрухи. Грандиозные сооружения не говорили — кричали о былом величии. В этом месте можно было бы даже жить, не будь оно настолько лишено жилого духа. Визитёров встречали искусно высеченные горельефы и барельефы, ведущие безмолвные рассказы о событиях легендарного прошлого. Резные колонны, в декорации которых преобладали растительные мотивы, возвышались гордо, словно солдаты на страже веков, хотя, крыши и арки в ряде мест обвалились. Тем не менее, основной комплекс — пережил удары времени. — Столько веков прошло. — наконец, тихо охнула Теодора, не выдержав. — Я ожидала увидеть руины, а тут можно хоть сейчас собрать людей и заселить пустующие здания… — После победы над демонами остатки людей как раз и укрылись здесь. Сердце защитило всех, кто сохранил веру, от падающих с неба камней. Выжившие стали родоначальниками человечества новой эры, первым его поколением… — Эра небесного огня, — озабоченно пробормотала ведьма. — Именно после неё — начинается непрерывный и небывалый подъём магического искусства, хоть валари и презирают таковое. — Это неудивительно, — ответил Альдвер. — Ведь именно небесные камни принесли в себе инородную для этого мира магическую сущность. — Даже не представляю, каким был мир до этой эры, — покачала головой Теодора. — Мир без магии… Как это возможно? Наверное, тьма и дикость владели людьми? — она обратилась к хранителю с неподдельным любопытством во взоре. — Ничего похожего. В ту эпоху люди создавали сложные механизмы из металла, что двигались благодаря воде и огню, — ответил Райс. — Меха… что? Благодаря воде и огню?.. — удивилась блондинка. — Как это? — Не могу объяснить, даже если бы захотел, — ответил старец, — Мы были слишком заняты тогда — стояли на границах, следя, чтобы их никто не мог нарушить — ни извне, ни изнутри. Обязанности не давали нам отвлекаться на подробное изучение человеческих технологий. — Как бы то ни было, от демонов и небесных камней ваша стража не спасла. Они не оставили от того, прежнего, мира даже намёков. — с тёмным ликом добавил Фельтар. — А после катастрофы — всё слишком изменилось… Чем дальше вглубь древних строений путники продвигались, тем сильнее обуревал их тела непроизвольный трепет, который трудно было объяснить одним лишь благоговением перед старинным памятником веры. — Сердце Гинлаторна приветствует своих гостей, — ответил паладин на молчаливый вопрос ведьмы. — Но я не вижу главного храма. — Тёмная огляделась в недоумении. — Потому что до храма ещё далеко, — откликнулся пожилой кайро. — Каково будет же влияние Сердца, когда мы окажемся рядом… — Теодора содрогнулась, не зная, радоваться ей или страшиться. Озабоченно взглянув на сына в руках паладина, она ладонью проверила его лоб. Пульс жизненной энергии ощущался ещё слабее, чем раньше. Нужно было торопиться. Время от времени Фельтар давал Энариону выпить некоторые из настоек, что воин пил сам в моменты усталости. Но мальчику они помогали очень слабо. Лишь когда время перевалило за полдень, взору пилигримов явилось великолепного вида здание, выстроенное в стиле, совершенно непохожем на современную героям архитектуру. Когда, наконец, впереди показались распахнутые ворота храма, странники не выдержали и почти побежали вперёд, влекомые дивным неслышимым зовом. По сведениям Фельтара, Сердце Гинлаторна должно было находиться во внутреннем дворе храма, обустроенном как сад, и волны незнакомой силы, накатывающие оттуда, намекали, что оно до сих пор там. Однако когда путники вступили в сад — то обнаружили, что он мёртв — мёртв самым тягостным и жутким образом. Голые чёрные ветви деревьев, кустарник, кажется, корчащийся, как паучьи лапы… От шума шагов мелкие веточки то и дело падали, распадаясь в полёте пылью. Но в центре всей этой жути — било в небеса волшебным светом Сердце Гинлаторна. — Под аллеей находилось помещение, где эта сила была заперта