Магический резонанс

      Селянка-волкодлака, вопреки всем усилиям Грога, успела заорать прежде, чем копье ударило её в шею.       За месяца рефлексы тзаангора отточились до почти совершенства. Новые суставы и мышцы делали его куда проворнее и сильнее, чем обычного человека, а в искусстве расстановки засад и ловушек воин племени не имел себе равных. И всё же, то ли из-за чуткого слуха монстра, то ли потому что Грог всё еще не умел как охотник подбираться к добыче без единой ошибки, волчица заметила странный шум и всё испортила. Из-за её резкого разворота копье угодило в плечо, и проклятая волкодлака все еще вопила, рывками пытаясь уйти через лес в деревню. Окружающие вожака тзаангоры мерзко захихикали, а некоторые откровенно злорадствовали. В гневе Грог процокал проклятья, поднимаясь во весь могучий рост. — Убивайте всех! — взревел зверолюд, направив огромную булаву на скрывшееся под зелёной листвой селение. Тзаангоры заорали, россыпью понесшись вперёд, а сам Грог, прежде чем пойти вместе с остальными, достал с кожаного пояса пустотелый рог. Подув в него, мутант подал через приземленный гул общий сигнал. Через несколько секунд он услышал звук горна вдалеке. Все прочие воины получили приказ и пошли разорять окрестные земли. Прогоготав, Грог побежал прямо по направлению к лежащей на земле волкодлаке, которую обходили стороной все прочие члены племени, не желая вставать между вождем и его добычей. Мамоно, увидев стремительно приближающегося черного птицелюда, попыталась встать, но навершие булавы раздробило ей колено. Следующими двумя ударами Грог переломал каждое ребро девушки, смяв легкие в кровавую труху, а затем, перешагнув свежий труп, перешел на бег. Шел второй месяц грабежа того, что некогда было известно как королевство Лескатия.       Все началось так же спонтанно, как и новая жизнь Грога. После дикой варварской гулянки Нираз целую неделю едва ли не водил его за руку, посвящая в подробности особенностей его изменившегося существования. Шаман любил говорить аллегориями и лишь намекать на те тайны, о которых он хотел поведать, но черноперый мутант все же смог уловить суть, чем изрядно порадовал духовидца.       Всё, видимое ранее и даже сейчас Грогом, было так называемой "реальностью", привычной для смертного плоскостью бытия, где так называемые "Боги" решали свои споры, а некие Верховная и Падшая Богини, наравне с Повелительницей Монстров, пытаются в жалкой, поистине смехотворной манере, определить кто из них более прав. Все эти прения морали ничто, говорил Нираз, ведь существуют истины настолько древние и настолько всеобъемлющие, что на их фоне они не имеют смысла. Существуют Истинные, Древние Боги, взиравшие на творение мироздания с самого его начала, и для них все происходящие между мамоно и людьми не более, чем чья-то глупая шутка, недостойная внимания. Эти невообразимые сосредоточия абсолютной силы, эти Братья-Князья сидят по ту сторону от реальности на Своих Тронах, извечно оспаривая власть друг-друга, отправляют Свои несметные Нерожденные Легионы и Своих избранных героев, одаривая их настоящим могуществом, и само мироздания содрогается от немыслимых битв.       Такова суть Великой Игры между Темными Богами, Владыками Хаоса, и каждый из смертных так или иначе вносит в неё свой вклад.       И всё же, среди Темных Богов существуют один несомненный будущий победитель и фаворит. Тот, чье знание вбирает в себя всё, что было, есть и будет, тот, кто знает каждую потаенную мысль, и тот, Чьи замыслы настолько хитры и проницательны, что Он извлекает выгоду из каждого поражения и каждой победы. У Того, кто творит саму Судьбу, много имен, но именно тзаангорам, как Его истинным детям, несущих в себе саму суть Изменения и властвования над Судьбой, ведомо, как подобает Его называть. Великий Ворон, Отец Мутаций и Архитектор Судьб, видит насквозь всё сущее, и нет никого более великого.       Именно Его мимолетным взглядом тзаангоры обязаны своим рождением, или, в некоторых случаях, преображением. Одного только взора Великого Ворона было достаточно, чтобы в далеких, невидимых большинству углах мир содрогнулся от никогда ранее не виданных изменений. У множества людей и монстров начали рождаться отмеченные Вороном дети, вобравшие в себя суть благостного манипулирования. Скрытые волей Его, они либо стремительно росли по дням, либо тайно оберегались своими родителями, исполнявшими, пускай и неосознанно, высшее повеление, до тех пор, пока не настал час. После того, как пала Лескатия, тзаангоры увидели один и тот же сон. Детали разнились, но все они вели в одни и те же места, где и собралось племя Пути Предзнаменования. Нираз, как наиболее просвещенный и отмеченный милостью Нереальности, был избран как старший шаман, и он же истолковал грядущие знамения, приведшие зверолюдов к порогу дома Грога. Всё было сделано для того, чтобы явился их великий вождь, который приведет тзаангоров к своей судьбе, ниспосланной Темным Богом.       Грог, наконец, дал имя своему сыну, что приняло форму своеобразной триумфальной охоты. Нираз послал воителя племени на поиск девяти смертных жертв, чьи тела он должен был принести шаману. Из их останков он сварил колдовское зелье, которым напоил черноперого птицелюда, и медленно сознание Грога начало словно отделяться от его тела. С каждым мгновением тзаангор погружался в пучины безумия, в этих потоках откровений он узрел то, что едва ли возможно описать словами. Видения далеких мест, созданных из невозможных стихий, и земель, не подчиняющихся логике, словно сводили с ума. Грог шел по одинокой тропе, которой никогда не существовало, почти вечность, пока не набрел на занимающий необъятное пространство замок. Его висящая в пустоте Цитадель была всем и ничем, завораживая внимание Грога, и вскоре он понял что кричит, пока его тело разлагается в Ничто, чтобы затем стать чем-то иным, чего не видел весь свет. Наконец, небо, разверзшееся Оком, обрушило свой взгляд на тзаангора, и вопящий воин завопил, просыпаясь. "Нратораг!" - заорал он, словно на последнем издыхании перед смертью. С тех самых пор Нратораг жил почти как царь, которого одаривали самой ценной из добычи, и носили на руках.       Способность к пониманию истинной сути вещей Нраторага превышала таковую у Нираза, и шаман был горд, что помогает взращивать достойного предводителя. Сын воеводы ухватывал всё на лету, не делая ни единой ошибки, и уже мог обрушивать на врагов целый огненный шторм цвета иных миров. Один раз Грог потребовал у Нраторага сжечь дотла целый замок Ордена Верховной Богини, и лишь одного повеления к небесам хватило, чтобы люди обратились в вопящие факелы, плоть с которых стекает словно воск свечи, а оставшиеся в живых превратились в отвратительных, мерзейших отродий, которых после племя, следуя инструкциям шамана, смогло приручить.       Одно из таких было в отряде Грога прямо сейчас. Огромная, низко воющая масса изрыгала огонь из множества уродливых пастей, и смотрело на мир множеством синих глаз по всему телу. Имеющее несколько пар ног и по пять огромных рук, бьющих с силой молотобойца, существо, казалось, нападало на своих недругов спонтанно и случайно, но как однажды поклялся Нираз Грогу, он отчетливо видел сверхсложные расчеты в взмахах рук и завывании перед тем, как отродье кого-то растопчет насмерть, слишком углубленные и затаенные, чтобы кто-либо в здравом уме проделывал подобное в бою, не требующим таких хитросплетений.       Несколько лучников облюбовали "спину" существа, больше похожего на вершину холма. Гогоча, они подставляли под попеременно дышащие огнем пасти наконечники стрел в обмотках ткани, которыми они по дуге стреляли в стены и крыши деревенских хат. Снаряды попадали на удивление точно, не смотря на большое расстояние и не простую траекторию. Потусторонний сине-красный огонь не тушился и моментально разжигал любой подверженный горений материал. Держащий несколько сплетенных вместе толстенных поводьев "всадник" держал топчущееся чудовище на случай, если с тыла всё-таки кто то придет, и тварь можно было отправить на недруга тотчас же.       Наконец, Грог, выбившись в авангард, достиг окраины поселения. Колокола небольшой церкви, перепосвященной Падшей, звенели, вызывая бессознательное отторжение и ненависть в душе дикаря. Даже для такого странного ощущения Нираз нашел ответ - сама суть зверолюдов отвергала порочную, переоцененную цивилизацию. Тзаангоры, будучи неизменной частью мира, были куда выше жалких представлений городских жителей и крестьян о так называемой "безопасной" и "хорошей" жизни. Цивилизация ненадежна, она способна подвести в самый нужный момент, в конце-концов, излюбленные дети Великого Ворона способны ковать сталь и заниматься всевозможными ремеслами в диком поле, прекрасно обходясь без уродливых каменных нагромождений и небрежных срубов из дерева. Что это говорит о неоспоримых преимуществах дикого, жесткого племени, кроме как только о общности, способной преодолеть все невзгоды? Не стоит удивляться своему презрению к так называемым "высоким господам" и их прихвостням, наивно полагающих, что стены городов и частоколы сёл способны защитить их хилые тела. Первобытная ярость вкупе с силой Изменения достанет их даже в самой укрепленной цитадели, подтвердив свое верховенство через разрушение оного до самого основания под смех Темных Богов.       И в такт своей ненависти, Грог, снеся крепкой как таран головой хлипкие ворота, раздавил одним ударом булавы голову одетого в одни штаны инкуба, из оружия держащего слишком изящное копье. Столь нерациональное распределение времени и ресурсов взрывообразно взрастило ярость зверолюда, который, схватив испорченное рукой мамоно и демонических серебром орудие, воткнул его наконечник прямо в сердце заверещавшей ящерицы. Таким приведенным в негодность копьем, разумеется, едва ли можно было хотя бы оцарапать кожу, но воевода племени знал, как даже из самой уродливой вещи сделать что-то сносное. Ударив ногой по середине древка, Грог вонзил получившийся острый неровный край в глотку монстра. Женщина, до того лишь слабо дышащая на земле, захрипела, начав задыхаться от налившейся в легкие крови. — Разорвите всех мужчин в клочья! — проорал новый приказ Грог, когда орда тзаангоров наконец вбежала вслед за ним. Испугавшиеся огромной черной фигуры и её сородичей селяне начали с визгами прятаться по домам, целая толпа, прихватив детей, решила попытать удачи в церкви, в которую всех созывала одетая в едва отличавшееся от наряда городской проститутки жрица Падшей Богини. Черноперый птицелюд оскалился в злобе — Всех, кто остался в домах, тоже разорвать в клочья! Смотрите, чтобы никто не смел сбежать из храма язычников!       Мутанты радостно взревели в предчувствии очередного кровопролития. Сопротивление от жителей деревни едва ли было хоть сколь-либо организовано или успешно. Вопреки первому впечатлению, которое уже успело пройтись по всем окрестным землям, тзаангоры не были безмозглыми примитивами, сходящих с ума от насилия и жадности. Совсем напротив, сама их природа делала из них социальных существ, едва ли представляющих себя вне своего племени. Организация и взаимопомощь на уровне родичей и ближайших товарищей была для отмеченных Вороном зверолюдов обыденным поведением, и уже зная, что некоторые мамоно и инкубы могут превосходить даже их усиленную физиологию, они предпочитали забивать врагов сразу и со всех сторон, не давая им ни шанса. Разбиваясь на тройки, тзаангоры били каждого отдельного селянина, не делая различий ни перед кем. Один из бегущих к церкви мужчин получил попадание дротиком в спину. Едва ли он успел закричать от боли, когда один из налетчиков пригвоздил его к земле мечом, а другой с бешеным темпом разбивал череп топором. Со стороны церкви донеслись женские вопли горя, но оттолкнувшая пытавшуюся выбежать мамоно жрица закрыла двери. Налетевшие на них зверолюды попытались их распахнуть, но засов, закрепленный изнутри, был слишком крепок.       Резня была стремительной. Уже добрая половина инкубов и их жен был жестоко забиты насмерть, но один из местных сопротивлялся слишком долго, и рядом с ним валялась пара пораженных демоническим серебром тзаангоров. Отвлекшись от зрелища того, как трое воинов, скача на украденных из местных стоил коней, верёвками тащили за собой трёх мамоно за связанные ноги, Грог обратил внимание на отбивающегося, здорового инкуба, закованного в массивные черные латы. Взмахом огромного молота он расшвыривал верещащих зверолюдов в разные стороны, и медленно прорывался к церкви. Клацнув клювом, Грог с удивлением опознал в Темном Герое сира Кломля, некогда Героя обычного. До того, как тзаангор перестал быть человеком, он даже воочию видел его после падения королевства. Потомственный рыцарь с небольшим отрядом всадником случайно наткнулся на их партизанский отряд, и взяв небольшое число добровольцев, уехал по душу самой Друэллы. Очевидно, судя по тому, что его оружие теперь состояло из демонического металла, а сам он носил богохульные знаки Падшей, его благородное намерение победить или умереть окончилось поражением и пленом. Внезапный наплыв ярости заставил воеводу заорать во всю глотку, ударив пару раз себя в грудь кулаком. Воронённый нагрудник темно-синего оттенка издал легкий звон, и зверолюды, отчаянно пытавшиеся убить Героя, резко отступили, переведя взгляд на на вожака. — Показался гнусный предводитель. — Кломль, приподняв щиток шлема, сплюнул на землю, и перехватил молот покрепче — Решил вспомнить что такое честь, дикарь? — М-моя твоя п-помнить. — заплетающимся языком произнес на человеческом Грог. Рыцарь явно удивился, встав в стойку — Твоя жалок. Т-твоя ум-мирать.       Возопив, Грог резко набросился на инкуба, наотмашь ударив по руке. Локоть хрустнул, Кломль, заорав, ударил в ответ. Ловко увернувшись, воевода боднул врага огромными острыми рогами, коими он в отличии от подавляющего большинства сородичей обладал. Острые края пробили латы в области пуза, впившись в потроха. Темный Герой с болезненным вскриком что есть силы ударил Грога по хребу. Тяжелый латный кулак отозвался огромной болью, но не позволяя себе отступать, тзаангор лишь продолжил атаку, обхватив поясницу и прижавшись. Рога вошли глубже, Кломль кричал громче, но умирать и даже падать от боли себе не позволял, нанеся еще пару ударов по шее мутанта. Грог едва не потерял сознание, в его шее болезненно хрустнули позвонки. Издав клич, он пошел вперёд, ударив лапой по щиколотке рыцаря. Не удержав равновесия, Темный Герой упал, не успев ни ударить вновь, ни оказать сопротивление на земле. Вырвав рога из плоти и стали, Грог набросился на противника сверху, жесткими ударами вдавив щиток шлема внутрь. Тзаангоры вокруг, не занятые церковью, вопили, ожидая чем кончиться схватка.       