для защиты не только извне, но и изнутри, — прокомментировал Алоралан, чуть задыхаясь. Даже ему пробежка вверх по горе в доспехе и с подростком на руках не далась просто. — А теперь — она на воле… — прошептала Теодора, подымая взгляд вверх, стараясь разглядеть вершину луча, но он терялся в вечных облаках, закручивающихся вращающихся вокруг этой белой «иглы» спиралью. — Постойте… Это она и есть? Её взгляд опустился на нечто, едва различимое в центре апофеоза света — на большой двенадцатигранник, медленно вращающийся и пронизываемый со всех сторон потоками сил и энергий. Этот объект, непонятно — вещественный или эфемерный, висел над тем, что когда-то было приствольным каменным кругом очень большого дерева. Сейчас борта этого круга были частично разрушены, притом — было видно, что эрозия эта неестественна и непрерывно ширится. Расползаясь полосами и трещинами от эпицентра, она явно грозила со временем разрушить всё святилище. Никто не заметил, как Альдвер кивнул кому-то, словно соглашался с невидимым собеседником, и снял с сына ведьмы барьер. Энарион зашевелился. Раскрыв свои янтарные глаза, он легко высвободился из рук Фельтара и медленно пошёл в сторону гигантского додекаэдра. Теодора машинально хотела остановить сына, но её удержали. Стоило мальчику подойти к вертикальному потоку вплотную и задрать голову, как весь свет, составлявший столб, вдруг начал рушиться вниз, будто потеряв опору. Подул сильный горячий ветер. Все, кроме Райса, подняли руки, невольно отступая, дабы защититься от налетевшего шторма. Свет же — не упал наземь совсем, но преобразовался в некое подобие купола над центром святилища, вращающимся против часовой стрелки. Ветер стих, хотя, вокруг самой полусферы воздух продолжал вихриться. Время, казалось, остановилось — каждое мгновение растянулось до бесконечности… Тёмная ломала пальцы в тревоге за сына — свечение слепило так, что в нём практически невозможно было угадать контуры мальчика. — Думаю, вам лучше успокоиться. — В голосе Фельтара звучало сочувствие. — Неведомо, сколько продлится исцеление — быть может, минуту, а может, и весь день. Мы должны сохранить силы для грядущих свершений, а не тратить их попусту на волнения. — Вы правы, — кивнула бледная ведьма, сглотнув и сжав кулаки. Она с явным усилием оторвала взгляд от происходящего и постаралась глядеть на что-нибудь другое — куда угодно, только в сторону. Предметом её блуждающего внимания стали барельефы на колоннах и перилах. Пустые глаза Теодоры неожиданно стали осмысленнее. Она сощурилась, вглядываясь в то, что видит, с недоверием. На стенах были изображены люди в мантиях, окружающие нечто похожее на гуманизированное четырёхрукое дерево с короной из пышной древесной кроны. Судя по всему, они ему молились… — Как на стенах этого места оказались письмена моих сестёр по цеху? — пробормотала она почти сердито. — И что это за нечто, которому они поклоняются? — О чём это вы говорите, госпожа брон Дин? — задумчиво вскинул брови паладин, подходя ближе. — Все только и делают, что болтают, будто это место давно заброшено и забыто. Тогда что, по вашему, это? — Теодора указала пальцем на резьбу. — Вот это — из культуры светлых ведьм, поздней культуры! Только не делайте непонимающий вид! Я требую объяснений — какое отношение… — Госпожа брон Дин, хотя, ваше возмущение искренне, вы бы не испытывали его, будь осведомлены о своих корнях, — ответил священный воин. — Это символы мистической культуры жриц Сердца Гинлаторна. А нечто, которому они поклоняются, носит имя Неллатарн и оно является, насколько нам известно, единственным в мире плотским воплощением божества. — Неллатарн — это и есть Сердце? — непослушными губами спросила Теодора. — Нет, — покачал головой паладин. — Неллатарн черпал силы из Сердца. Просто энергии было так много, что у него не было выбора — кроме как поделиться