Оторвав щиток, Грог немедля махнул когтями по лицу мужчины. Кломль заверещал, левой сломанной рукой прикрыв лицо. В сторону улетел вырванный глаз, и тзаангор продолжил атаковать. Удары по груди сложенными кулаками явно успели сломать пару рёбер, но рыцарь наотмашь врезал воеводе по затылку еще целой правой рукой. Мир словно упал, а вместе с ним и зверолюд, на которого немедля повалился Герой Падшей. Разинув рот в гневном вопле, Кломль вдавил шею врага в землю с такой силой, что едва не сломал её. Пытаясь выбраться, Грог лапами колотил по ногам инкуба, оставляя в броне глубокие борозды, но тот не отпускал его даже несмотря на то, что один из когтей прорвал плоть до кости. Руки вцепились в латы, но конечность рыцаря была будто нерушима. Из его рта и пустующей глазницы на морду Грога лилась густая кровь, смешанная со слюной.       Отчаянно борясь за жизнь, Грог вновь махнул лапой. Когти, прорезав поддоспешник на зазоре шеи, разорвали трахею. Болезненно выдохнув, Кломль, тем не менее, остался стоять. Еще одним ударом кричащий зверолюд вцепился в глотку, и резко выдернул кусок клоти. Хватка Героя ослабла, и уроним подбородок на грудь, он резко упал на мутанта, содрогаясь в судороге. Грубо спихнув его, Грог медленно встал, и оглядевшись, увидел, как соплеменники радостно скандируют его имя в диком танце. Подняв руки вверх, Грог победно заорал, ударами в грудь выражая свое довольство от победы один на один.       Когда в остальной деревне не осталось никого живого, настал черёд церкви. Ничего более лучшего, чем просто обложить её древесиной и дровами и поджечь, тзаангоры не придумали, да и не желали чего-то более изысканного или изощренного. Мамоно и инкубы, что заперлись внутри, поняли что происходит слишком поздно. Вопли и крики умирающих в огне резонировали с громкими голосами и тарабарщиной зверолюдов, часть которых с весельем смотрела на массовую казнь, а другая часть быстро складировала трофеи с налета, попутно отрезая части тел некоторых из мамоно по поручениям шаманов. Особое удовольствие всем доставила картина того, как отчаявшиеся родители и взрослые начали выталкивать из церкви детей, а некоторые особо не желавшие умирать индивиды, пытались выбраться самостоятельно, отталкивая обезумевших от страха смерти сельчан. На детей немедля налетали тзаангоры, разрывая их на части будто стая волков ударами кулаком и оружия, а пытающихся сбежать взрослых лучники поражали точными попаданиями стрел. Один из несчастных даже был пригвожден к потолку от силы попадания, и еще долго кричал, пока всю церковь покрывало пламя, умерев одним из последних.       Когда всё кончилось, тзаангоры, услышав рог Грога, организованными группами побежали в лес, прихватив добычу. Разведчики, прибежавшие к воеводе, доложили о отряде конницы, галопом несущейся в их сторону. Они прибыли именно тогда, когда предсказал Нираз. Не оставив ничего ценного, налетчики скрылись, издалека слышав протяжный гул рогов других отрядов. К моменту, когда солдаты новой Лескатии отреагировали но очередное побоище, от зверолюдов не осталось ничего, кроме сожженных хат и кучи изувеченных трупов.       Говорят, мамоно и инкубы Лескатии теперь пребывают в перманентном страхе, сходя с ума от чудовищных слухов. Для них появление неведомого недруга, с невероятной жестокостью убивающего их и их соседей, не имело смысла, но иного мнения придерживались тзаангоры. Знамения привели их на эту землю не только для того, чтобы явить им нового пророка, они должны были явить ей смерть и разрушение, которого она не знала давным-давно. Взамен, как утверждал Нираз, Великий Ворон явит им Своего Посланника, и тот укажет им новые превратности судьбы, которые они должны исполнить.       Отойдя достаточно далеко, на полудень тзаангоры, сбившись в один большой отряд, встали на отдых. Отродий пасли в стороне, в одной из примеченных чащ, пока выбранные жребием охотники отправились в охоту на дичь, а остальные зверолюды, кроме караульных, кучками легли под кронами древних деревьев и спали. Спокойно спал и Грог, подложив под голову украденное ночью кожаное седло, но внезапно его начали дергать за плечо. — Воевода Грог, прибыл посланник Великого Шамана. — с суетливым благоговением заявил караульный, махнув рукой на запыхавшегося тзаангора, держащего за поводья двух коней. Недовольный вожак хотел было отбранить воинов, посмевших прервать его отдых, но услышав всю фразу, он немедля встал, во всем внимании посмотрев на гонца. — Воевода, Великий Шаман требует, чтобы ты немедля прибыл на главную стоянку племени! — скороговоркой проговорил тот, протягивая поводья чернопёрому птицелюду — Он говорит, что прибыл Посланник, и твое присутствие необходимо сейчас же!

***

      Матильда стояла, держа руки на животе, боязливо обратив взгляд в пол. Может, она была в своем поместье, но больше уютно она себя не чувствовала. Не после того, что случилось в Зипангу. — Если бы я знал, что буду снова прозябать где-то на задворках, то с тем же успехом я мог продолжить висеть тушей в твоей сраной камере. — Имаций, развалившись в огромном трещащем деревянном кресле, откусил огромный кусок здорового кабана. Прожевав мясо, десантник проглотил еду и в глоток осушил бутылку вина. — Ты получил ручную игрушку и огромное стадо для тайных утех и еще смеешь мне жаловаться? — Горнод, надменно приподняв голову, звучал с не меньшим чувством превосходства — Не зазнавайся. — Я искренне не могу понять зачем тебе засылать меня в эту обернутую в шелка дыру. - признался Савль, кисло скривив губы, попутно облизнув их уродливым языком — Поначалу было может и весело, но не будь я одним из воинов Фениксийца, устраивай меня лишь гедонизм богача. Я хочу снова слушать крики умирающих врагов и агонию тех, кто слишком слаб для моего клинка и умудрился встать на моем пути. — Ты здесь, потому что так угодно архимагистру. — Алвир, вечно ходящий по пятам за Архивариусом, держал пальцы скреплёнными в замок. От этого подхалимство тзинчита выглядело для слаанешита еще более раздражительным — Всегда есть кого убить и кого замучить. Наслаждайся возможностью побыть хищником в обличии смертного пока можешь. — Когда настанет время, ты должен сделать одну из тех вещей, в которых преуспеваешь. До тех пор ты волен делать что пожелаешь, кроме глупостей, что тебя выдадут. — И что же мне надо будет сделать? — слегка успокоившийся десантник, скрестив руки на груди, положил свои огромные ноги на заскрипевший стол — Кого-то убить? Пытать до вечности? Совратить еще одну шлюху? — Ты узнаешь, когда настанет время. - упрямо прогнул свою линию колдун — А теперь я желаю услышать что ты узнал касательно сюзерена своего слуги. — Её Превосходительство, принцесса Куания, пятьдесят шестая дочь Повелительницы Монстров, милейшая и самая добросердечная мамоно во всем Маккае. — резко подала голос Матильда — Как её давняя поданная, я...       Внезапно Рион охватил паралич. В ужасе она заметила, что гигант в сине-золотой броне приподнял указательный палец. — Имаций, почему твое животное подает голос когда ей не дали дозволения в моем присутствии?       Слаанешит напрягся, дернув головой в сторону демоницы. Глаза злобно выжигали всё естество мамоно, а самопроизвольно сжавшаяся ладонь смяла серебряный кубок в тонкую уродливую трубочку. Кулаком с этой трубочкой десантник нанес резкий удар в живот Матильды, от силы которого та моментально согнулась пополам. Оцепенение немедленно спало, и девушка заскулила, сжавшись в комочек на гладко отполированном полу. — Прошу прощения. — прошипел Савль, все еще в бешенстве смотря на лежащую придворную даму — Тварь едва ли обучаема. Приходится вбивать понимание жизни через удары по голове. — Полагаю, в своем легионе ты бы уже был поднят на смех. — с весельем отметил Горнод — Меня, впрочем, детали вашего извращенного этикета не интересуют. А теперь пусть она наконец расскажет всё, что знает. — Ты слышала архимагистра, мразь. - в отвращении отдал команду платиновый блондин — Вставай и говори.       Пролив горькие слёзы, Рион медленно встала. Тушь на веках растеклась, стекая по щекам, что превратило изящное красивое лицо в одну большую кляксу. Внутренности сводило судорогой, и пускай это приносило мало утешения, демоница знала, что удар её нового возлюбленного был слаб. Имаций мог оторвать человеку руку одним ленивым движением, или размазать череп простой пощечиной об стену. По крайней мере, она была ему нужна, в отличии от тех остальных, кто быстро наскучил Савлю. — Моя госпожа самая добрейшая и милостивейшая из всех дочерей Повелительницы Маккая. — шмыгнув носом, сказала Матильда. Из ноздри медленно потекла струйка крови — Пускай она самая младшая из сестёр, но она одна из самых деятельных наследниц, приближающаяся по успехам к своей старшей сестре Друэлле...       Целый час мамоно рассказывала всевозможные добродетели своей госпожи, от чего скучающий Имаций водрузил могучие ноги на стол. Кожа добротных высоких сапог скрипнула вместе с древесиной. Чемпион Слаанеш, недовольно смотря на спину миниатюрного в сравнении с ним существа, от скуки начал выдумывать всевозможные способы пыток оной. Он хотел бы беспощадно выпороть Рион своим хлыстом из заговоренного металла, но ему было запрещено серьезно вредить здоровью "подопечной". Приходилось обходиться унижениями и легкими ударами, что уже начинало поднадоедать. Вскоре, Горнод начал задавать самые различные вопросы, от "имеет ли она какие-либо серьезные проступки или скрытые деяния?" до "сколько шагов в день она делает прежде чем уходит спать?" Когда Имаций начал чуть ли не дремать, ему показалось даже, что услышал, как Архивариус интересуется, нет ли у Лилим любимого числа или цвета. От удивления Астартес резко стал бодрым, с недоумением взирая на все того же стоического колдуна. — Находится ли кто-либо из дочерей в опале матери? — спросил Фтеропос, ни разу не двинувшись в сторону за всю беседу. — Нет, все принцессы всегда были верны идеалам Повелительницы. — мотнула головой Матильда — Некоторые из них испытывают отвращение или неприязнь друг к другу, но это никогда не влияло на всеобщее отношение от Её Величества. — Тогда почему столь редки какие-либо встречи или мероприятия с монархом? — Повелительница Монстров всё своё время уделяет своему августейшему супругу. Она созывает своих вассалов и дочерей лишь по крайне важным вопросам или событиям. — Иными словами: Белая Шлюшка предпочитает обслуживать своего кобеля и плевать хотела на управление чем-либо. — встрял в опрос Имаций, чье терпение пришло к концу — И эта зверушка ни разу её не видела. — Я вижу. — сказал Фтеропос, посмотрев на сидящего десантника — Как ты думаешь, ты бы смог убить их всех?       Матильда, не веря ушам, повернулась к возлюбленному. Скучающий Савль даже не удивился вопросу, всё так же флегматично взирая на чернокнижника. — По их предводителю ничего не скажу, но в теории, если я проберусь в дворец, это возможно. Что касается так называемых принцесс, то по одиночке ни у кого нет ни шанса. Если они будут в группе, то я прикончу всех. Проблемы будут лишь если они все соберутся вместе, но минимум половина мертвецы. Дальше начнутся... трудности.       Ужас от слов её любви ввел Рион в ступор. Она искренне считала, что это какая-то злая шутка, и что Имаций говорил не всерьез. Его лицо, впрочем, было всё так же надменно и серьезно, а глаза отчетливо говорили: мужчина был абсолютно уверен в своих словах. — Что ж, хорошо. — Архимагистр достал из подсумков какую-то белую безделушку, бросив на стол — С этим ты сможешь выйти на улицу, и выглядеть словно обычный смертный. Продолжай набивать живот требухой и собирать все нужные мне сведенья, но теперь я хочу, чтобы ты обошел город и приметил все его слабые места. — Приходите снова. — иронично проговорил слаанешит, приподняв кубок — В следующий раз принесите кого-нибудь на ужин.       Тысяча Сыновей не ответили. Внезапно объявившийся на периферии зрения мамоно третий сине-золотой гигант подошел к Алвиру и Горноду, и в мгновение ока выхватив серповидный меч, разрезал саму реальность. Открывшаяся прореха приводила Матильду в дрожь каждый раз, но еще сильнее её пугал таинственный мечник, вечно молчаливый и остающийся в тени. При всех своих умениях и опыте демоница никогда не могла заметить его появления, а когда тот однажды был на виду, ей казалось, что он, держа правую руку на рукояти оружия, примерялся как бы поудобнее отсечь ей голову. Имация, очевидно, подобные мысли едва ли волновали. По сравнению даже со своими загадочными нанимателями, он держался высокомерно и едва ли считал, что они могут представлять для него опасность. Во время одной из немногочисленных совместных ночей он на её навязчивый вопрос самодовольно признался, что мог бы убить их всех и даже не получить ни одного пореза в процессе. Это, впрочем, приводило её к неутешительным размышлениям. Что нужно этим чудовищным чужакам, сам вид которых приводит в трепет?       И словно бы десантник из неких "Осквернителей", название которых Рион ничего не говорило, услышал её размышления, он остановил гостей от немедленного ухода. — Почему вы просто не раздавите способных держать в руке палку дикарей и завоюете этот ком грязи?       Матильда удивленно посмотрела на своего возлюбленного, пытаясь понять что именно он этим хочет сказать. Собравшийся уже уходить архимагистр остановился, развернувшись к Савлю местом, где вероятно находилось его ухо. — Одних твоих усилий достаточно, чтобы покорить этот мир своей воле. — Имаций продолжил мысль слишком спокойным и непредвзятым тоном — А помимо этого, у тебя целых восемь-девять могущественных псайкеров, а у тех десятки колдунов и Големов Рубрики. Если же взять во внимание прочие вспомогательные силы, даже тех шепелявых диких тварей-тзаангоров и местных полусвихнувшихся смертных, собирается армия, которая может разрушить до основания все города и крепости примитивов до основания за считанные часы. Так почему же ты играешь с ними в поддавки? — Потому, что ты смотришь на всё исключительно узко. Ты видишь место, где можешь удовлетворить свои низменные порывы и страсти. Я вижу площадку для экспериментов.       