ею с кем-то. Избранными оказались девушки. Впоследствии они стали жрицами Сердца. — Сир Алоралан, вы сейчас пытаетесь мне доказать, что белое это чёрное, а чёрное это белое? — криво усмехнулась блондинка. — Кто бы ни были эти жрицы, они не могли знать символику ведьм. — Эти жрицы и были первыми светлыми ведьмами, — ответил паладин. — Когда Неллатарн ушёл, они использовали знания, накопленные за время жречества, чтобы наискорейшим овладеть силами Сердца… и сдержать его силу, воспользовавшись ими. — Светлые ведьмы стали первыми магичками? Ещё до появления магии?! — переспросила ведьма так, словно не доверяла собственным словам. — Но разве не архимаг Аластар… — Теодора не стала продолжать, пройдясь рукой по высеченным литерам — словно хотела впитать их историю. — Разве сейчас так важно, кто первый научился использовать магию и подарил её людям? — мягко спросил Фельтар. Лицо Теодоры мрачнело с каждым мгновением. Она сжала кулаки, закрыв глаза и замотав головой. — Важно. Важно! Важно! — воскликнула она. — Нас учили, что именно Аластар первым познал свойства магии и поделился со всеми этими знаниями через свои труды. За эти заслуги его наградили титулом архимага — на веки вечные… — тёмная рыскала взглядом окрест, словно искала там врага. — Получается, что он просто подсматривал за светлыми ведьмами и выдал за свои открытия их украденные знания? А теперь его наследники-самозванцы стоят во главе Академии Магии, нынешние чародеи и колдуны пожинают богатые плоды былой лжи, плодя новую ложь… Хотя, я уже не настолько верю в их магические способности — скорее, во врождённый талант предательства! — Хм, — только и пробормотал Фельтар. Он понимал, что у ведьмы в последнее время — весьма плохой опыт общения с магами, и не мог не признать, что правда до некоторой степени на её стороне. Но всё же он был против столь огульных исторических обобщений. К тому же, ведьма изрекла свою репризу так, словно намеревалась немедленно собрать войско в поход на штурм Академии. Это вызывало у паладина неприятные предчувствия… От размышлений пожилого кайро отвлекло изменение в световом куполе, который вдруг рассыпался мириадами искр. Вся троица также обернулась к эпицентру своеобразного беззвучного взрыва. Когда мерцающие осколки энергии исчезли, оказалось, что на месте, где стоял мальчик — только его лежащая одежда. Сам Энарион невероятным образом переместился в центр кристалла, находясь в нём теперь, как в своего рода яйце или коконе. Многогранник меж тем начал медленно опускаться на открытое место. Затем он треснул с отчётливым звуком — сделав аналогию с яйцом буквальной… Предчувствуя, что произойдёт дальше, мать янтарноглазого подбежала к сыну — который действительно потерял опору и буквально рухнул ей на руки, когда неведомые силовые поля, удерживающие его, исчезли. С беспокойством и заботой, не замечая ничего вокруг, Теодора фон Брин вглядывалась в своего отпрыска — замечая к своему удивлению и счастью, что бледность пропала его с лица. Теперь оно лучилось энергией жизни, на щеках дремлющего подростка — алел здоровый румянец. — Дайте мальчику поспать. — Сзади подошёл Райс, коснувшись плеча Теодоры. — Всё уже позади для бедняжки. Сердце Гинлаторна сделало всё, на что было способно, но обновлённому телу вашего сына нужно привыкнуть к новому существованию… данному взамен прежнего. Сразу же после слов хранителя — в явное противоречие им — ресницы янтарноглазого медленно поднялись. Как бы пробуждаясь от глубокого сна, Энарион несколько раз вздохнул глубоко, моргнул, осмотрелся осоловелым взглядом и, уставившись на свою мать, вдруг молча, крепко обнял её за талию, утопив лицо в её пышной груди. Захваченная этим порывом, Теодора лишь сильнее прижала к себе сына. Из глаз женщины потекли слёзы счастья. Фельтар прятал лицо, чтобы никто не мог заподозрить, что он тоже плачет.