Слаанешит искренне удивился, опустив ноги на пол. — "Площадка для экспериментов" здесь? — недоуменно спросил он, стукнув указательным пальцем по столу, оставляя в нём приличную вмятину — Ты заставил меня снять силовую броню, жить в этой жалкой, ущербной пародии на социум, в этой слащавой утопии, от которой меня тошнит каждую секунду, для того, чтобы мерить черепа аборигенов и смотреть, как скоро их сжигает до пепла Варповый огонь и что остается после? — Не скажу что ты уловил всю суть, но мыслишь в верном направлении — Горнод фыркнул — Здесь наблюдается парадокс на парадоксе, и я намерен тщательно взвесить их, прежде чем столкнуть их друг с другом до тех пор, пока волей Владыки Перемен они не обратят жизнь дикарей в невозможный абсурд, или не приведут их к достойной судьбе. Кроме того, эту реальность мне совсем не жалко, особенно учитывая, сколь она смехотворна и малозначительна сама по себе. Я могу заставить ветра сносить горы, а души мутировать, и для этого мне достаточно всего лишь протянуть руку. — Так что же ты её наконец не протянешь?       Чернокнижник не ответил, медленно вернувшись к прорехе. Имаций самодовольно оскалился, подхватывая графин вина. — Твоя болтовня начинает надоедать. Заканчивай тратить время попусту и приступай к тому, что я тебе поручил.       Вспышка ослепила мамоно, дезориентировав. Протерев заплаканные глаза, демоница не нашла и намека на то, что загадочные маги были здесь. Не осталось никаких следов, ни маны, ни магических остатков. Савль, будто забыв напрочь о посетителях, продолжил предаваться чревоугодию, запивая сожранную им за один присест курицу алкоголем. — Дорогой, про что вы говорили? — обеспокоенно спросила Матильда — Этот несчастный рыцарь и правда хочет завоевать мир? — В каком месте он несчастный?! — с искренним удивлением спросил великан, поперхнувшись — Что за чушь?! — Если люди злые, значит на самом деле они несчастные. — грустно ответила Рион — И ты тоже... — Да-да, заткни пасть. — Имаций отмахнулся, прихватив тарелку с зажаренной гигантской рыбиной — Я терплю твое существование не для того, чтобы выслушивать это слащавое дерьмо, оно оскорбляет мой утонченный вкус и чувство прекрасного. Иди принеси еще еды.       Губки мамоно задрожали от острой обиды, и всплакнув, она покорно смолкла и поплелась на кухню поместья. Её кухарки, удивляясь аппетиту нового хозяина владения, не покладая рук стряпали одно блюдо за другим, и статья расходов на еду увеличилась астрономически. Каждый раз после того, как десантник отсылал подопечную что-то сделать, он приказывал её делать это лично, будто откровенно издеваясь над монстром-аристократом. Странное дело, но некогда деспотичная, властная Матильда молча сносила всё во имя новообретенной любви.       После того как Имаций вырезал все окружение придворной дамы в Зипангу, наутро он принялся отрезать от трупов "сочные части" и сваливать в кучу перед походной кухней. После того поручение было исполненно, он выпихнул её ночевать на улицу, начав ужинать в одиночестве, и приказав убрать весь бардак, а в конце подготовить всё палатки и вещи, которые она не сможет унести с собой. Когда Рион пришла в себя после зверского изнасилования - само по себе неслыханное по отношению к ней деяние - то вместо горя, безумства или гнева она испытывала лишь одно. Одержимость.       Сама не зная почему, она без оглядки влюбилась в убийцу её законного супруга, выйдя из шатра к тому на дрожащих ногах. Как и любая мамоно, она хотела предложить новому "мужу" свою любовь и верность, но едва хоть одно слово вышло из её уст, как она получила болезненную оплеуху. Савль велел ей молчать и не докучать ему до тех пор, пока она не зажарит вырезанные части трупов и не принесет ему на завтрак. Отвращение и страх из-за самого факта того, что она станет кормить мужчину плотью её подруг и слуг, были сметены страстью и покорной любовью, равной которой она никогда ранее ничего не испытывала. Любые возмущения меркли на фоне нового предмета обожания, и казалось, нет ничего, что нельзя сделать по его велению.       Возвращение обратно в Маккай было крайне затруднительно, но каким-то чудом оно прошло без проблем. Вопрос того, что слуги поместья Матильды могут начать озадачиваться резким переменам, отпал, как только Имаций впервые снял свой чудовищного вида шлем. Какое невероятное лицо было у него! Казалось, на Рион смотрело само воплощение Падшей Богини, изящное более чем у кого-либо. Матильда была готова отдать всё, лишь бы хоть на секунду прикоснуться к его губам, и к взрывному явлению её ревности, ровно о том же подумали вся без исключения прислуга состоящая из мамоно, пара которых потеряла сознание от переизбытка чувств.       Никто больше не задавал вопросов, услуживая новому хозяину предместья с фанатичной верностью. Впервые в жизни Матильда начала намерено искать всякие недостатки или ошибки в работе служанок, порой оскорбляя их или издеваясь над ними в крайне грубой форме. Один раз она и вовсе избила кочергой экономку, крича при великане, что она посмела залезть в его постель. Имаций, восседая на кресле, с откровенным удовольствием наблюдал, как крольчиха молит его о помощи и пощаде, а впавшая в бешенство демонесса начала колотить прислугу по голове. Лишь начав задыхаться от усталости, Матильда осознала, что теперь её служанка не дышит. Испуг перед убийством мигом пропал, ведь женщина сразу оправдала себя тем, что защитила своё право на любовь. И во имя её она могла пойти на абсолютно всё.       Наступал вечер, и взмокшая от постоянной суеты, вызванной извечными повелениями Имация, Рион наконец выкроила некоторое время для того, чтобы пребывать подле своего избранника. Савль, чванливо перекатывая в новом кубке красное вино, стоял на балконе спальни, с которого открывался красивый вид на внутренний сад поместья с фонтаном. — Иди протри мой доспех. — даже не обернувшись сказал мужчина, хотя Матильда едва ли издала хоть какой-то шум, входя в комнату. — Я уже сделала это, любовь моя. — услужливо пропела мамоно, на что десантник издал исключительно надменный смешок. Сочтя это знаком того, что демоница может позволить себе остатся, она приблизилась к могучей атлетичной фигуре, приобняв за необъятную для её рук талию. Великан не погнал её прочь и даже не ударил, как обычно делал когда она предпринимала что-то ему неугодное, значит, это было дозволительно. — "Несчастный". — проговорил десантник, усмехаясь — Какая нелепица! Уж что-что, а этот ублюдок определенно счастливее всех вокруг на сегодня! Только попробуй вякнуть что-то подобное в их присутствии в следующий раз, я не буду милостив одним лишь ударом по брюху. — Как пожелаешь. — грустно ответила она, прижимаясь еще сильнее, пока была возможность. Мерные удары двух сердец, на удивление, по своему её успокаивали. — И никаких больше бредовых увещеваний и проповедей? Сегодня я уже не услышу то, насколько "идеален" мир Повелительницы Монстров? — язвительно спросил Имаций, интонацией прямо намекая на то, как ему противно подобное предположение. Матильда хотела было что-то ответить, но была моментально прервана — Молчи. Подыгрывать надо было с самого начала, ты опять всё испортила, бестолочь. О, Та-Что-Жаждет, я окружен идиотами... Хочешь узнать, почему я вообще решил в который раз оказать тебе поблажку и допустить до беседы?       Савль, положив кубок на перину балкона, грубо, но медленно, подтолкнул демоницу к самому краю. Могучая пятерная, легшая на светло-лиловую кожу, приводила женщину в восторг, которому она не могла поддаваться, несмотря на очередной поток неприкрытых оскорблений. — Невозможно, чтобы какой-то там мирок был "идеален". — чуть ли не прошипев слово "мирок" продолжил говорить Осквернитель — Нет, пока всё сущее еще не познало сладостный поцелуй Слаанеш, не увидело, сколь огромен и роскошен Её пиршественный стол, все их потуги и мысли о чем-то возвышенном, высоком и приятном не более, чем пустой вопль страждущего в Пустоту, безумие перед озорной истинной, прячущейся там, куда могут заглянуть лишь те, кто любит себя всем сердцем, и познал бытие. Лишь эти страждущие гении могут хотя бы надеяться быть удостоенным того, чтобы Владычица Экстаза пригласила их к Своему столу, хотя бы на минутку, и затем попытаться стать истинным воплощением совершенства. Вот я, к примеру, абсолютно идеален. Я видел такое, что тебе и не снилось, и превзошел это своей могучей дланью мастера. Я видел, как рои вечно голодных чудовищ пытаются сожрать всё, что предстанет на их пути, грубых, примитивных варваров, желающих лишь воевать вплоть до того момента как они сдохнут, самовлюбленных лжецов, пытающихся делать бесстрастное лицо победителя при катастрофически выпавших картах, и, разумеется, бесчисленные вариации совершенства. Всё то безумие я преодолел, я приобщился к истине, и мой идеал неоспорим, ибо я, Имаций Савль, потомок великого Фулгрима Фениксийца, сын графа Лиоля Савля, одного из канувших в лету вассалов Франжи, велик и не знаю изъянов. Когда всё что было признанно досугом истинного воина и аристократа я познал и приумножил, я понял, что во всей этой огромной, не имеющих краев вселенной лишь одна вещь имеет смысл. И имя этой вещи - наслаждение.       Вновь великан грубо перехватил Матильду, прижав её спину к себе. Ладонь опустилась на грудь, слишком сильно её сжав до боли. Мамоно прикусила до крови губу, чтобы не закричать. Все основное внимание Савля было, впрочем, направлено на нечто иное. В саду оканчивала работу кикимора, столь невовремя выпятившая зад в сторону спальни хозяйки. По крайней мере, именно об этом подумала Рион, и от того расстроилась, сокрушаясь, что приняла на попечение эту беженку из далеких земель. Но взгляд великана был сосредоточен вовсе не на этом. Он не моргая рассматривал двух малолетних детей, подбежавших к девушке, и оба которых были по совершенно очевидным причинам на неё не похожи. Мальчик-инкуб и девочка-суккуб слонялись рядом с садовницей, струясь детским весельем. — Кто эти трое? — Это беженцы, любовь моя. Мне стало жаль их, и я позволила их приемной матери работать в поместье. — "Жаль." — с усмешкой повторил Савль, едко гоготнув — Хорошо. Очень хорошо. К сегодняшней ночи я хочу видеть детей в моей опочивальне.       Демоница, не веря своим ушам, содрогнулась. Подумав еще раз над услышанным, она едва не упала от шока, но крепкая хватка Астартес держала её. Матильде никогда не было жаль шалав, которые завладели вниманием её возлюбленного слишком сильно, и которых ему то и дело приводили в покои. Иногда мамоно сама предлагала Имацию выбрать кого-то из прислуги, ревность к которой выходила за рамки, и мягко подталкивала к определенному выбору, но никогда еще ей не повелевалось вести к мужчине ни в чем не повинных детей. — Но ведь их приемная мать заметит их пропажу! — испуганно затараторила она — Мой милый, может ты возьмешь её? — Действительно, заметит. В таком случае приведи мне всех троих, и не забудь заточить инструментарий.       Сердце десантника забилось чаще от предвкушения, и мускус витавший в воздухе начал сводить Матильду с ума от вожделения и острой ревности. Её единственным утешением перед фактом того, что ей вновь изменят, было понимание, что от очередной соперницы и её выводка на следующее утро едва ли останется хотя бы что-то.

***

      Существуют определенного рода "проблемы" в том, когда идет продажа имущества, которое существует исключительно на бумаге. Один лишь факт того, что его невозможно не то что пощупать, а даже увидеть, делает это уделом исключительно опытных или эрудированных аферистов, которые обладают пониманием того, когда им необходимо убраться восвояси прежде, чем их обман раскроется. Исайя, будучи таковым, разглядывал целый и работающий золотой рудник как нечто вроде прямого оскорбления его старого ремесла.       Раньше здесь добывали залежи угля, в самых отдаленных углах которого едва ли находился хоть маленький алмаз. Теперь математик спуская к главной штольне, обходя суетящихся мамоно и инкубов, похожих внешне на обыкновенных людей, с недовольством думая, что его, фактически, заставили в кои-то веки работать. Нельзя просто так по щелчку пальцев найти богатую золотую жилу, не говоря уж о том, чтобы перенести её в какое-то конкретное место, и, всё же, теперь она действительно присутствует в этой некогда давно заброшенной шахте. Слава Богу, что все находящиеся здесь индивиды даже не подозревают, что они работают с рудой, которой тут быть не должно. Реми Лему, бывший владелец кожевенного цеха, и вовсе словно заново ожил, каждый день сбегаясь с ног. Обладавший предпринимательской жилкой инкуб был без сомнений выбран бригадиром, едва ли когда-либо спавшим после приезда всей группы беженцев. Его самого это, похоже, не сильно волновало в сравнении с возможностью вновь начать делать деньги.       Графиня Лодсток, недавно приехавшая, едва ли что заподозрила. Ей больше был интересен сам Исайя, представивший её "работникам" и паре бригадиров с назначенным приказчиком в лице сира Лаперуза. После излишне долгой прогулки по недрам шахты Исайя подвинул аристократку как можно ближе к выходу и, всучив первую партию золота, крайне вежливо попросил её немедля поехать обратно домой, пообещав несомненно приехать в гости как только всё устаканиться и выработка станет стабильным процессом. Видеться с вдовой вновь мужчина был не намерен, но знать ей это было не нужно.       Подойдя к стене породы в главном тоннеле, блондин прошептал слова. Мимо проходящая пара инкубов, толкающая телегу, даже не обратила на то внимания, как и на то, что резко стена растворилась, открывая деревянную дверь в вырубленном помещении из дерева. Математик вошел внутрь, и стена вновь проявилась, закрывая истинное содержимое за собой. Внутри сидел за большим дубовым столом Дайон в окружении более-менее сносной мебели и нескольких шкаф, наполненных различными книгами и парой стеллажей свитков. Кроме него никто больше не знал как пройти в небольшую коморку, в которой в уединении и ночевал Исайя. — Ты самый странный маг из всех, кого я знал. — сказал дворянин, продолжая писать письмо при подаренной ему свечи, которая едва ли уменьшилась от жара. — Я опять услышу жалобу на то, что всё не так как надо? — недовольно фыркнул блондин садясь напротив старика и доставая из кожанной сумы карту с тетрадью — Вы спокойно щеголяли перед обычными людьми в сопровождении чародея, а тот и ухом не повел. Вероятность заражения равна нулю. Что-то я до сих пор ни от кого не услышал хотя бы "Спаси Господь" за небольшие амулеты, столь облегчающие жизнь. — Всем... все еще тяжело принять, что наша жизнь внезапно стала почти такой как прежде. — осторожно ответил Дайон — Женщины уже вовсю хотят запечь тебе что-то на ужин за снадобья, но кухня все еще слишком паршива для чего-то приличного.       Блондин, не ответив, расстелил перед дворянином павшей Лескатии карту известного мира, на которой уже было сделано несколько пометок. Вдобавок он положил поверх объемный список, взяв который, Лаперуз удивленно прокашлялся. — Как... Откуда... Да я половины слов таких не знаю! — Времени мало, так что я сразу начну рассказывать что мы будем делать дальше. Во-первых, я написал список вещей и материалов, которые мне будут необходимы для эксперимента. Часть нужного здесь в этих землях отсутствует, так что к вечеру мы его скорректируем, не думаю, что возникнут проблемы с добычей эквивалентов. Во-вторых через пару дней я сделаю пару важных небольших артефакта, они помогут если произойдет что-то неординарное. Ни в коем случае не теряй их и всегда держи их при себе. В-третьих, через неделю я отправлюсь в путешествие. Чтобы обеспечить нашу безопасность до той поры, когда я исполню часть своего уговора, и просто повысить шанс на успех, мне понадобиться найти пару катализаторов и кое-какой важный образец для... кхм, в общем, оно надо. Не знаешь где найти дракона? — С ума сошел? — пораженно спросил Дайон — Драконы это злобные, жестокие твари, жаждущие установить варварскую деспотию над человечеством. Если они как прочие монстры не горят ежедневной течкой, они, как их предки старины, желают завоевать как можно больше территорий. Нет ни единого шанса, что у тебя что-то выгорит. — Не сказал бы. — Исайя, водрузив ноги на край стола, закрепил пальцы за затылком — Когда-то давно мои коллеги по цеху имели дела с драконами. Разумеется, на ваших современных они не похожи абсолютно, но говорят, что эти создания вполне договороспособны, и польза от них огромна. Я лично знал одного мага, который успел поработать с последними из драконов на моей далекой прародине. — И что ты ему намерен предложить? — Кое-что особенное. — уклончиво ответил блондин, тыкнув пальцем на точку в карте, слишком хорошо знакомую для аристократа — Между делом мне придется проникнуть в сердце Лескатии, и я был бы признателен, если ты скажешь мне что-то полезное об нынешней обстановке. — Нет, это уже точно безумие! — с почти отеческой тревогой Лаперуз посмотрел на Исайю, чуть привстав — Что бы ты не был намерен сделать, я прошу тебя отказаться от этой затеи. Лескатия кишит мамоно, и более того, теперь там находиться четвертая дочь Повелительницы с примкнувшим к ней шабашем, не говоря о предавших человечество Героях и целой армии фанатичек. Ты пропадешь. — Если там нет свихнувшихся мудаков, одержимых всеобщей унификацией, и которые подглядывают за всем и каждым гражданином, то это не будет чем-то слишком сложным. Поверь, сир, я знаю что мне это по плечу. Ни одна куртизанка, даже будь она потомком назвавшего себя Богом существа, не смутит меня. Хотя мне и придется идти именно к такой.       Лаперуз хотел было вновь запротестовать, но Исайя оборвал его, выставив ладонь. Развернув тетрадь к нему, он показал сильно упрощенную схему, на которую начал показывать своим странным пером с нескончаемыми чернилами. — В магии существует Правило Подобия. — начал объяснять блондин — Можешь считать это чем-то вроде некогда оригинальной идеи выдающегося полководца, которого я вознамерился победить и превзойти, если проводить понятную тебе аналогию. Таковым является Повелительница, сломавшая устоявшиеся законы мира, как ты слышал. Итак, этот полководец имеет целый ряд своих учеников, коими истинно гордиться. Они прекрасно переняли его военное искусство, поражая одного врага за другим, не зная сомнений и абсолютно уверенные в том, что они никогда не будут знать поражения. И вот, я намерен победить их, сломать их в пыль, не оставить ничего, и так далее и тому подобное, неважно. Какой наиболее логичный путь для этого, кроме, разумеется, сумасшедшей, невероятно субъективной веры в собственные силы и умения, чего, откровенно говоря, не всегда хватает для победы? Изучить стратегию и тактику врага, раскрыть секреты его мышления, чтобы в решающий момент подловить его момент уязвимости и ударить в самое слабое место со всей силы. Именно за ними я и отправляюсь. Теперь понятнее? — Ты хочешь узнать секреты демонизации? — удивленно спросил Дайон, на что Исайя, будто старый наставник, довольно кивнул. — Не то чтобы. Никакого секрета как такого нет, мамоно заражают своей так называемой демонической энергией все что только им попадется на глаза. Но как именно проходит этот процесс? Почему демоническая энергия действует именно так? Что именно, в конце-концов, изменила в метафизических законах Белая Суккуба, что привело мир к его текущему состоянию? Именно это я и намерен выяснить. Для этого мне придется, вероятно, поговорить с Друэллой больше чем одну минуту, что уже является расточительством на женщину, но выбор не велик. Короче, она непосредственно связана с матерью, и обладает схожими с ней метафизическими свойствами. У меня нет времени на то, чтобы ехать аж в Маккай и пытаться вежливо расспросить саму Августейшую особу о события многовековой давности. Гораздо менее рискованно и не менее эффективно будет изучить её отпрыска. Она и ближе, и, как бы тебе не нравились подобные слова, знаки судьбы говорят что успех более вероятен именно в Лескатии.       Сама идея казалась Лаперузу чистейшим безумием, несмотря на то, что Исайя уже проявил нечто вроде настоящих чудес. Он не боялся порчи мамоно, и был эрудирован настолько, что легко находил выходы из казалось любых ситуаций, от вопроса взаимодействия с еще незараженными людьми или как справиться с приступами похоти среди их группы беженцев. В конце-концов, он даже сделал так, чтобы излучаемая ими демоническая энергия не выходила за рамки их изувеченных лилим тел. Но идти в центр павшего королевства для того, чтобы исследовать одну из могущественнейших тварей из известнейших врагов человеческого рода? Это в голове бывшего рыцаря не укладывалось. Не то, чтобы он понимал половины терминов, которые орудовал самый необычный в его жизни маг, но общую суть уловил. Он был готов немедля начать отговаривать совершенно хаотичного благодетеля, что мог внезапно сорваться и поехать куда-то без объяснений, от его путешествия, но вдруг Исайя резко встал, сосредоточенно посмотрев куда-то в угол потолка. — Кто-то летит сюда. — сказал он, подхватив сумку и резко пройдя на выход. Следом за ним прошел и Дайон, и вскоре они стояли в низине у входа. Сначала ничего не происходило, но затем инкуб заметил увеличивающуюся горошину в небе. Через некоторое время она стала достаточно близкой и различимой, чтобы пораженные беженцы затараторили и с крайним удивлением увидели, как некто приземлился прямо напротив закурившего Исайи, на чьем лице едва ли можно было найти намек на эмоцию. Лаперуз заметил, что маг зачем-то скрестил пальцы, держа руки за спиной. — Человек по имени Исайя, я пришла, дабы предать тебя божественному суду! — О, Верховная! — прошептал ему на ухо дворянин, чуть склонившись — Это же купидон, ангел Эрос! От этих жди беды!       Исайя, как показалось, скривил губы, но в остальном остался все так же хладнокровен. Он с крайним интересом осматривал существо, весьма теоретически отнесенное к семейству монстродев. Молодая девушка, одетая в крайне откровенную одежду, особого удивления не вызывала, если не принимать во внимание светло-розовые, приторные тона её тонких одеяний, уже ярко-розовые до отторжения волосы под нелепого вида беретом, который даже не подбит, и еще более нелепые стрелы, одна из которых была надета на тетиву абсолютно ублюдского по мнению Исайи лука. Никогда еще он не видел такого убожества в виде оружия, даже у... — Ты крайне мерзко ведешь себя, человек! — с легкой надменностью произнесла купидон, прервав ход мыслей мага гнусавым голоском — Потому я, Улиана, верная слуга и судья Богини Любви, пришла призвать тебя к ответу за твои злодеяния. Признаешься ли ты в том, что нагло и вероломно воспользовался искренними чувствами дев, чьи сердца столь жестоко разбил? — Погоди, ты че правда купидон? — Уже не находя сил сдерживаться, Исайя, прыснув, тихо захохотал. Хохотал перешел неприличный смех после того, как он перехватив пальцами сигарету, поправил очки. До того серьезный человек поменялся в лице, хохоча от неудержимого веселья. Мамоно и инкубы удивленно смотрели на своего благодетеля, в то время как посланница Эрос с возмущением и обидой глазела на ухватившегося за грудную клетку блондина, не останавливающегося смеяться. — Тут нет ничего смешного! — взвигнула ангел — Зачем ты это делаешь?! Твое наказание будет в разы хуже! — Нет, я не хотел... О Господи! Разодетый в кабарейскую шлюху купидон! — от очередного приступа смеха математик начал задыхаться, невольно проронив пару слезинок. Точно так же проронила пару слезинок и служительница Богини Любви, сконфуженно, чувствуя себя униженной. — Кхм, я не хотел никого оскорбить но... Мда. — пробормотал Исайя, затянувшись и вновь скрестив пальцы за спиной — Так что ты там хочешь? — Ты... — вяло и расстроенно произнесла Улиана, утирая слезы с ресниц — Ты клятвопреступник! Ты нарушил основополагающие догматы Эрос и должен за это заплатить! — Я не знаю никакой "Эрос" и никогда не был верующим его культа. — возразил мужчина с совершенным спокойствием — Я отдавал свою душу лишь одному Богу, и совершенно точно это не твой патрон. — Да какая разница?! — ангел вспыхнула свинцово-черной вспышкой глаз — Ты поступил плохо, нарушать обещания, данные девушкам, нельзя! Либо ты поклянешься на колене в том, что немедля найдешь всех обманутых дам и возьмешь их в жены или возместишь им ущерб так, как они того пожелают, либо ты встретишься с жесточайшим наказанием! Твое сердце будет стонать от жажды любви, которое оно будет обречено никогда не получить!       Исайя вновь чуть не загоготал, но прокашлялся, вновь поправив оправу. Почесав бороду, он перекатил сигарету во рту, задумчиво смотря на вторженца в его шахту. — Так вот оно что. Увы, здесь я бессилен. Видишь ли, некогда я уже поклялся в любви лишь одной.       Недоумение и замешательство купидона стало превалировать над её жаждой "правосудия", и она даже не нашла что возразить на этот раз, сжав убогий лук покрепче. Это было хорошо. Специально приняв как можно более грустную мину страдальца, будто изливая душу, Исайя продолжил рассказывать очередную невероятную историю того, почему он что-то где-то сделал именно так, а не иначе, а выбора дескать не было. — Это была самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо видел. — с протяжной тоской промолвил математик — Она была дочерью богатого, благородного представителя знати, а я не более, чем вшивая чернь, какой-то бродяга из толпы безродных крестьян, которому отец даже ничего не оставил после своей кончины. И тем не менее, я готов поклясться, что стоило нам лишь увидеть друг друга, и между нами тотчас пролетела искра. До того момента я не верил в любовь, но тогда осознал, что она и в самом деле существует.       "Ангел", увлекшись историей, в восхищении прижала изящные пальчики. Для пустоголовой идиотки у неё были на удивление прямые и тонкие пальцы, обычно в таком случае душонку бескультурной, вшивой деревенщины с завышенными ожиданиями выдает либо безвкусный маникюр, либо искривленные, уродливые фаланги. В каком-то смысле несправедливо, что мозг в столь прекрасном теле отсутствует. — Я дни и ночи стоял под окнами дома, в котором она жила с отцом, надеясь хотя бы мельком увидеть новый свет моей жизни. Увы, глава семейства не оценил моего порыва. Он сразу раскусил меня, увидев как я распеваю серенады, а его дочь с восторженным взглядом взирала вниз. Его слуги избили меня так, что казалось, я разучился ходить, и выкинули как псину в реку, но моя возлюбленная спасла меня в самый последний момент. Немедля мы разделили ложе...       Исайя чуть остановился, внимательнее приглядевшись к очередной жертве махинации. Улиана пропищала как мышь, услышав что пришло к физическому контакту. Чуть отведя голову в сторону, блондин заметил, что Лаперуз глядел на него и неё так, будто увидел двух солдат, запивших на посту и горланящих песни. В определенной степени впервые за определенное время Исайя испытал горячий стыд. Потому он решил закончить всё здесь и сейчас. — В общем, она умерла. — неловко прокашлявшись сказал он, на что купидон горько вздохнула — С тех самых пор умерла и моя любовь. Как бы прочие женщины меня не любили, я не могу любить их в ответ.       Слезы сочувствия покатились по слезам посланницы Эрос, а Исайя явственно прочувствовал раздражение. — Это так печально! — с сожалением произнесла она с утихающим плачем — Увы, я не могу чем-либо помочь. Богиня требует, чтобы ты, несчастный человек, нашел свою любовь. Я даю тебе год на то, чтобы ты смог привести свои дела в порядок и нашел мир и согласие со всеми, кого ты ненамеренно обманул.       "Господи, да когда уже эта проститутка свалит?" — недовольно подумал Исайя с каменным лицом — "Все бы отдал, чтобы кто-нибудь наконец выстрелил ей в рожу из..." — Но не беспокойся! — с неожиданным приливом радости сказала Улиана, став хоядчим воплощением беззаботного счастья — Даже если все те женщины, к которым ты придешь с примирением, отвергнут твое раскаянье, я подарю тебе свою любовь, и тогда твои печали исчезнут во множестве дочерей, которых ты мне подаришь.       Маг захотел стереть наглую мамоно в порошок. К счастью или сожалению та, послав ему воздушный поцелуй, взмыла в небо, и её экзекуция как минимум отложилась в дальний ящик. Смотря ей вслед с впервые проявленным гневом на его физиономии, плотно сжав челюсти. Дайон, подойдя к нему, резко положил ладонь на его плечо и чуть развернул к себе. — Почему ты как обычно не оспорил её требование? — с беспокойством спросил он — Теперь эта тварь едва ли от тебя отстанет. — Трахал я их требования. — Исайя аккуратно смахнул руку с плеча, бросая бычок под ноги и втаптывая в землю носком — Пусть их приходит даже целый десяток и даже сотня, их слова пустой звук. Они еще понятия не имеют, что меня легко потерять и невозможно найти, если я того пожелаю. — Господин Исайя, слишком опасно заигрывать с Божественным. — абсолютно серьезно заявил дворянин — Одно дело повести за нос тварей Падшей, но совсем другое её служанок и прочих сущностей не от мира нашего. А если еще сказанная вами байка является ложью, то когда они это раскусят, то беды будет не миновать.       С нотой отеческой заботы Лаперуз откровенно переживал о своем благодетеле. Этот факт несколько расслабил Исайю, и даже дал ему в столь редкие случаи искренне улыбнуться. — Не переживай, сир. — ответил математик, поправляя оправу очков — Что король, что Боги, я всегда найду выход. Как минимум свой уговор перед тобой я исполню.       Начался дождь, при том грозящий перейти в грозу, судя по надвигающемуся массиву облаков. Бригадиры начали спорить, чьи шахтеры сейчас же возьмут ведра и будут оставшуюся смену работать водоносами - отдельный ствол под отвод воды еще не прорубили. Исайя смотрел на грозовое небо с абсолютной, непоколебимой уверенностью. — Я не ищу у духов понимания, только подчинения.